"А что там?" - вдруг подумал он и замер.
Все эти люди, приехавшие на дорогущий спектакль на машинах, неужели им будет дело до каких-то там листовок?
Данил остановился как поражённый.
Он потратил листовки зря. Никто не захочет их читать. Всё напрасно.
Он хотел уже было забрать свои листовки обратно, отобрать их у людей, которым только что раздал, но было поздно. Все уже зашли внутрь.
От обиды чуть не заплакал. Но взял себя в руки.
И пошёл домой пешком. Мимо гостиницы Славянка и мимо Екатерининского парка - почти бегом от этого театра.
Но он был и горд за себя. Он был совсем один - без Димы - и смог это сделать.
Он точно знал одно - отец бы его поддержал.
Четверг
(Директор)
В школьной раздевалке душно и грязно. Она решётками отделена от коридора - и такое ощущение, будто в тюрьме. Все толкаются, смеются, ругаются. Выясняют отношения. Потом жизнь затихнет на время - но перед первым уроком особенно буйно.
Данил стоит с Олей, загородившись развешанными куртками.
- Ну что, в субботу? - Данил обнимает её.
От волос вкусно пахнет. Мягкие, длинные.
- Давай. Только я на ночь не смогу. Давай днём.
- Давай.
- А где? У меня родители.
- Я что-нибудь придумаю.
Так можно постоять ещё минут пять - потом прозвенит первый звонок, и все побегут.
Данил провожает Олю до её класса.
- В столовой встретимся, - она целует его в щёку.
Данил остаётся в коридоре. Сейчас прозвенит звонок на гимн. Но Данил не хочет идти. Стоять и смотреть на этого президента на стене. После митинга, после акции, после листовок.
Звонок звенит. Данил остаётся в коридоре.
- Бегом в класс, - мимо идёт куратор.
Он каждое утро обходит свои владения.
Данил с ненавистью посмотрел на него, но зашёл в кабинет. Сел.
Зазвучал гимн. Все встали.
Россия - священная наша держава,
Россия - любимая наша страна.
Могучая воля, великая слава -
Твоё достоянье на все времена!
Данил продолжал сидеть. И все постепенно стали смотреть только на него.
Музыка уже давно звучала - а Данил всё сидел, опустив глаза, и смотрел в пол.
От южных морей до полярного края
Раскинулись наши леса и поля.
Одна ты на свете! Одна ты такая -
Хранимая Богом родная земля!
Куратор подошёл к нему.
- В чём дело? Когда звучит гимн - мы встаём.
Данил встал. Куратор отошёл.
"Каждый день встаём как овцы, - думал Данил, - каждый день смотрю на этот портрет. Каждый урок. Хватит".
Президент по-прежнему висел на стене. Такой уже знакомый. Других президентов Данил не знал. Только этого. Данил вдруг подумал, что если бы этот президент вдруг умер, то людям бы ничего не сказали - и он продолжал бы висеть вот так на стенах.
"Может быть, уже давно правит кто-то другой. - Думал Данил. - А он всё висит. И все на него смотрят".
Данил посмотрел на Олега - тот стоял, вытянувшись во весь рост, в бардовом пиджаке.
От этого всего Даниле стало противно.
Музыка оглушала. Она звучала повсюду.
Широкий простор для мечты и для жизни
Грядущие нам открывают года.
Нам силу даёт наша верность Отчизне.
Так было, так есть и так будет всегда!
Данил не знал, что ему делать. И вдруг он сел.
- В чём опять дело? - окрикнул куратор, перебивая музыку. - Быстро встал!
- Нет, - сказал Данил.
- Вставай, - куратор закричал на Данила, но музыка стала громче. Он уже не мог её перекричать.
- Нет.
Куратор слегка коснулся мыском ботинка ног Данилы и хотел было силой поднять его - но это оказалось не просто. Данил не был особенно высоким и сильным, но он был в отца - и природное упрямство всегда делало его несгибаемым. И Данил не встал.
- Так и будешь сидеть?
- Да.
- Тогда поговорим по-другому.
А припев всё звучал и звучал.
Славься, Отечество наше свободное,
Братских народов союз вековой,
Предками данная мудрость народная!
Славься, страна! Мы гордимся тобой!
. . .
На следующем уроке зашёл директор.
Он очень редко появлялся. Только если происходило что-то страшное. Даже мелкие драки обходились без него. Директор был пожилой физик. Уроков он уже давно не вёл - с тех пор, как стал директором. Сейчас в его власти находились все школы района, объединённые в один комплекс, но постоянно он сидел здесь - именно в этой школе проработал всю жизнь.
- Ну и кто здесь устроил сидячую забастовку? - он любил шутить.
Все переглянулись.
Данил молча встал. Он ещё ни разу не был в кабинете директора.
- Сядешь или постоишь? - директор продолжал шутить уже в своём кабинете.
Данил не боялся отчисления или чего-то ещё. Он только не хотел, чтобы звонили матери.
Сел напротив директора.
- И чем тебе гимн не угодил? - спросил он, - музыка не нравится?
- Гимн не при чём. Музыка нормальная.
- А что тогда?
- Ничего.
- Ты, смотрю, не особо разговорчивый.
Директор встал и прошёлся по кабинету. Выглянул в окно.
Данил рассматривал бумаги на столе. Их было море. Приказы, заявления. Всё в таком беспорядке, что удивительно - как он работал.
- Что же тебе не нравится тогда? - спросил директор.
Данил решил молчать, словно он на допросе.
- Будешь молчать - далеко мы не уйдём. Не матери же звонить.
Этого Данил боялся и не хотел.
"Так, наверное, и делают на настоящих допросах, - думал он, - пугают родственниками".
- Всё нравится, - сказал Данил.
- Всё, значит? - переспросил директор.
- Всё.
- И порядки?
- И порядки.
- И президент?
- И президент.
- А что же тогда не встал?
Данил опять молчал.
Директор отошёл от окна и наклонился над Данилом.
- Ты мне брось тут в молчанку играть. Или я спрашиваю или комиссия по делам несовершеннолетних. Слышал о такой? Мать прав лишать будем?
- Мать не трогайте. Она не при чём.
- А что тогда?
- Ничего. Я вставать не обязан. Этого в уставе школы не написано. Включайте, если нравится. А мне - нет.
- Устав вспомнил! - Директор опять отошёл в сторону.
И смотрел на Данила уже издали, как на опасного преступника или сумасшедшего.
- То есть, вставать не будешь?
- Нет.
Данил набрался смелости и посмотрел на директора. Старый уже, морщины во весь лоб. Глаза усталые.
- Ты, Данил, ошибаешься очень сильно. - Сказал он. - Под эти слова люди на войну шли и побеждали, и умирали. Родину любить надо.
Данил усмехнулся. Как-то наивно это всё прозвучало - точно советский фильм про следователя Жеглова, который отец часто пересматривал.
Только время сейчас не то, другое - и Данил не понимал, но чувствовал, что не то говорит директор. Не то и не так.
- Я родину люблю, - сказал Данил.
Сказал так же твёрдо и грубо, как Жеглов говорил своё знаменитое: "Вор должен сидеть в тюрьме". Отчеканивая каждое слово.
- А против чего же ты протестуешь тогда?
- Против... - Данил задумался. Он опять не мог сформулировать то, о чём думал уже очень давно. Ещё даже до того, как встретился с Димой. До того, как нашёл эту группу Вконтакте. До того, как пошёл на первый митинг и на первую акцию. До того, как сам поехал раздавать листовки. До всего этого. И вдруг нашёл слово. - Против государства.
- Госудааарства, - протянул директор, - ах, вот оно что! Государство! А что такое государство? Дядя в Кремле? Он?
Директор кивнул на знакомый портрет на стене и сел на своё место во главе длинного стола.
Данил молчал. Он именно так и думал. Дядя в кремле. Он. И отец всегда обвинял этого дядю во всём, что происходило вокруг. Сначала одного. Потом другого. Потом - того, кто висит сейчас в каждом классе. И у директора тоже.
- Я много кого видел. - Сказал директор. - Я в этой школе всю жизни. Мне тут каких только гимнов не включали. И Советский. "Союз нерушимый" слышал?
Данил кивнул.
- Вот. Потом в 90-е годы. Гимн без слов был. Мы его "песня без слов" называли. Теперь вот этот. И под все вставал. Под все. Понимаешь? Под все. - Директор сжал кулак. - Вот оно, государство. Скажет, на войну - пойдёшь. Скажет - сесть. Сядешь. Скажет - встать - встанешь. Вот что такое государство.
Данил смотрел на кулак директора. Он не казался твёрдым или сильным. Но всё равно пугал.
- Я в своё время в Афгане работал. Знаешь, где это?
Данил кивнул.
- В мусульманской школе. Физику вёл. По-русски дети говорили, но жили по своим законам. И ты с ними живёшь. И все их праздники проживаешь вместе с ними. Про Рамодан слышал?
Данил опять кивнул.
- Ну вот. Ночью поел - и весь день от рассвета до заката - ни воды, ни еды. Пост. Хоть ты атеист, хоть ты коммунист, хоть ты кто. А соблюдаешь. Уважаешь. Вот что такое государство. И порядок был. Пятьдесят человек в классе мальчиков - а хоть бы кто пикнул. А у вас что? Один в школу не ходит, другой экзамены покупает, а третий демонстрации устраивает. Это порядок?
- Зато никто не врёт, - сказал Данил, - и не скрывается. И не боится.
- А может, ты - оппозиционер?
Данил вздрогнул от этого слова.
Так вот кто он. Оппозиционер. Он повторил про себя. Он не смог бы его написать - не знал, как точно пишется. Сложное слово. Но он слышал его много раз. Оппозиционер.
Но оппозиционеры - не здесь. Они - в тюрьме, под следствием. Они - вне закона. Как он может быть им?
И всё-таки - неужели - это он.
Оппозиционер.
- А мать тебе не жалко? - директор всё не отпускал Данила.
- А что - мать?
- Ну что - из школы тебя выгонять, из института тоже. Ты, кстати, куда поступаешь?
- Не знаю.
- Значит, в армию пойдёшь. Ну, в армии придётся вставать.
- Вы только насилием всего добиваетесь. Пугаете. Выгонят, армия. Выгоняйте. Я не боюсь.
Директор пристально посмотрел на Данилу.
- Я боюсь, - сказал директор.
- Вы? - тут уже Данил посмотрел на него, - вы-то что?
- Ну как что? А если все так, как ты? Представляешь, что в школе будет? Ты не встанешь, потом весь класс не встанет. Потом вся школа. И начнётся. Сначала ты сядешь, потом Игорь Александрович сядет, потом я сяду. Ты-то станешь мучеником за идею, напишешь в Интернет свой. А я что? Меня как директора куда? На Лубянку? Ты знаешь, что такое Лубянка? Рассказывали вам на истории?
- Рассказывали.
- Ну вот. Мы там с тобой и встретимся. Только ты - добровольно. А я - принудительно. У тебя девочка есть?
Данил молчал.
- И что - она тоже... такая же?
Данил молчал.
- Ну вот. Что же, ты будешь революцию делать, а она с тобой по колониям мотаться?
Данил молчал. Оппозиция. Революция. Колония. Теперь это были другие слова.
Оля.... Про Олю он не подумал. Что мать будет переживать - это понятно. Но Оля. Оля - это другое.
- У тебя вроде отца нет? Одна мать? - спросил директор.
- А какое это имеет значение?
- А что с отцом?
- Умер.
- Пил?
- Нет.
- А мать где работает?
- В журнале написано.
- Можешь и не говорить. Без тебя всё знаю. Денег у тебя немного, живёте одни. Помогать некому. Всё знаю и так. И без журнала. Тебе твои друзья не помогут. Никто им не помог, когда... - директор не договорил.
Но Данил понял - что "когда"... Сам про это шёпотом говорил Диме.
- Иди, Данил, погуляй, подумай. Но чтобы больше не выкидывал этих штук, понял?
Данил встал.
- А знаешь, что смешно, - сказал вдруг директор, - я, когда в Афгане работал, то у них так было. Пятьдесят человек в классе сидят. Но мимо рядов ходит надзиратель с хлыстом. И если кто из них голову поднимет - он его этим хлыстом и лупит. Вот такой порядок. Такое государство. У вас ещё ничего.
Данил ничего не ответил и вышел.
У кабинета уже стояли одноклассники. И среди них Олег.
- Ну что? - спросили все.
- Ничего.
- Родителей вызовут?
- Нет, ничего не будет.
Данил попытался протиснуться сквозь толпу парней.
Все расступились, кроме Олега.
- Ты что, идиот? - сказал он в спину. - Нам экзамены сдавать. Ты нам уроки срываешь. Не дай бог у меня балы будут низкие. Отец сказал - грохнет.
Данил остановился. Олег смотрел прямо на него. Казалось, он его ударит. Но он отступил.
Пятница
(Артём)
По пятницам Артём в школу не ходил. В пятницу и в выходные много работы - и Артём сидел безвылазно в шиномонтаже.
Данил зашёл вместо школы к нему.
- Ты чё не в школе? - спросил Артём.
Данил махнул рукой. Рассказывать про всё не хотелось.
- Может, покурим? - спросил он.
- Пойдём.
Шиномонтаж, где работал Артём, был в самой плохой части района. На окраине - около железнодорожных путей. Обычно там никто никогда не гулял. Иногда оттуда слышался лай собак и ругань. Все - и люди, и звери - выясняли отношения именно там. Шум поездов заглушал всё - и можно было устраивать драки и не бояться, что кто-то увидит или услышит.
Отец рассказывал Даниле, как в 90-е годы здесь собирались компании и делили территорию района. И как отец Олега именно тогда и именно здесь забрал себе одну из качалок, принадлежавших кому-то другому. Как именно забрал - отец не рассказывал. Но было и так понятно. И Данил, когда бывал здесь, с опаской смотрел на холм перед железнодорожной линией - где можно было зарыть всё, что угодно.
- Слушай, - сказал Данил, когда Артём закурил, - у тебя квартиры свободной нет на выходные?
- А тебе зачем?
- Надо.
- Для Оли?
- Да.
- Для Оли нет. Ей же нормальную надо.
- Наверное.
- Нормальной нет. Развал только. Бомжатники. С девкой зависнуть можно. С Олей - нет. Ты сними на сутки. Мы снимаем с парнями, если надо затусить с нормальными девчонками.
- А сколько это?
- Рубля два.
Два рубля - это значит, две тысячи. Артём почему-то говорил только так. Точно принижая важность такой большой суммы.
- А где я возьму? У меня нет.
- А мать?
- А что я скажу? Да и не хочу я у матери.
- Одолжи у нас. Четыре смены - и отдашь.
Данил смотрел на ров - какой-то мужик, хромая, переходил пути. Грязный весь, лохматый. Или бомж, или пьяный просто.
- Слушай, а тебя устраивает вот так? - спросил Данил.
- Как - так? - не понял Артём.
- Ну вот так. Целый день работаешь. Не учишься толком.
- Ну что делать.
- А что, родители не помогают что ли?
- Ну ты чё, не знаешь?
Данил знал, конечно. Все знали. Артём был приёмный. Льготник, как его называли в школе. Поэтому не мог ничего просить. Его и в десятый класс взяли, потому что льготник.
Родная мать отказалась от него - она жила недалеко. До сих пор живёт. Ей было семнадцать, когда она родила Артёма. И вскоре отдала в детдом.
Перед первым классом его взяла бабушка, мать родного отца - пожалела. Сам отец сел в тюрьму на семь лет - да так оттуда и не приехал.
Его Артём никогда не видел и не знал. А мать иногда встречает. Сейчас уже реже - избегает тех мест. А когда был маленький - видел часто. Она уже вышла замуж, родила ещё одного ребёнка. И часто ходила гулять с коляской и новым мужем. Но Артёма или не узнавала, или делала вид.
В классе пятом он следил за ней. Шёл попятам, доходил до её подъезда. Но она никогда не оборачивалась. Уходила молча домой. Он ещё стоял какое-то время. Ждал. Смотрел. Но она не выходила.
Однажды вышел её муж - отец нового малыша в коляске.
- Тебе чего надо? - сказал он Артёму.
- Ничего, - Артём растерялся.
- Ну так и вали. Чего ты ходишь?
Артём отвернулся и хотел уйти. Отошёл немного. Но обернулся. Взял камень - и кинул вслед этому мужику. Попал в спину - мужик был огромный, и легко было попасть.