- Мам, ну не надо. Ну никто не умрёт. Всё будет нормально. Ну подумаешь, листовки раздал. Ну никто даже не видел.
- Но зачем тогда?
Данил сжал руки в кулаки и сказал, отчеканивая слова то, что пытался сформулировать уже давно:
- Я не хочу так жить.
- Как - так?
- Жить и постоянно бороться. Вкалывать за копейки на какого-нибудь богача. Как отец. Пока кто-то будет воровать и жить хорошо. И как Артём - не хочу. И нечестно жить тоже не хочу. И как Олег - не хочу.
- А как хочешь?
- Хочу, чтобы все были равны. Чтобы у всех всё было одинаковое. Чтобы один не жил вот здесь, - он развёл руками, - а другой - там, - он показал куда-то за окно, - чтобы все жили одинаково.
- Но это невозможно.
Данил отвернулся и заметил, что ящик стола открыт. Мама достала все листовки - и теперь в ящике видна большая фотография отца.
Данил достал её. Отец - ещё молодой. Ещё до Данилы. И даже до мамы.
- А как я - ты тоже не хочешь?
Данил посмотрел на маму. Одна. Всю жизнь одна. Всю жизнь на работе. С отцом особо не разжиться было. Не погулять. Ни в кино, никуда. Суровый и мрачный. Жила для него. И он - Данил - такой же. И теперь весь остаток жизни работать - и всё для него. Чтобы он жил, учился, гулял.
- Обещай, что больше не пойдёшь туда, - сказала мама. - Мы найдём денег на институт. Накопим.
Данил смотрел и молчал.
. . .
Люди сегодня пришли разные. Старики. Они стояли под красными флагами. На одном из плакатов было написано - "Дождёмся? Мне 77". Его держала женщина - не такая старая, как говорил её плакат.
Были средних лет - они шли с краю. "Сегодня моё место - здесь".
Были и молодые. Но не такие, как Данил и Дима. Старше. Они стояли под разными флагами. И чёрными, и жёлтыми, и красными. "Свободу политзекам", "Мы хотим жить". Кто-то был в маске Гая Фокса.
Но были другие. И их было много. Они не шли под чужими флагами. Они несли свои. Они не кричали лозунги. Они пели песни. Они шли весело. И Данил был среди них. Но чего они хотели? Они ещё не работали, толком не учились. Не думали о квартирах, детях и пенсиях. Чего хотели они?
И вдруг над всеми раздалось:
Тошно душе среди равнодушных стен,
Холод-клише, сумерки перемен,
Они за столом поют что-то про свой уют
В сытую ночь к чёрному дню...
Серая ночь, в окнах дымит рассвет,
Солнце взойдет, а может быть больше нет,
Ночь без любви, пусты между людьми мосты,
Нет ничего, есть только ты...
Свобода, свобода, так много, так мало,
Ты нам рассказала, какого мы рода,
Ни жизни, ни смерти, ни лжи не сдаёшься,
Как небо под сердцем в тоске моей бьёшься...
Тёмный подъезд, ещё одного ко дну,
Кровь на полу, капля за каплей в нас
В этой ночи она - рваная та страна
Сгребает золу остывающих глаз...
Серая речь в тёмном больном окне,
Сдаться и лечь, в серую ночь во мне,
Нет не могу, прости, в мёртвую жизнь врасти,
Нет, не она в этой горсти...
Свобода, свобода, так много, так мало,
Ты нам рассказала, какого мы рода,
Ни жизни, ни смерти, ни лжи не сдаёшься,
Как небо под сердцем в тоске моей бьёшься...
Свобода, свобода...
То, что он не мог понять и сформулировать, он вдруг ясно увидел в толпе самых разных людей. В смешавшихся флагах. И в словах, звучащих над всеми этими людьми.
Россия будет свободной.
Но что это - свобода?
Данил шёл в колонне. Люди постоянно что-то выкрикивали - и он выкрикивал вместе с ними. Иногда он ужасно радовался, что оказался здесь. Чувствовал, что он словно дома, среди своих. Не так, как в школе или у Артёма на работе. И даже не так, как с мамой или с Олей. Он был среди тех, кто его понимал. Так ему казалось.
И за всем этим неотступно следили другие - люди в форме.
Их было очень много. Гораздо больше, чем в Марьино. И они стояли напряжённо, молча, не переглядываясь и не переговариваясь.
Руки за спиной, на боку - дубинки, на голове - каски.
Данил знал, что они могут стрелять по толпе, если начнутся беспорядки. Стрелять без предупреждения.
И посматривал вокруг.
Бежать было некуда - кругом люди. Вокруг - двойные железные заграждения.
Шли уже два часа. Останавливались, чтобы выкрикнуть лозунг. И потом шли дальше.
И вдруг остановились надолго. Выкрикнули лозунг. Один, другой. Но дальше не двинулись. Толпу словно заклинило.
- Что такое? - спросил кто-то.
- Не знаю. Сейчас гонца пошлём.
Толпа никуда не шла. Огромная толпа людей остановилась и стояла без движения.
Это означало только одно - впереди что-то случилось.
Послать гонца - это найти того, кто проберётся через толпу, ставшую из-за остановки плотной, в самое её начало и выяснить, что случилось.
Дима вызвался сбегать. С ними пошли ещё ребята.
Но протиснуться сквозь такой строй - нелегко.
- Что будем делать? - спрашивали друг у друга все.
- Сидеть и ждать.
Кто-то действительно сел на асфальт.
Кто-то стал петь песни.
Данил отошёл в сторонку. Теперь он остался один.
Люди немного притихли - устали от лозунгов. Хотелось движения, а его не было.
Гонцы вернулись через час. Димы не было.
- Не пускают на сцену, - сказали они тихо, но Данил был рядом и услышал, - перекрыли сквер, не дают аппаратуру, закрыли улицу.
Люди, кто тоже был рядом, резко ожили.
- Как в тот раз, - послышалось в толпе.
- И что будут делать? Опять сидячую забастовку?
Люди уже с ненавистью смотрели вокруг.
- Сколько можно! Даже выступить не дают.
- Да всё понятно. Никто и не даст.
- Повторяется Болотная...
- Болотная, - эхом прокатилось по толпе.
Повисла тишина. Хвост толпы, ещё по инерции двигающийся вперёд, стал напирать на тех, кто уже остановился, прижимаясь к ним теснее. Данилу вжали в чужие спины.
- Остановитесь! Куда вы идёте? - стали кричать люди в толпу.
Но их никто не слушал - и продолжал напирать.
Начало толпы по-прежнему никуда не двигалось - и люди сжались плотнее.
У одного из тех, кто шёл рядом с Данилой, оказался мегафон - и над всей толпой раздалось:
- Никуда не двигаемся! Оставайтесь на месте! Не напирайте вперёд!
Толпа вдруг замерла.
- Что вы творите? - крикнули в сторону полицейских, стоящих за заграждениями по двум сторонам толпы, - как можно перегораживать сейчас улицу?
Но впереди явно что-то начинало происходить.
Данил пытался разглядеть поверх голов людей. Но видел только массу. И впереди, и сзади. Повсюду. Только по бокам - двойное железное заграждение и полицию в касках, с щитками и дубинками.
Отступать было некуда.
В толпе начались недовольные крики. Иногда - в сторону полиции.
- И что теперь? Так и стоять?
Люди то шли вперёд, теснее прижимаясь друг к другу, то останавливались.
Опять начали кричать в мегафон:
- Остановитесь! Не надо идти вперёд! Не надо никуда идти!
Если бы сейчас началась давка - тысячи людей просто задавили бы друг друга.
- Надо идти назад, - наконец сказал кто-то.
- Идите назад! - крикнули в мегафон, - все идём назад!
Но назад никто не пошёл.
- Назад? - возмущались люди, - это что, провокация? Никто не пойдёт назад.
И толпа стала напирать ещё.
- Тогда стоим на месте!
И все опять остановились. Только этот голос, раздававшийся над толпой, как-то сдерживал её.
Люди стали облокачиваться на заграждения. Если бы они были одиночные - люди бы снесли их. Но заграждения были двойные - и полиция, отгороженная от людей щитами, стояла чуть дальше и пока просто смотрела на всё.
- Что они хотят? - раздавалось по толпе как эхо, - почему мы не движемся?
- Площадь перекрыта, - гонцы, посланные ещё раз вперёд и назад, вернулись, - Болотная перекрыта. Двойной кордон. Не пройти.
Человек с мегафоном опустил руку и сказал тихо, как только мог:
- А митинг?
- Сорван, - так же шёпотом сказал гонец.
- Сзади тоже всё перекрыто, - добавил второй.
- Что значит перекрыто?
- Хвост отрезан. Сюда никого не пускают и не выпускают.
- И что это значит?
- Они хотят, чтобы мы стояли здесь и ничего не делали. Потом скажут, что митинг не состоялся, что нас кинули, что расходимся. Согласованное время до семи. В семь часов начнут вязать.
- Ясно. Что делать?
Они осмотрели толпу. Люди бы не ушли, даже если бы открыли выход. Это было понятно с самого начала. Может, поэтому их и закрыли на Якиманке, не дав дойти до Болотной.
Активист снова взял мегафон.
- Вход на площадь перекрыт. Болотная перекрыта. Митинга не будет. Шествия не будет. Организовываем пикеты.
- Какие пикеты? - кричали люди, - где наша оппозиция? Где наши лидеры?
- Ещё немного и начнут прорывать, - активист опять опустил мегафон.
- А потом скажут о беспорядках. Это провал.
- Это война.
Данил услышал над собой шум - вертолёт летал прямо над ними.
- Газ! - крикнул кто-то, - они распыляют газ!
Кто-то закричал, кто-то побежал вперёд.
- Никакого газа нет! - кричал парень в мегафон, - всё нормально! Просто стоим здесь!
Но просто стоять никто не хотел.
- Мы не уйдём! - теперь скандировали люди.
- Мы здесь власть!
- Под суд! Под суд! Под суд!
- Позор! Позор! - кричали в лица полицейских.
- Долой полицейское государство!
От Калужской площади до Болотной по Большой Якиманке стояли люди. На два километра. Люди, запертые со всех сторон, скандирующие лозунги и не собирающиеся уходить.
- Мы здесь власть! Мы здесь власть!
- Холуи!
- Позор! Позор!
- Ночь на асфальте! Ночь на асфальте!
- Вы предатели народа!
- На Болото! На Болото! На Болото!
- Стоим спокойно! - орал мегафон, - не надо драться! Не надо провокаций!
Призывать стоять спокойно в этом замкнутом пространстве, полном ненависти, было бесполезно. И Данил испугался. Он был среди них - и чувствовал всю эту ненависть. Димке бы понравилось. Он бы точно отличился. Но Димка исчез где-то в толпе. Не вернулся. Может быть, он на баррикадах - как и хотел.
Что делать дальше - не понятно.
С той стороны - город. Здесь - оппозиция. Там, дальше, за Болотной - Кремль. И между ними - люди в касках, отгородившиеся щитами.
- На Кремль! - крикнул кто-то, - впереди Москва!
- На Кремль! - тут же подхватили люди. - Это наш город! Это наша страна! Кремль будет наш!
- Идём вперёд! Прорываем оцепление!
И вся эта тысячная толпа двинулась вперёд.
- Не надо идти вперёд! Там всё перекрыто! Стоят автозаки! Остаёмся на месте! - кричал мегафон.
Но его уже никто не слушал.
Масса двинулась.
Данил прижался к какой-то спине.
- Держись, парень, прорвёмся, - сказал ему кто-то.
Данил слышал, что толпу не остановить. И он не сопротивлялся. Он шёл вместе с ними - хотя он понимал, что впереди - не Кремль. Впереди - ОМОН.
- Цепь прорвали! - крикнул кто-то.
И тут же пронеслось по толпе.
- Оцепление прорвали! Площадь свободна! Площадь наша! Россия будет наша! Россия будет свободной!
- Бросаем Болотную! На Кремль!
- Кремль будет наш!
- Россия будет наша!
- Мы не уйдём!
Даниил понимал, что впереди что-то происходит. Толпа стала двигаться быстрее, несмотря на то, что вся улица, а по ширине она была в четыре автомобильные полосы, была заполнена людьми.
- Вы предатели народа! - люди уже кричали полиции, стоящей сбоку.
Они уже встали плотнее, чтобы люди не перелезали через заграждение. Но пока никто не пытался.
Все хотели вперёд.
- Там не пройти! Там люди! - кричали в мегафон уже несколько человек.
Данил понимал, что если и прорвали цепь ОМОНа, то так быстро толпа не разойдётся по площади.
Да и ОМОН не будет спокойно на это смотреть.
Понимал это не только Данил.
Но всем, казалось, наплевать. У них у всех появилась цель. И это цель - бежать вперёд.
- Кремль будет наш! - скандировали люди. - Власть будет наша!
Все эти флаги - красные, чёрные, оранжевые - все эти маски - Гая Фокса, чёрные повязки до глаз, цветные колготки на лицах - все они вдруг объединились под одним лозунгом, который не был написан на их плакатах. Его только что выкрикнули.
- Кремль будет наш! Кремль будет наш!
И люди шли вперёд.
Но снова остановились.
- Цепь замыкают! - кричали люди, - нас хотят рассечь на группы и винтить по одиночке! Это война! Нам объявлена гражданская война! Мы окружены ОМОНом! Они защищают не нас! Они защищают их! Они предатели народа! Впереди наши ложатся на асфальт! Мы не сможем прорваться и помочь им! С нами правда!
Никто не видел, что происходит впереди, но было ясно, что людей опять отрезали от площади.
Наконец, люди, словно под действием какого-то несказанного слова, повернулись не вперёд, а в стороны. Туда, где всё это время стояли солдаты. Они стояли уже плотной линией. За двойным заграждением.
Данил развернулся тоже. Точнее, развернулся вместе со всеми, потому что сопротивляться сейчас толпе было так же страшно, как прорывать цепь.
Несколько секунд они смотрели друг на друга - люди, замкнутые в этой дикой страшной давке, и полиция - охраняющая их от всего города.
- Пустите людей! - сказал кто-то в мегафон. Сказал не своим, страшным голосом, полукриком, полушёпотом, - уберите заграждения!
Полиция не шелохнулась.
- Кто у вас главный? Кто отдаёт вам приказы? Мы хотим переговоров!
Они молчали.
- Переговоров не будет, - сказал он и опустил мегафон, - ничего не будет.
Тогда они с криками бросились друг на друга.
Люди и полиция. Они смешались - и цветные спины людей было уже не отличить от серо-чёрных спин полицейских.
Данилу отбросило в сторону - он отлетел, но удержался на ногах. Он понимал, что если упадёт - это конец. И он старался протиснуться подальше - вперёд или назад - всё равно - сейчас было важно уйти подальше от всех.
- Долой полицейское государство!
- Вы предатели народа!
- Они бьют свой народ!
- Откройте заграждения!
- Мы не отступим!
- Фашисты! Фашисты! Фашисты!
- Газ!
Раздался женский визг.
Данил протискивался сквозь людей. Он уже не понимал точно - куда.
Стало тяжело дышать, казалось, что, и правда, пустили газ.
Люди залезали на заграждения, перелезали через них, отбрасывали, словно щепки. Они пытались прорваться.
- Сюда! За мной!
Кому-то удалось прорвать цепь.
Тогда полиция стала окружать людей группами, выхватывать по одному и оттаскивать в сторону.
Люди кричали. Женщины визжали.
- На обочину! Кладите на обочину! - это уже были голоса не толпы. Это была полиция.
- Успокойтесь! Расходитесь! - кричал в мегафон уже омоновец.
- Не надо драться! Просто прорывайтесь! Сюда идут люди! Это наши!
Но уже сложно было понять - где наши. И кто есть кто.
- Бей народ! - скандировали люди. - Бей свой народ! Холуи! Предатели! Фашисты! Вешать!
- Расходитесь!
- Бей! Бей! Бей!
Рядом с Данилой упало древко с флагом. Белая звезда на красном фоне. И чёрные слова, которые Данил уже не мог разобрать.
Крики были повсюду. Кому-то удалось прорваться и вырваться сквозь двойную блокаду.
Кто-то уже лежал на асфальте. Кто-то пытался перелезать через заграждение. Кто-то прорывался вперёд. Кто-то назад.
- Пробита голова! Расступитесь!
Молодой парень оказался зажатым между двумя заграждениями. С одной стороны на него давила полиция, с другой - люди. Его рука вся в крови торчала в решётке.
- Снимайте с них шлемы и надевайте на себя!
- В атаку на свой народ!