As they were running close to the headland east of the bay, Peter Blood returned to the Colonel, who, under guard and panic-stricken, had dejectedly resumed his seat on the coamings of the main batch.	Корабль проходил уже неподалеку от мыса в восточной части бухты, когда Питер Блад подошел к полковнику, уныло сидевшему на крышке главного люка.
"Can ye swim, Colonel?"	- Скажите, полковник, вы умеете плавать?
Colonel Bishop looked up.	Бишоп испуганно взглянул на Блада.
His great face was yellow and seemed in that moment of a preternatural flabbiness; his beady eyes were beadier than ever.	Его большое лицо пожелтело, а маленькие глазки стали еще меньше, чем обычно.
"As your doctor, now, I prescribe a swim to cool the excessive heat of your humours." Blood delivered the explanation pleasantly, and, receiving still no answer from the Colonel, continued: "It's a mercy for you I'm not by nature as bloodthirsty as some of my friends here.	- Как врач, я прописываю вам купание, чтобы вы остыли, - с любезной улыбкой произнес Блад и, не получив ответа, продолжал: - Вам повезло, что я по натуре не такой кровожадный человек, как вы или некоторые из моих друзей.
And it's the devil's own labour I've had to prevail upon them not to be vindictive.	Мне дьявольски трудно было уговорить их забыть о мести, впрочем, совершенно законной.
I doubt if ye're worth the pains I've taken for you."	И я склонен сомневаться, что ваша шкура стоит тех усилий, которые я на вас затратил.
He was lying. He had no doubt at all.	Никаких сомнений у Блада не было.
Had he followed his own wishes and instincts, he would certainly have strung the Colonel up, and accounted it a meritorious deed.	Ему приходилось сейчас лгать, ибо если бы он поступил так, как ему подсказывали ум и инстинкт, то полковник давно уж болтался бы на рее, и Блад считал бы это справедливым возмездием.
It was the thought of Arabella Bishop that had urged him to mercy, and had led him to oppose the natural vindictiveness of his fellow-slaves until he had been in danger of precipitating a mutiny.	Но мысль об Арабелле Бишоп заставила его сжалиться над палачом, вынудила его выступить не только против своей совести, но и против естественной жажды мести его друзей-невольников.
It was entirely to the fact that the Colonel was her uncle, although he did not even begin to suspect such a cause, that he owed such mercy as was now being shown him.	Только потому, что полковник был дядей Арабеллы, хотя сам Бишоп и не подозревал этого, к нему была проявлена такая снисходительность.
"You shall have a chance to swim for it," Peter Blood continued.	- Вам придется немножко поплавать, - продолжал Блад.
"It's not above a quarter of a mile to the headland yonder, and with ordinary luck ye should manage it.	- До мыса не больше четверти мили, и, если в пути ничего не произойдет, вы легко туда доберетесь.
Faith, you're fat enough to float.	К тому же у вас такая солидная комплекция, что вам нетрудно будет держаться на воде.
Come on!	Живей!
Now, don't be hesitating or it's a long voyage ye'll be going with us, and the devil knows what may happen to you.	Не медлите! Иначе вы уйдете с нами в дальнее плавание, и только дьяволу известно, что с вами может случиться завтра или послезавтра.
You're not loved any more than you deserve."	Вас любят здесь не больше, чем вы этого заслуживаете.

Colonel Bishop mastered himself, and rose.	Полковник Бишоп овладел собой и встал.
A merciless despot, who had never known the need for restraint in all these years, he was doomed by ironic fate to practise restraint in the very moment when his feelings had reached their most violent intensity.	Беспощадный тиран, который никогда и ни в чем себя не сдерживал, сейчас вел себя, как смирная овечка.
Peter Blood gave an order. A plank was run out over the gunwale, and lashed down.	Питер Блад отдал распоряжение, и поперек планшира[33] привязали длинную доску.
"If you please, Colonel," said he, with a graceful flourish of invitation.	- Прошу вас, полковник, - сказал Блад, изящным жестом руки указывая на доску.
The Colonel looked at him, and there was hell in his glance. Then, taking his resolve, and putting the best face upon it, since no other could help him here, he kicked off his shoes, peeled off his fine coat of biscuit-coloured taffetas, and climbed upon the plank.	Полковник со злобой взглянул на него, но тут же согнал с лица это выражение. Он быстро снял башмаки, сбросил на палубу свой красивый камзол из светло-коричневой тафты и влез на доску.
A moment he paused, steadied by a hand that clutched the ratlines, looking down in terror at the green water rushing past some five-and-twenty feet below.	Цепляясь руками за ванты[34], он с ужасом посматривал вниз, где в двадцати пяти футах от него плескались зеленые волны.
"Just take a little walk, Colonel, darling," said a smooth, mocking voice behind him.	- Ну, еще один шаг, дорогой полковник, -произнес позади него спокойный, насмешливый голос.
Still clinging, Colonel Bishop looked round in hesitation, and saw the bulwarks lined with swarthy faces - the faces of men that as lately as yesterday would have turned pale under his frown, faces that were now all wickedly agrin.	Продолжая цепляться за веревки, Бишоп оглянулся и увидел фальшборт[35], над которым торчали загорелые лица. Еще вчера они побледнели бы от страха, если бы он только слегка нахмурился, а сегодня злорадно скалили зубы.
For a moment rage stamped out his fear.	На мгновение бешенство вытеснило его страх и осторожность.
He cursed them aloud venomously and incoherently, then loosed his hold and stepped out upon the plank.	Он громко, но бессвязно выругался, выпустил веревки и пошел по доске.
Three steps he took before he lost his balance and went tumbling into the green depths below.	Сделав три шага, Бишоп потерял равновесие и, перевернувшись в воздухе, упал в зеленую бездну.
When he came to the surface again, gasping for air, the Cinco Llagas was already some furlongs to leeward.	Когда он, жадно глотая воздух, вынырнул, "Синко Льягас" был уже в нескольких сотнях ярдов от него с подветренной стороны.
But the roaring cheer of mocking valediction from the rebels-convict reached him across the water, to drive the iron of impotent rage deeper into his soul.	Но до Бишопа еще доносились издевательские крики, которыми его напутствовали ссыльные повстанцы, и бессильная злоба вновь овладела плантатором.
Chapter X	Глава X
DON DIEGO	ДОН ДИЕГО

Don Diego de Espinosa y Valdez awoke, and with languid eyes in aching head, he looked round the cabin, which was flooded with sunlight from the square windows astern.	Дон Диего де Эспиноса-и-Вальдес очнулся от сильной боли в затылке и мутным взглядом окинул каюту, залитую солнечным светом, струившимся в квадратные окна, выходившие на корму.
Then he uttered a moan, and closed his eyes again, impelled to this by the monstrous ache in his head. Lying thus, he attempted to think, to locate himself in time and space.	Он застонал от боли, закрыл глаза и, лежа так, попытался определиться во времени и в пространстве.
But between the pain in his head and the confusion in his mind, he found coherent thought impossible.	Но дикая боль в затылке и сумбур в голове мешали ему мыслить связно.
An indefinite sense of alarm drove him to open his eyes again, and once more to consider his surroundings.	Ощущение смутной тревоги заставило его вновь открыть глаза и осмотреться еще раз.
There could be no doubt that he lay in the great cabin of his own ship, the Cinco Llagas, so that his vague disquiet must be, surely, ill-founded.	Бесспорно, он лежал в большой каюте у себя на корабле "Синко Льягас", а если это так, то он не должен был ощущать чувство тревоги.
And yet, stirrings of memory coming now to the assistance of reflection, compelled him uneasily to insist that here something was not as it should be.	И все же обрывки смутных воспоминаний упорно подсказывали ему, что не все было так, как нужно.
The low position of the sun, flooding the cabin with golden light from those square ports astern, suggested to him at first that it was early morning, on the assumption that the vessel was headed westward.	Судя по положению солнца, сквозь квадратные окна заливавшего каюту золотистым светом, сейчас должно было быть раннее утро, если, конечно, корабль шел на запад.
Then the alternative occurred to him.	Затем ему пришла в голову другая мысль.
They might be sailing eastward, in which case the time of day would be late afternoon.	Возможно, они шли на восток - тогда сейчас была уже вторая половина дня.
That they were sailing he could feel from the gentle forward heave of the vessel under him.	То, что корабль двигался, ему было ясно по слабой килевой качке судна.
But how did they come to be sailing, and he, the master, not to know whether their course lay east or west, not to be able to recollect whither they were bound?	Но как случилось, что он, капитан, не имел понятия, шли они на восток или на запад, что он не знал, куда же направлялся корабль?
His mind went back over the adventure of yesterday, if of yesterday it was.	Мысли его вернулись к вчерашним событиям, если они действительно случились вчера.
He was clear on the matter of the easily successful raid upon the Island of Barbados; every detail stood vividly in his memory up to the moment at which, returning aboard, he had stepped on to his own deck again.	Он отчетливо представил свое успешное нападение на Барбадос. Все детали этой удачной экспедиции были свежи в его памяти вплоть до самого возвращения на борт корабля.
There memory abruptly and inexplicably ceased.	Здесь все его воспоминания внезапно и необъяснимо обрывались.
He was beginning to torture his mind with conjecture, when the door opened, and to Don Diego's increasing mystification he beheld his best suit of clothes step into the cabin.	Его уже начали терзать различные догадки, когда открылась дверь и он с удивлением увидел, как в каюту вошел его лучший камзол.

It was a singularly elegant and characteristically Spanish suit of black taffetas with silver lace that had been made for him a year ago in Cadiz, and he knew each detail of it so well that it was impossible he could now be mistaken.	Это был на редкость элегантный, отделанный серебряными позументами испанский костюм из черной тафты, сшитый около года назад в Кадиксе. Командир "Синко Льягас" настолько хорошо знал все его детали, что никак не мог ошибиться.
The suit paused to close the door, then advanced towards the couch on which Don Diego was extended, and inside the suit came a tall, slender gentleman of about Don Diego's own height and shape.	Камзол остановился, чтобы закрыть за собой дверь, и направился к дивану, на котором лежал дон Диего. В камзоле оказался высокий, стройный джентльмен, примерно такого же роста, как и дон Диего, и почти с такой же фигурой.
Seeing the wide, startled eyes of the Spaniard upon him, the gentleman lengthened his stride.	Заметив, что испанец с удивлением рассматривает его, джентльмен ускорил шаги и спросил по-испански:
"Awake, eh?" said he in Spanish.	- Как вы себя чувствуете?
The recumbent man looked up bewildered into a pair of light-blue eyes that regarded him out of a tawny, sardonic face set in a cluster of black ringlets.	Ошеломленный дон Диего встретил взгляд синих глаз. Смуглое насмешливое лицо джентльмена обрамляли черные локоны.
But he was too bewildered to make any answer.	Склонив голову, он ожидал ответа; но испанец был слишком взволнован, чтобы ответить на такой простой вопрос.
The stranger's fingers touched the top of Don Diego's head, whereupon Don Diego winced and cried out in pain.	Незнакомец прикоснулся рукой к затылку дона Диего. Испанец поморщился и застонал.
"Tender, eh?" said the stranger. He took Don Diego's wrist between thumb and second finger.	- Больно? - спросил незнакомец, взяв дона Диего за руку повыше кисти большим и указательным пальцами.
And then, at last, the intrigued Spaniard spoke.	Озадаченный испанец спросил:
"Are you a doctor?"	- Вы доктор?
"Among other things." The swarthy gentleman continued his study of the patient's pulse.	- Да, помимо всего прочего, - ответил смуглый незнакомец, продолжая щупать пульс своего пациента.
"Firm and regular," he announced at last, and dropped the wrist.	- Пульс частый, ровный, - наконец объявил он, опуская руку.
"You've taken no great harm."	- Большого вреда вам не причинили.
Don Diego struggled up into a sitting position on the red velvet couch.	Дон Диего с трудом поднялся и сел на диван, обитый красным плюшем.
"Who the devil are you?" he asked.	- Кто вы такой, черт побери? - спросил он.
"And what the devil are you doing in my clothes and aboard my ship?"	- И какого дьявола вы залезли в мой костюм и на мой корабль?
The level black eyebrows went up, a faint smile curled the lips of the long mouth.	Прямые черные брови незнакомца приподнялись, а губы тронула легкая усмешка:
"You are still delirious, I fear.	- Боюсь, что вы все еще бредите.
This is not your ship. This is my ship, and these are my clothes."	Это не ваш корабль, а мой. И костюм этот также принадлежит мне.

"Your ship?" quoth the other, aghast, and still more aghast he added: "Your clothes?	- Ваш корабль? - ошеломленно переспросил испанец и еще более ошеломленно добавил: - Ваш костюм?
But... then..." Wildly his eyes looked about him. They scanned the cabin once again, scrutinizing each familiar object.	Но... тогда... - Ничего не понимая, он огляделся вокруг, затем еще раз внимательно осмотрел каюту, останавливаясь на каждом знакомом предмете.
"Am I mad?" he asked at last.	- Может быть, я сошел с ума? - наконец спросил он.
"Surely this ship is the Cinco Llagas?"	- Но ведь этот корабль, вне всякого сомнения, "Синко Льягас"?
"The Cinco Llagas it is."	- Да, это "Синко Льягас".
"Then..."	- Тогда...
The Spaniard broke off. His glance grew still more troubled.	Испанец умолк, а взгляд его стал еще более беспокойным.
"Valga me Dios!" he cried out, like a man in anguish.	- Господи помилуй! - закричал он, как человек, испытывающий сильную душевную муку.
"Will you tell me also that you are Don Diego de Espinosa?"	- Может быть, вы скажете мне, что и дон Диего де Эспиноса - это тоже вы?
"Oh, no, my name is Blood - Captain Peter Blood.	- О нет. Мое имя Блад, капитан Питер Блад.
This ship, like this handsome suit of clothes, is mine by right of conquest.	Ваш корабль, так же как и этот изящный костюм принадлежат мне как военные трофеи.
Just as you, Don Diego, are my prisoner."	Вы же, дон Диего, мой пленник.
Startling as was the explanation, yet it proved soothing to Don Diego, being so much less startling than the things he was beginning to imagine.	Как ни неожиданно показалось дону Диего это объяснение, все же оно слегка успокоило испанца, так как было более естественно, нежели то, что он уже начал воображать.
"But... Are you not Spanish, then?"	- Но... Значит, тогда вы не испанец?
"You flatter my Castilian accent.	- Вы льстите моему испанскому произношению.
I have the honour to be Irish.	Я имею честь быть ирландцем.
You were thinking that a miracle had happened.	Вы, очевидно, думаете, что произошло какое-то чудо.
So it has - a miracle wrought by my genius, which is considerable."	Да, так оно и есть, но это чудо создал я, у которого, как можете судить по результатам, неплохо варит голова.
Succinctly now Captain Blood dispelled the mystery by a relation of the facts.	И капитан Блад вкратце изложил ему все события последних суток.
It was a narrative that painted red and white by turns the Spaniard's countenance.	Слушая его рассказ, испанец попеременно то бледнел, то краснел.
He put a hand to the back of his head, and there discovered, in confirmation of the story, a lump as large as a pigeon's egg.	Дотронувшись до затылка, дон Диего нащупал там шишку величиной с голубиное яйцо, полностью подтверждавшую слова Блада.

Lastly, he stared wild-eyed at the sardonic Captain Blood.	Широко раскрыв глаза, испанец уставился на улыбающегося капитана и закричал:
"And my son?	- А мой сын?
What of my son?" he cried out.	Где мой сын?
"He was in the boat that brought me aboard."	Он был со мной, когда я прибыл на корабль.
"Your son is safe; he and the boat's crew together with your gunner and his men are snugly in irons under hatches."	- Ваш сын в безопасности. Как он, так и гребцы вместе с вашим канониром и его помощниками крепко закованы в кандалы и сидят в уютном трюме.
Don Diego sank back on the couch, his glittering dark eyes fixed upon the tawny face above him.	Дон Диего устало вздохнул, но его блестящие черные глаза продолжали внимательно изучать смуглое лицо человека, который стоял перед ним.
He composed himself. After all, he possessed the stoicism proper to his desperate trade.	Обладая твердым характером, присущим человеку отчаянной профессии, он взял себя в руки.
The dice had fallen against him in this venture.	Ну что ж, на сей раз кости упали не в его пользу.
The tables had been turned upon him in the very moment of success.	Его заставили отказаться от роли в тот самый момент, когда успех был уже у него в руках.
He accepted the situation with the fortitude of a fatalist. With the utmost calm he enquired:	Со спокойствием фаталиста он смирился с новой обстановкой и хладнокровно спросил:
"And now, Senior Capitan?"	- Ну, а что же дальше, господин капитан?
"And now," said Captain Blood - to give him the title he had assumed - "being a humane man, I am sorry to find that ye're not dead from the tap we gave you.	- А дальше, - ответил капитан Блад, если согласиться со званием, которое он сам себе присвоил, - как человек гуманный я должен выразить сожаление, что вы не умерли от нанесенного вам удара.
For it means that you'll be put to the trouble of dying all over again."	Ведь это означает, что вам придется испытать все неприятности, связанные с необходимостью умирать снова.
"Ah!"	- Да?
Don Diego drew a deep breath. "But is that necessary?" he asked, without apparent perturbation.	- Дон Диего еще раз глубоко вздохнул и внешне невозмутимо спросил: - А есть ли в этом необходимость?
Captain Blood's blue eyes approved his bearing.	В синих глазах капитана Блада промелькнуло одобрение: ему нравилось самообладание испанца.
"Ask yourself," said he.	- Задайте этот вопрос себе, - сказал он.
"Tell me, as an experienced and bloody pirate, what in my place would you do, yourself?"	- Как опытный и кровожадный пират скажите мне: что бы вы сделали на моем месте?
"Ah, but there is a difference."	- О, но ведь между нами есть разница.
Don Diego sat up to argue the matter.	- Дон Диего уселся прочнее, опершись локтем на подушку, чтобы продолжить обсуждение этого серьезного вопроса.
"It lies in the fact that you boast yourself a humane man."	- Разница заключается в том, что я не называю себя гуманным человеком.