– Не надо бояться, – спокойно сказала бабушка и взяла меня за руку, будто ничего не произошло.
Я вырвалась и продолжала трястись. Она не понимает, что происходит. Она не видела того, что видела я. На моих глазах они только что убили папу.
– Идем. Эти люди отвезут вас домой.
О чем она? Эти бандиты? Какое отношение они имеют к дому? Какое бы не имели, я не сдвинусь с места и никуда не поеду. Наш дом здесь. Кто-то запутал бабушку, и мне нужно срочно объяснить ей, что происходит. Но как?
Бабушка вывела нас с сестрой на веранду, и я была рада. Там она могла увидеть все сама через большое стекло в двери. Тогда она, наконец, сделает что-то, чтобы спасти отца и спрячет нас с сестрой от убийц.
Я потянула сестру за рукав. Надо спрятаться здесь, показывала я на стол с длинной скатертью, но она смотрела на меня как на сумасшедшую, и продолжала стоять с бабушкой у самой двери. Я отшатнулась.
Все пространство стекла заполнила чернота. Квадратное лицо смотрело с угрозой, и я радовалась тому, что нас защищает дверной замок. Я спряталась под столом и молила сестру пойти ко мне, но она упрямо и смело стояла прямо перед бандитом. Сейчас он выломает дверь. Я замотала головой в попытке воспротивиться. Крик «нет» так и не сорвался с моих губ. Бабушка открыла дверь и отдала сестру бандитам.
– Все хорошо, милая. Этот дядя отвезет тебя к маме.
Карина понимающе кивнула, а я отказывалась понимать. На моих глазах убийца отца взял Карину на руки, и она обняла его за шею, как обнимала папу, когда он нес нас одновременно, по одной на каждой руке.
– Где вторая?
Я попятилась назад, в самое темное место под столом и больно стукнулась о столешницу. Бабушка выловила мою руку и дернула на свет.
– Дорогая, не надо бояться. Эти люди не сделают тебе ничего плохого.
«После того, как они сбили папу?»
– Мама ждет дома. Она вас очень любит
Я только отрицательно мотала головой и тряслась, будто провела несколько часов на сильном морозе. Когда меня пытались ухватить, щипалась и царапалась. Толстокожего громилу не трогали мои попытки, но они мешали ему выполнять задачу и очень раздражали, поэтому он меня встряхнул, а потом небрежно подхватил за пояс и прижал к середине бедра. Но даже тогда я не переставала колотить кулаками, и Карине пришлось спуститься на землю и идти самостоятельно. Стальные клещи обхватили мои тонкие запястья и обездвижили.
– Спасибо, – черная рука протянула письмо в конверте.
Я гадала, что в нем? Может, объяснение, почему это происходит? Извинение?
– Это дело принципа – дети должны жить с мамой, – бабушка попыталась вежливо отказаться от предложенного конверта, но бугай покачал головой.
– Велено.
Перед глазами затряслись деревянные ступеньки, серая, расчищенная от снега дорога, шапки снега на клумбах и грядках Меня понесли к машине. Я не верила, что нас повезут к маме. Эти бандиты не могут быть ее друзьями. Я видела, как в фильмах такие же машины и похожие люди похищают детей и готовилась к худшему.
Красные отблески габаритов окрасили снежного ангела. Он не смог защитить папу, чья рука, странно скрюченная, торчала в снегу. Карина прижималась к черной брючине и отказывалась смотреть на валяющиеся, как трупы, тела папы и деда. Мои зубы, озлобленные и напуганные, стучали с такой силой, что когда в их близи оказалась черная плоть, уцепились за нее и сжались. Меня саданули той самой надкусанной ногой, и подтянули к зловещей угрюмой физианомии.
– Будешь вести себя спокойно – никто не пострадает.
Этим людям не было веры. Я собственными глазами видела, как черный гроб толкнул отца в могилу. И я думала, как хорошо, что наша снежная баба без глаз. Она не может видеть того, что вижу я.
Нас усадили в черную, как смерть, громадину на колесах, в салоне было душно, но я чувствовала ледяной холод улицы. Шатающийся отец с трудом поднялся на ноги и встал перед машиной. Он был жив. Я тронула плечо Карины и показала на папу, но она не шевельнулась. Я хотела заколотить по стеклу, закричать «папа, я здесь!», но вспомнила слова убийц. Если я буду вести себя тихо, никого не тронут. Чтобы папу оставили в живых, я должна молчать. И я не издала больше ни звука, не сдвинулась с места.
***
– Привет, – из машины выскочила Катя, дочка папиного брата, моя двоюродная сестра.
Смотрю на нее удивленно. «Никто не сказал, что ты приедешь».
– Хотели сделать сюрприз.
«Сделали».
Она смеется, и я потихоньку оттаиваю. Это не то, что я подумала. Никто за мной не приедет. Это просто Катя. Точнее нет. Не просто. Это моя любимая Катя. Как я рада ее видеть. Подхватываю на руки и кручу, как делали это наши родители, когда мы были маленькими.
– Сумасшедшая. Поставь меня на землю. Я же тяжелая.
Совсем не тяжелая, когда радость помогает. Тяну ее за руку «пошли», и тащу в дом, позабыв про Вику, с которой планировала устроить снежный бой. Ничего. Она там со взрослыми пусть разбирается, а мы с Катей спрячемся в нашей комнатке наверху, чтобы пошушукаться.
– Дай мне хотя бы со всеми поздороваться, – упирается Катя, – Накорми, напои, а потом расспрашивай.
Даже Баба-Яга Ивана Царевича сначала угощала, а потом допытывала. Придется выдержать очередную серию пирожков.
Рукопожатия, объятия и поцелуи. Бабушке вручают огромный букет, который смотрится фантастически посреди гигантских снежных гор – сугробов. Душистое напоминание весны.
– Я поставлю разогреваться жаркое и сделаю салат, – предлагает Вика, но бабушка только машет на нее рукой:
– Иди.
С обеих сторон бабулю обнимают дядя Артем и Альбина. Шуршит упаковкой букет, и бабушка торопится отнести его в тепло, пока цветы не превратились в лед. Я тоже получаю свою коробку с подарком, и чувствую восторг. Не могу понять, нравится мне новая жена дяди Артема или нет? Так сложно судить о человеке по праздничным обедам. Букеты и свертки застилают глаза.
Папа и дядя Артем выходят на крыльцо, поговорить о своем, «мужском». «О девичьем» болтают Альбина и бабуля, сидя в уголке в мягких креслах. Ложка ворошит овощи в тарелке – скоро будет готов салат, жаркое на плите принимается булькать.
Мне немного обидно за Вику, которая совсем одна. У всех есть собеседники, а у нее чашка чая и стул – вот и вся компания. Но грустить не дает веселый колокольчик Катюшкиного смеха. Дед пытает сестру едой и вопросами, а я сижу, обнимаю ее руку и слушаю про отметки, про успехи – сухой выдержанный доклад, интересный одним взрослым. Все самое важное Катя прибережет для того момента, когда мы останемся одни, будем лежать в кроватях и перешептываться.
***
Смотрю на деревянный потолок. На нем бегают тени, и я переворачиваюсь на живот, чтобы их не видеть. Мне достаточно теней прошлого.
У изголовья горит ночник. Мы с Катей лежим на диване кверху попами и держим перед собой блокнот, переписываемся, чтобы никто не слышал, о чем. Катя рисует витиеватое, похожее на колючую проволоку слово «развод».
«Где ты сейчас живешь? У папы?»
Качает головой.
– Пацапалась с этой. Она назвала меня «неблагодарной маленькой тварью» и дала пощечину.
Я вздрогнула, будто это меня только что ударили. Как такое возможно?! Меня никогда не били, и я не знала, как бы я себя повела в этом случае. Покончила собой или ушла?
«Ты пожаловалась отцу?»
– Не смеши меня, – Катя захохотала, – Мне не пять лет. Могу сама разобраться со своей проблемой. Просто дала сдачи, чтоб остыла, а сама свалила.
Катюшка, бьющая Альбину, не укладывалась у меня в голове.
– Она нормальная. Сигареты мне покупает, когда прошу. Но как представлю тот день, когда застала их, тошно становится.
Катя вздохнула, набрала силы в легкие, чтобы приступить ко второй еще более печальной главе.
– Потом этот дележ. Спорили из-за коврика в прихожей и рвали семейные фотографии. Она крутит отцом как хочет. Мать говорит, это Альбина надоумила отца не оставлять нам с матерью ни копейки.
Было сложно представить дерущихся из-за вещей родителей. Моя мать просто заказала грузовик и вывезла все ценное из квартиры, включая мебель, даже рубашки отца зачем-то прихватила.
– Я все время проводила у бабушки с дедом, но это было еще невыносимее. Мне капали на мозги, что мать – дрянь, а Альбина золотце.
Мои брови полезли вверх.
«Наши дед и бабуля? С чего?»
– Без понятия. Может, она им приплачивала?
«Да ну. Глупости», – то, что Катя так отзывается о родных, мне не нравилось. Это все-таки люди, которые о нас заботились, и которых я безоговорочно люблю. Сестре следовало быть разборчивее со словами.
– Для меня Альбина как была, так и остается обыкновенной шалавой, которая разрушила нашу семью. Жить в квартире папиной любовницы я отказалась и переехала к маме. Сначала мы жили хорошо. Она не доставала с учебой, не спрашивала, где я была.
«Прикольно».
Поведение Катиной мамы было чем-то за гранью разумного. О таких предках можно только мечтать. Мой папа расписывал каждую мою секунду, и всегда знал, где я нахожусь и что делаю. Хотя меня это не парило, в моей жизни не было ничего, что требовалось скрывать.
– Выпиваю чашку кофе. Дома жрать нечего. Маму «ужинают в ресторане», а я перебиваюсь тем, что раздобуду на рынке.
«На рынке?» – повторила я, добавив несколько восклицательных знаков. Катя не переставала удивлять.
– Те крохи, которые дает отец уходят на еду, надо же на что-то жить. Приторговываю шмотьем, – будничным тоном продолжала Катя, – У моего знакомого кавказца там точка. Кстати, приходи, подарок тебе к Новому году подберем.
Мои глаза снова полезли на лоб. Работа в пятнадцать? У меня со всеми кружками и секциями тарелку в раковину за собой убрать времени нет. А как же школа? Да еще кавказец какой-то. Я их за километр обхожу.
– Они нормальные ребята. Вот только девки у них дурные. Стрелку забили, морду хотели набить. Но я и сама не промах. Девке морду набить – ниче не стоит. Они только царапаться и волосы драть умеют. А я руки за спину заломлю и лицом в асфальт.
«Ах, Катя, набралась ты на этом рынке», – я покачала головой. Что стало с милой девочкой, которую я знала в детстве, еще до того, как наши родители увязли в болоте разводов?
– Это ты у нас цветок из теплицы, – огрызнулась сестра, – Среди сорной травы и роза одичает, превратится в шиповник. Ты бы видела, с кем путается моя мать. Говорит, это ее «лекарство от памяти». Надирается в зюзю и отрубается, а ее хахали руки распускают.
Я даже подскочила на кровати.
«Они что?!»
– Лапают за грудь, пытаются штаны стянуть. Ну, что делают мужики в таких случаях?
Я поперхнулась слюной и закашлялась.
– Ты будто вчера родилась, честное слово.
– Мне несколько раз приходилось ночевать в подъезде, на ящиках для картошки. Мочилась за трубой мусоропровода. Это лучше, чем идти домой, когда мать бухая, – говорила Катька вдохновлено, – Прикинь. Познакомилась так с соседом с пятого этажа. Двадцать лет, а я у него была первая. Ты вообще такое можешь вообразить?
Что именно? Что моя сестра занималась этим на ящике картошки? Мое воображение не настолько развито, чтобы такое себе представить. Не говоря уже обо всем остальном: бухие родители, ухажеры-насильник.
«Ты уверена, что не фильм – ужасов мне пересказываешь?»
– Да, ладно тебе драматизировать. Все нормуль. Я с этим Гришей – соседом теперь живу. Родители не общаются. Так что пребывают в полном неведении. Папа считает, что я у мамы, и наоборот. Раз в месяц батя дает деньги на еду. То, что зарабатываю сама, откладываю. НЗ, чтоб ни от кого не зависеть.
Я чувствовала себя дважды немой, не могла подобрать слова. В сравнении с Катиным рассказом мои переживания блекли. У меня хотя бы был папа, и Вика, а у Кати никого.
– Ладно, давай спать, глаза слипаются, – Катя придавила головой подушку и моментально заснула, а я еще долго не могла сомкнуть глаз. Все смотрела в потолок на тени, и мне мерещились длинные руки, которые пытались схватить меня и сделать то, о чем говорила сестра. Я зажмурилась, пытаясь прогнать видения и уснуть.
Не знаю, сколько я так лежала. До того самого момента, когда оказалась на улице под проливным дождем. «Сейчас же зима. Почему идет дождь?» – пронеслось вдалеке моего сознания. Голые ноги по колено в вязкой глине.
Машина буксует в жидкой жиже, и брызги оседают на моем лице. Я оступаюсь и падаю. Ноги и руки покрываются коричневой грязью. Отплевываюсь, поднимаюсь на ноги и ползу следом из последних сил.
«Мама! Не уезжай!»
Водитель дает по газам.
– Пожалуйста, вернись!
– Я никуда и не уходила, – раздается голос у самого уха, – Я всегда буду рядом, – я останавливаюсь, поворачиваюсь и вижу Вику.
Как она смеет меня задерживать? Мама вот-вот исчезнет, и я потеряю ее из виду, а она лезет со своими глупостями.
– Ты мне не мама и никогда ей не станешь! – кричу в сердцах и отталкиваю, чтобы не стояла у меня на дороге.
Тяжело дышу, ноги вязнут в мягкой глине и скользят, но я заставляю себя бежать. Машина останавливается, и я подхожу к двери. Радостно улыбаюсь. Она вернулась, она услышала, она будет со мной.
– Женя, – зовет мама ласково и выходит, чтобы обнять меня, я смотрю в ее глаза, наполненные любовью, и снова вижу Викино лицо.
– Нет. Это невозможно. Я зажмуриваюсь на секунду, открываю глаза, но картинка не меняется, как бы я не старалась, не могу заставить маму появиться.
Сквозь сон чувствую, как кто-то тянет одеяло и стаскивает с меня остатки кошмарного сна.
– Вставайте, лежебоки, – погладила по волосам Вика, но мы С Катей ее проигнорировали, натянув одеяло по самые уши и пытаясь снова залечь в спячку.
В лицо уткнулся холодный собачий нос, Боб умывал нас своим языком. Вика бросила нас на растерзание пса. Этот не отстанет, пока нас не дотащит до умывальника. Ухватил нас за пижамы и принялся тянуть. Одеяло уже валялось на полу в другом конце комнаты. Хочешь, не хочешь, а вставать придется.
– Порвешь, – ругает Катя пса, а сама хохочет и начинает ответную погоню, набрасывает на него одеяло и превращает в рычащее привидение.
– Женька, у меня для тебя хорошая новость, – папа подмигивает и протягивает телефон.
Смс от Карины: «Приеду к 12». Ни привета, ни прощания. Ничего лишнего. В папином духе. Четко и без эмоций. Сухое извещение заставляет дергаться пружинки в моих ногах.
– Пойду, скажу деду. Уедем после завтрака.
«Как так?…»
– Ты же хочешь повидать сестру?
«Да».
– Значит надо выбирать. Если не уговорим Карину поехать с нами, вернемся сюда после ее отъезда.
Я согласно кивнула, хотя это было далеко от того, чего мне хотелось в действительности. Мое самое сокровенное желание никогда не осуществится, сколько бы снежинок я не прятала в ладони, сколько бы не загадывала под бой курантов, чтобы мама и сестра были рядом со мной всегда.
Очищенные от ночного снегопада машины ждут своих пассажиров.
– Так может, Карина останется на пару дней и вы приедете все вместе? Каникулы все-таки, – спрашивает дед с надеждой и мне хочется успокоить его.
– С Кариной невозможно строить планы. Не будем ничего загадывать, – отмахивается папа.
– Все правильно, – говорит дед с торопливым спокойствием.
Мы с Катей, не договариваясь, одновременно прижимаемся к нему с разных боков. Дед прощается так, будто видимся в последний раз.
– Берегите себя, мои родные. Если что, сразу звоните, – сказал дед и так серьезно посмотрел в сторону Кати, что мы переглянулись, не подслушал ли он наш разговор.
– Живите дружно, – сгреб папу, Вику и меня в охапку, – Ты не давай им спуску, – смотрит на Вику, – Построже с ними.