Держа в руке красный фаллос, я молчала, потому что была слишком ошеломлена, чтобы признаться, как часто я делала это, представляя себя с ним. Я вспомнила нашу первую встречу, как потом не могла сдержать разыгравшееся воображение, превратившее его в морского бога, которого я видела на одном из гобеленов третьего этажа.
Глядя на мои покрасневшие будто от хлесткого удара щеки, он улыбнулся.
— Ты научишься получать удовольствие самыми разными способами, Джен, — прошептал он, усаживаясь рядом со мной и целуя меня в шею. — В этом смысле мой опыт принесет тебе пользу. Я подниму тебя к новым высотам. Ты хочешь этого?
Он целовал меня снова и снова, вдоль ключицы. Пальцы его умело справились со шнуровкой корсета, и тот упал. Я закрыла глаза и откинула голову, растворившись в облаке желания.
Моя грудь обнажилась, и он пощекотал языком возбужденные соски, рассылая по всему моему телу волны сладкой муки.
— Я познаю твое тело. Каждую его частичку.
От этих слов я вся загорелась, как в лихорадке. До сих пор мне не приходило в голову, что мое тело может стать для него игрушкой или что он, напротив, так серьезно отнесется к моим удовольствиям.
— Не бойся, — сказал он. — Всему свое время. Итак. Обратимся к истокам. Если ты хочешь доставить удовольствие мне, я покажу, как это сделать.
Он привстал, окунул красную стеклянную фигурку в вино и протянул ее мне. Не отрывая взгляда от его блестящих глаз, я высунула язык и слизнула каплю вина с ее конца.
— Замечательно, — сказал он. — Теперь возьми его.
Я взяла тяжелый предмет, мое сердце замирало от его властно звучавших слов.
— Возьми его в рот, — продолжил он, пожирая меня глазами.
Я сделала, как он велел, и мой рот наполнился теплым, гладким стеклом.
— А теперь сравни, — сказал он, расстегивая ширинку и извлекая свой затвердевший, подрагивающий член.
Мое лоно загорелось огнем от его вида. Я встала на колени и лизнула его.
— Вот так, — удовлетворенно произнес мистер Рочестер, когда я взяла его в рот, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие от незнакомого солоноватого вкуса.
Я почувствовала, как он вздрогнул и приложил руки к моей голове, когда я стала скользить по нему ртом. От этого движения я почувствовала себя одновременно покорной и властной, рабыней и госпожой. Его сладострастные стоны лишь распаляли мое собственное желание.
— Нет, — сказала я, поняв, что его страсть опасно приблизилась к бурному завершению. Вспомнив все, что говорила и делала горничная, я выпустила его член изо рта и стянула с себя панталоны. Сев перед ним и раздвинув ноги, я почувствовала, что обладаю неимоверной властью.
— О Джен, — тяжело выдохнул он. — О Джен, моя красавица.
И он вошел в меня. Медленно, одурманивающе медленно, как будто проникал в сокровенные глубины моей души. И я, так же, как тогда под деревом, перестала понимать, что со мной происходит.
Позже мы, лежа в объятиях друг друга, полуобнаженные, тихонько разговаривали. Я провела рукой по мягким волосам на его груди, дивясь каждой отметине на его коже, поглощая его, изучая через увеличительное стекло своего внимания. Однако позже от вина, свечей и глубокого удовлетворения мои веки отяжелели. Как же мне хотелось провести ночь в его руках, спать на этом чудесном ложе в этой прекрасной комнате! Но едва я задремала, он растолкал меня и сказал, что нам придется дождаться свадьбы, чтобы спать вместе.
После прощания в коридоре, когда он с целомудренным поцелуем пожелал мне покойной ночи, я повалилась в свою кровать и забылась сладостным сном, полным безумных сновидений, порожденных истомой. Мне показалось, что на третьем этаже скрипнула дверь и кто-то засмеялся, но я слишком устала, чтобы обращать на это внимание: и тело, и эмоции мои были одинаково истощены.
Наши встречи повторялись и в последующие дни. Когда нас окружали люди, я, как прежде, вела себя почтительно и сдержанно, и он ничем не провоцировал меня. И только по вечерам я могла быть с ним самой собою. Он продолжал пунктуально посылать за мной, как только стрелки часов указывали на семь, и я никогда не знала, какой урок будет ждать меня в этот вечер.
Иногда он избегал медоточивых речей и таких теплых слов, как «любовь» или «дорогая». Тогда лучшим из того, что я слышала, было: «соблазнительная куколка», «злонравный эльф» и «колдунья». В иные же дни он одаривал меня шелковой нежностью.
Однажды, войдя в комнату, я увидела разбросанные по кушетке книги и узнала в них те тома, которые обычно находились на верхней полке запертого шкафа в библиотеке. Когда мистер Рочестер пригласил меня присоединиться и взглянуть, я увидела на страницах самые фантастические гравюры и офорты. Я вспомнила, как его гости изучали эти книги, но, увидев все это собственными глазами, была поражена.
Мне уже приходилось видеть гобелены на третьем этаже, как ты уже знаешь, дорогой читатель, но там изображения были размытыми, трудноразличимыми, эти же картинки поражали четкостью. Порой мне казалось, что я наблюдаю за похотливыми сценами воочию.
Пролистывая страницы, я чувствовала, что мистер Рочестер пристально наблюдает за мной, и, если ты потрясен, читатель, позволь заверить тебя, что спрятать собственное изумление мне было еще труднее.
— Вы все это делали? — спросила я. Мой голос превратился в хриплый шепот.
— С тобой еще нет.
— А это? — спросила я, указав на изображение двух мужчин с женщиной.
Палец мой задрожал. Я вспомнила собственные фантазии, в которых представляла себя Селин Варанс в любовном танце с мистером Рочестером и виконтом. Не знаю, откуда во мне появилось подобное желание, но его иллюстрация, искусно выполненная тонкими черными линиями, сейчас появилась у меня перед глазами. Двое обнаженных мужчин держат возбужденные члены над открытым ртом сидящей на корточках женщины. Ее естество открыто, груди дыбятся, но по взгляду, устремленному на мужчин, понятно, что хозяйка положения именно она.
Мистер Рочестер продолжал напряженно всматриваться в меня. При этом он разминал мою голую ступню, скользя своими пальцами между моими. Занимаясь изучением моего тела, он открыл мне особое удовольствие, которое дарили прикосновения к этой области.
Я перевернула страницу. Теперь я увидела такое, от чего едва не задохнулась. Женщина на этой картинке стояла над мужчиной, который, похоже, был привязан к кровати. Его глаза были скрыты повязкой. Большой возбужденный член гордо дыбился над животом. У женщины, изображенной со спины и вполоборота, были пышные ягодицы и грудь, а в руке она сжимала хлыст. Стояла она рядом с кроватью, поставив одну ногу на грудь своего пленника.
— Что это? — спросила я.
На лице мистера Рочестера появилось странное выражение.
— А что ты чувствуешь?
До этого кровь пульсировала у меня в лоне, но теперь поднялась к щекам.
— Не знаю, — сказала я. — Наверное, мужчине страшно. Зачем она его связала?
— Она — госпожа.
— Госпожа? Что это значит? — спросила я.
— Некоторые мужчины любят подчиняться женщинам. Это доставляет им удовольствие.
— А женщина? Она же с хлыстом, — недоверчиво произнесла я. — Он подчинится ей? — Присмотревшись к изображению, я заметила, что руки и ноги мужчины действительно привязаны к кровати. — Не похоже, чтобы это доставляло ему удовольствие.
— О, этого добиться бывает не так-то просто. Мужское подчинение рождается из насилия.
Голос его звучал выдержанно, как будто он проверял, какое воздействие его слова окажут на меня. Неожиданно я вспомнила стул, который видела во время игры в шарады. Бланш Ингрэм делала вид, будто приковывала цепями руки и ноги мистера Рочестера. Сердце гулко забилось у меня в груди, и потом, без предупреждения, слова, которые я давно сдерживала в себе, сорвались с моих уст:
— Сэр, я видела ваших друзей. Видела, как вы играли в шарады.
Рука, ласкающая ступню, остановилась.
— Ты следила за нами, Джен?
Сердце мое замерло, собственное признание зазвенело в ушах. В ужасе я оторвала глаза от книги и посмотрела на него.
— И что ты почувствовала? Тебе было неприятно?
— Нет, сэр, — выпалила я. — Вовсе нет. Я просто удивилась.
— Понятно, — промолвил он. — Значит, уроков мне придется провести меньше, чем я думал.
Я хотела спросить еще о чем-то, узнать, любит ли он сам подчиняться, приходилось ли ему заниматься подобным в прошлом, но не успела. Мистер Рочестер положил меня на кровать перед собою, рядом с книгами, я почувствовала, что его пальцы начали ласкать мое тело, и сердце успокоилось, обрадовавшись тому, что он не сердится на меня.
— Посмотри на изображения, Джен, — прошептал он мне на ухо. — Скажи, какая картинка нравится тебе больше всего.
Признаюсь, я почти не смотрела на книги, пока мистер Рочестер нежил меня, заставляя испытывать все большее удовольствие. Но в конце концов он заставил меня пролистать страницы. Мое внимание привлекло изображение двух женщин. Потом, в то время как его пальцы продолжали свои ласковые движения, я почувствовала, как подрагивающий от напряжения член медленно входит в меня, и, когда наш общий танец достиг апогея, меня переполнило такое наслаждение, что я вскрикнула.
Он посмотрел на картинку через мое плечо.
— Да, у меня это тоже одно из любимых изображений. Тебе нравится видеть женщин вместе, Джен? — Хозяин глядел на меня так испытующе, что мне показалось, будто он знает обо мне все. — Не стоит стыдиться этого. Это естественное желание. Восхищение красотой женского тела — общее чувство для нас.
Но больше всего я ценила его тело, о чем и сообщила ему горячим поцелуем.
Этим я и продолжила с удовольствием заниматься, а позже попросила разрешить мне нарисовать его. Результаты меня не очень-то удовлетворили, но изображать его наготу неумелыми угольными штрихами доставило мне такое удовольствие, которое невозможно передать словами.
Что касается моих дневных обязанностей, то занятия с Аделью я забросила. Я чувствовала, что наши отношения изменились после того, как она узнала, что мы с мистером Рочестером помолвлены. Сначала я подозревала, что она будет ревновать, но ее радость казалась искренней, а готовность всячески содействовать мне позволила вздохнуть спокойно. Если девочка и замечала мою блаженную сонливость, то неудовольствия не выказывала.
А надо сказать, дорогой читатель, тогда меня клонило в сон постоянно: я скоро выяснила, что мистер Рочестер не из тех мужчин, которых легко удовлетворить. Он обладал ненасытной энергией, хотя в шутку поругивал за частые приставания меня. Не раз бывало такое, что он при мне жаловался миссис Фэрфакс, мол, я изнуряю его, от него скоро останутся только кожа да кости, и грозился в самое ближайшее время наказать меня за подобное поведение. Я втихомолку посмеивалась, радуясь тому, что одна понимаю тайный смысл его жалоб. Сама миссис Фэрфакс ничего не говорила, а я была слишком опьянена счастьем, чтобы обращать внимание на ее укоризненное молчание.
Однажды утром я проснулась пораньше. Ему нужно было ехать в Милкот по делам, и я хотела повидаться с ним до отъезда. В те дни он был особенно занят приготовлениями к свадьбе. Я быстро вылезла из кровати, надеясь приятно удивить его утренним поцелуем, пока не проснулись слуги.
Рассвет едва вступил в свои права, когда я вышла в коридор. Однако там я остановилась, услышав отдаленное пение. Прислушавшись, я поняла, что звук идет из комнаты мистера Рочестера. Я с улыбкой приблизила ухо к двери, а когда глубокий бас замолчал, тихонько постучала в деревянную дверь.
— Входи, Джон, — раздался голос.
Я вошла в комнату и увидела, что мистер Рочестер лежит в большой ванне у камина. Подбородок весь в мыльной пене, в руке — большая складная бритва.
Узрев меня, он замер, брови его приподнялись.
— А, это ты.
Должна признаться, читатель, я рассмеялась оттого, что застала его в таком неловком положении. Признаюсь я и в том, что все, связанное с ним, превратилось для меня в предмет неустанного восхищения: топот его сапог для верховой езды, запах плаща, содержимое карманов, ямка на его подушке, его бумаги — каждая мелочь наполняла меня радостью, и поэтому застать его в таком непривычном виде для меня было все равно, что нежданно-негаданно обрести сокровище.
— Входи, — быстро произнес мистер Рочестер и заглянул мне за спину. — Никто не видел тебя?
Покачав головой, я закрыла дверь и повернула в замке ключ. Я заметила, и уже не в первый раз, что все замки в Тернфилде работали бесшумно, каждый ключ входил в скважину, не издавая ни звука.
— Ну что, моя будущая женушка, как у тебя сегодня дела?
Я улыбнулась и поцеловала его, испачкав лицо пеной. Последнюю неделю на той восхитительной кушетке мы предавались любви каждую ночь, так что днем я ходила на ватных ногах, но это была приятная слабость — блаженная прелюдия к нашей будущей совместной жизни.
— Ты никогда не видела мужчину в ванне, верно? — пробормотал он. — Я окончательно скомпрометирован.
Улыбаясь, я попробовала на вкус струйки воды, стекающие по черным волосам на его груди.
— Хочешь меня побрить? — вдруг спросил он и протянул мне бритву.
— Я не умею, — от неожиданности рассмеялась я.
— Это не трудно. Я покажу. Мне нравится, когда меня бреет женщина.
Когда-то я просила его научить меня, как доставлять ему удовольствие, и умоляла рассказать о своем опыте, который поразил меня широтой и разнообразием, хоть я и старалась не показывать этого. Другая женщина на моем месте, вероятно, расстроилась бы, узнав о его прежних победах, или же сгорела бы от ревности, но, как я уже говорила, я не ревнива. Напротив, я восторгалась и требовала все новых и новых подробностей, не сомневаясь в том, что, делясь со мной тайнами, он только делается мне ближе.
Я взяла бритву, приложилась пальцами, как он показал, к коже и стала сбривать его щетину под пеной. Вид заточенного лезвия, скользящего по его горлу, одновременно ужаснул и захватил меня. Поражало то, что он настолько доверял мне.
— Так которая из ваших любовниц вас брила? — сказала я, наклонив голову и стряхивая с лезвия длинную полосу пены.
— Была у меня одна парижанка, еще до Селин. Это было неземное существо, Джен. Танцовщица. Звали ее Эммануэль, и родом она была из Рио-де-Жанейро.
— Как экзотично.
— О да, она была экзотична. Я тоже брил ее.
— Волосы? — удивилась я.
Его глаза весело блеснули.
— Внизу. Она говорила, что так ощущения намного ярче.
— Что за мысль!
— Хочешь сегодня побыть бразильской девушкой? — спросил он.
— Не знаю…
Я заколебалась, но по угрозе, затаившейся в его темных глазах, поняла, что он уже все решил.
— О, думаю, я буду настаивать. Раз мы об этом упомянули, я должен увидеть тебя такой. Давай. Сними платье и садись на край ванны.
— Нет, сэр, я не могу.
— Ты сама заперла дверь, так что нас никто не найдет.
— Но…
— Джен, — произнес он таким тоном, что я задрожала от страха вызвать у него недовольство. — Ты говорила, что доверяешь мне, что хочешь сделать все, чтобы доставить мне удовольствие. Так вот, это доставит мне удовольствие, так же, как и тебе. Ну же. Будем равны во всем. Я же до сих пор тебя не разочаровывал, верно?
Поежившись, я села на краешек ванны и, цепенея от страха, опустила ноги в воду.
Он медленно взял мыло, вспенил его в ладонях и нанес пену на темные волосы у меня между ног.
— Не двигайся, — приказал он и поднес ко мне бритву, примериваясь. Но бедра мои задрожали, и лезвие прикоснулось к коже.
— Тише, птичка. Не дрожи так. Доверься мне.
Я закрыла глаза, когда он начал брить меня, не осмеливаясь смотреть вниз. А потом он смыл остатки пены водой, и это было так непривычно, что меня затрясло. Я почувствовала себя голой, совершенно голой.
— Вот так, — произнес он, и я увидела, что он рассматривает меня, как художник свое последнее творение.