— Вы ищете Анни, не так ли?
Обернувшись, я увидел симпатичную блондинку, которая стояла на пороге той квартиры, дверь в которую была слегка приоткрыта. Теперь дверь распахнулась настежь, и я мог любоваться безвкусно и крикливо обставленной прихожей.
— Не хотите ли зайти, красавчик? — поинтересовалась блондинка, перехватив мой взгляд.
Должен сказать, что от подобных предложений я отказываюсь очень редко.
— Прекрасно! — обрадовалась женщина. — Ведь вы американец? У вас ужасный акцент.
Я утвердительно кивнул, и, успев прочитать на двери «Элен де Фар», отправился следом за блондинкой, которая при движении, пожалуй, слишком сильно покачивала бедрами.
— Что будем пить? — спросила она, усаживаясь и кивая мне на кресло напротив.
— Виски без содовой.
— О! У нас во Франции виски нынче стоит дорого.
— Ничего, я в курсе, — сказал я и вынул из внутреннего кармана стеклянную фляжку.
Элен де Фар мгновенно организовала на столе два стакана, и мне ничего не осталось другого, как их наполнить.
— Так что же вы хотели сообщить мне о мисс Дейль?
— О, всего лишь одну маленькую деталь: она отсутствует уже три недели. Во всяком случае именно в течение трех недель Анни не попадалась мне на глаза, а это что-нибудь да значит.
— Вы уверены, что она не появлялась дома в течение такого времени?
— Газеты и молоко, которые оставляют для нее, не тронуты. Я убираю все это каждый вечер. Кстати, а кто вы такой?
— Друг Анни.
— А-а-а! — многозначительно протянула она.
— Это совсем не то, о чем вы подумали, — поспешил вставить я. — Мы сражались в одной группе во время Сопротивления… Вы не знаете, где ее можно найти?
— Понятия не имею.
— А где она работает?
— В каком-то ужасно дорогом закрытом баре.
— В каком?
— Не знаю, — Элен виновато улыбнулась.
— Может, она куда-нибудь уехала?
— Нет. Она предупреждала меня, далее когда оставалась ночевать в баре. Там бывали ночные приемы, а у нее имелась своя комната.
— Вы хотите сказать…
— О, нет! Она работала официанткой.
— Значит, вывод такой: Анни исчезла?
— Вроде того.
— Вы сообщили в полицию?
— Нет, я не люблю иметь дело с «фараонами».
— К Анни больше никто не заходил?
— Только какой-то блондинистый тип невысокого роста. Швейцарец. Но он не ставил меня в известность, что ему надо.
Элен не откажешь в чувстве юмора, подумал я.
Виски кончилось, и я встал.
— Если Анни вернется, или вы узнаете, что кто-то интересуется ею, сообщите мне в отель «Виктория». Меня зовут Берт Мейн. А полицию я сам извещу. Через некоторое время.
— Значит, вы уже уходите?
Я улыбнулся и надел шляпу.
— У меня еще много дел. До свидания.
Оказавшись на улице, я достал конверт и в который раз перечитал письмо:
«Берт! Приезжай немедленно. Мне необходима твоя помощь.
Анни».
Письмо было написано ровно две недели назад. Видно, что Анни очень спешила: бумага пестрела кляксами и помарками. С ней что-то случилось, в этом не было сомнений!
Я решил навестить своих друзей по Сопротивлению: возможно, они прольют свет на это темное дело, но их адреса были мне неизвестны. Перерыв телефонную книгу, я обзвонил не менее сотни абонентов, но никого не нашел.
Но я и не думал сдаваться. Мне было известно одно местечко, где наверняка обитал хоть кто-то из моих бывших товарищей.
* * *
Этот кабачок находился в самом центре Парижа на улице Фуш. Неподалеку несла свои воды Сена. Но заведение было настолько неприметным, что посетителей там было мало. О существовании кабачка я знал лишь из писем Анни. Она писала, что все наши бывшие друзья собираются именно там.
В отеле я переоделся в кожаные куртку и брюки. В этом был некоторый оттенок сентиментальности: в то время, когда в Париже хозяйничали боши, я одевался подобным образом. Меня даже называли тогда Кожаная Смерть. Несколько претенциозно, но отмечу без ложной скромности, это прозвище соответствовало тогдашнему положению вещей.
Было шесть вечера, когда я отыскал кабачок и по сбитым ступенькам спустился вниз. Заведение было почти пустым, и среди немногочисленных посетителей я не заметил знакомых.
Оглядевшись еще раз, я направился к стойке. Бармен, сверкая лысиной и подкручивая время от времени маленькие усики, протирал стаканы. У меня уже в который раз возникло ощущение, что протирка стаканов — излюбленное занятие этого племени.
— Привет! — широко улыбнулся я.
Бармен угрюмо посмотрел с высоты своего роста.
— Мне нужен Жак Дюкло, — продолжал я, демонстративно не замечая неважного настроения бармена.
— Я его давно не видел, — с нескрываемым интересом тот посмотрел на меня и даже на какое-то время оставил в покое очередной стакан.
— Тогда Франсуа Беттен.
— Его тоже давненько сюда не заносило.
Несмотря на угрюмость, у бармена с чувством юмора тоже было все в порядке.
Я перечислил всех своих товарищей по Сопротивлению, но каждый раз он отрицательно качал головой.
— Они перестали ходить сюда что-то около двух недель назад. Может быть, нашли другое заведение, но вряд ли, — он вновь вернулся к своему занятию.
— А виски у вас есть? — спросил я с надеждой.
— Сто франков, — он оценивающе посмотрел на меня и вытащил из-под стойки бутылку.
— Отлично! — я кивнул и положил на стойку несколько смятых банкнот.
Усевшись за дальний столик, чтобы видеть всех посетителей, я опустошил стакан и затянулся сигаретой.
Впервые я очутился во Франции перед самой войной Мы с женой совершали свадебное путешествие и были так поглощены друг другом, что не заметили, как немцы оккупировали эту благословенную страну.
Война застала нас в Париже. Мы пытались пробраться через границу, но нам сопутствовала неудача. Пятеро грязных немецких солдат связали меня и бросили прямо на дорогу так, чтобы мне было видно, как эти скоты изнасиловали, а потом застрелили мою жену.
Потом насильники решили поиздеваться надо мной и для чего-то развязали мне руки. Они были совсем пьяны и утратили чувство опасности. Дальше все было очень просто: я выхватил из кобуры ближайшего солдата пистолет и перестрелял всех. Но выстрелы привлекли других бошей. Меня снова схватили и, приняв за английского шпиона, не прикончили на месте, а повезли в Париж. Полагаю, в контрразведку. По дороге мне удалось убить охранника и бежать.
Три месяца я упражнялся в стрельбе по немцам и делал это довольно успешно: до войны я слыл в Чикаго первоклассным стрелком из пистолета. В конце концов я добился того, что за мою голову назначили приличную награду. Естественно, в оккупационных марках. Но не это повергло меня в отчаянье: из-за того, что я не сдался немцам добровольно, расстреляли полторы сотни заложников. И тогда я сколотил группу из восьми таких же отчаянных парней. Анни примкнула к нам позже и стала десятой. Двоих моих ребят потом убили, сам я несколько раз побывал в лапах гестапо, но каждый раз мне удавалось бежать. Мы не были связаны ни с одной организацией, а просто убивали бошей, взрывали мосты, пускали под откос поезда. Мы были настоящими убийцами и не стыдились своего занятия. На каждом убитом враге мы оставляли свой знак. Но именно нам Франция была обязана тем, что не лишилась многих произведений искусства: мы похитили прямо из-под носа у немцев целый состав, который они собирались отправить в Германию.
Я отомстил за смерть жены даже с лихвой, но все же это не вернуло мне Линду.
После войны я вернулся в Штаты. Друзья писали мне редко, а вот от Анни почти каждую неделю приходило по письму. Еще в Париже я понял, что она любит меня, но между нами стояла мертвая Линда. Я не верил, что смогу когда-нибудь полюбить снова. Но сейчас я примчался в Париж по первому зову и не хотел лгать себе: чувство, отправившее меня в дорогу, не было лишь беспокойством за судьбу товарища. Что же хотела сообщить мне Анни? Что за странное письмо?
Кто-то тронул меня за рукав.
— Бармен говорит, что вы спрашивали Жака Дюкло?
Я оглянулся: передо мной стоял невысокий блондин в потрепанном костюме. Говорил он с явным швейцарским акцентом.
— Да, именно так.
В руках блондин держал бутылку бордо и стакан. Не дожидаясь приглашения, он уселся за мой столик, наполнил стакан, залпом выпил и посмотрел на меня. Его лисьи глазки пронизывали меня насквозь. Я в свою очередь принялся разглядывать незнакомца: ему можно было дать что-то около сорока пяти лет, но шустрые проницательные глазки удивительно молодили его.
— Карл, — представился швейцарец.
— Берт, — кивнул я.
— Я частный детектив, разыскиваю Жака Дюкло.
— Вот как? — я поерзал, удобней устраиваясь на стуле, и предложил ему виски.
— Нет, благодарю. Не понимаю, как вы, американцы, можете пить подобную гадость. Хотите бордо?
— Я пью только виски. Хоть это и гадость, зато крепкая гадость.
Карл усмехнулся.
— Так это вы заходили к Анни Дейль, — поинтересовался я утвердительно.
— А вы, похоже, не теряете времени даром. Поделитесь секретом, как вам это удается. Думаю, что объединившись, мы скорей добьемся успеха.
— Резонно, — согласился я. — Только меня больше интересует Анни Дейль, чем Жак Дюкло.
— Уверен, что исчезновения обоих связаны между собой.
— Ну, если так… — и вкратце я изложил ему все, что успел узнать.
Во время моего довольно сбивчивого монолога — здешнее виски и в самом деле было совершеннейшей гадостью — Карл невозмутимо потягивал бордо, но его лисьи глазки, казалось, пытались просверлить во мне дырки.
— Все, что вы рассказали, не так интересно, как вы думаете, — заметил он после того, как я умолк. — Меня больше интересует ваша деятельность во время войны. Вы пока единственный член группы, с которым можно сейчас поговорить. Остальные неизвестно где.
— Хорошо, я расскажу вам. Но прежде мне хотелось бы узнать кое-что и о вас.
Швейцарец ухмыльнулся.
— Я — Карл Шнайер. Как уже говорил, моя профессия — частный детектив. В основном тружусь на «Интернейшнл банк», который расположен в Берне. Должен вам заметить, что швейцарские банки имеют обыкновение заботиться о своей репутации, и мне иногда приходится разыскивать клиентов, в том или ином смысле интересующих совет директоров. Вышеупомянутый Жак Дюкло получил наследство в пять миллионов долларов, и моя задача найти счастливчика или, убедившись в его смерти, представить совету директоров соответствующие документы. Я прибыл в Париж неделю назад, — продолжал детектив. — И за это время узнал, что Жак Дюкло и еще шесть его товарищей исчезли. Полиция знает лишь о трех исчезновениях: об остальных никто не сообщил, но все равно, похоже, ажаны не собираются слишком энергично заниматься поисками. Люди исчезли, не оставив никаких следов. Свидетелей нет. Я побывал всюду, где они могли появиться, и провел самое тщательное расследование. И всюду результат один — ноль! Я не был только в клубе «Фламинго», где работала Анни Дейль. Это настолько закрытое заведение, что никакие деньги не помогут проникнуть в него. Там собираются известные политиканы и новоявленные нувориши, чей счет в банке перевалил за семизначную цифру. Пока я не вижу возможности попасть туда.
Я смотрел на Карла Шнайера, и этот парень нравился мне все больше и больше. Похоже, у него была хватка, и он не даром ел свой хлеб. Отныне мы были союзниками, а вдвоем можно сделать гораздо больше, чем в одиночку.
Я допил свой стакан и встал.
— Подождите здесь, — попросил я. — Мне нужно позвонить.
Он кивнул:
— Конечно, нам есть о чем поговорить.
Я взглянул на часы и направился к бару. Было пятнадцать минут седьмого.
Теперь заведение наполнилось посетителями, и я, протолкавшись сквозь эту живую изгородь, спросил бармена:
— Эй, парень, где у вас телефон?
— В углу за стойкой.
Я не без труда разыскал старенький аппарат, притаившийся между двух кадок с пальмами. Мне нужно было позвонить Анри Лесажу, который стал сейчас крупной фигурой в парижской администрации. Во время войны он возглавлял французскую разведку, и моя группа здорово помогла ему, захватив поезд с картинами. Он был очень обязан нам: именно с этой операции его дела пошли в гору. Мы сделали всю грязную работу, а он получил повышение.
Анри сам поднял трубку.
— Алло, Анри, — позвал я.
— Кто у телефона? — раздался его удивленный голос: видно, уже давно никто не называл Лесажа просто по имени.
— Если мне не изменяет память, приятель, во время войны ты был знаком с американцем, которого звали Берт Мейн.
— Берт! — заорал Анри с неподдельным восторгом. — Ты в Париже?!
— Несомненно, — подтвердил я. — И с удовольствием заглянул бы к тебе пропустить стаканчик, но сегодня я страшно занят.
— Тогда встретимся завтра.
— Договорились. Но ты должен оказать мне одну услугу.
— Конечно, Берт.
— Мне необходимо попасть в клуб «Фламинго». И сегодня же.
Несколько минут он тяжело дышал в трубку.
— Зачем, Берт? — наконец заговорил он. — Это самый аристократический клуб Парилка.
— А просто так, — объяснил я. — Так ты поможешь или мне обратиться к кому-нибудь другому?
— О чем ты говоришь, Берт? Конечно, помогу. Подъезжай ко входу в девять часов. Я буду ждать тебя.
— Я не один.
— Это уже сложней… Но я сделаю. И вот что еще… Надеюсь, у тебя есть деньги, чтобы заплатить там по счету?
Я расхохотался.
— Итак, до девяти, — и повесил трубку.
Карл по-прежнему сидел перед полупустой бутылкой.
— Ну что?
Я не мог отказать себе в удовольствии немного поиграть на публику.
— У вас есть смокинг, Карл?
Он непонимающе уставился на меня:
— Предпочитаю носить твидовые пиджаки — они не жмут под мышками. А зачем мне смокинг?
— Пригодится, — многозначительно сказал я.
Глава 2
Клуб «Фламинго» располагался на самой окраине Парижа. Мы подъехали туда на новеньком «бьюике» Карла. Вечер был необычно душным для Парижа в это время года, и капли пота, скатываясь по нашим лицам, стекали за воротничок. Взятые напрокат смокинги прилипали к телу, и нам очень хотелось сбросить эту униформу богатых, но положение обязывало. Мой смокинг, например, еще и угрожающе трещал по швам при каждом движении.
У высокой ограды клуба стояли три автомобиля. Анри Лесажа не наблюдалось, и мы припарковались за одной из машин.
У входа за ограду охранники, светя фонариками прямо в салоны автомобилей, внимательно вглядывались в лица посетителей. Я почувствовал легкое беспокойство. Наконец, детина с физиономией, напоминающей свеже-срубленную балалайку, уперся в нас пронзительным, как трамвайная сирена, взглядом.
— Входные билеты! — потребовал он.
Только я раскрыл пасть, чтобы гавкнуть позлобнее, как подъехала еще одна машина, и из нее вышел тучный человек лет пятидесяти. Даже на расстоянии было видно, как на его лысом черепе поблескиваюткапельки пела. Охранник взглянул на него, и его деревянный фас расплылся в широкой улыбке.
— Добрый вечер, месье Лесаж. Я не заставлю вас ждать.
Но Лесаж даже не взглянул в его сторону.
— Берт, дружище! — крикнул он мне, с несолидной резвостью нырнул в свою машину, схватил там какой-то пакет и передал охраннику, который смотрел на все эти манипуляции в полной растерянности. — Пропустите их, — велел Лесаж, садясь на заднее сиденье «бьюика».
Охранник вынул из пакета бумагу, просмотрел ее и махнул нам рукой:
— Проезжайте!
Я тронул машину с места, автомобиль Лесажа двинулся следом.
— Познакомься, — обернулся я к Анри. — Это мой друг Карл. А это — парень, с которым мы воевали против бошей. Он был связан с маки, а я руководил отдельной группой. Однажды мы вместе с ним продержались в горах Верхней Силезии больше месяца.
— О! Поговорим о наших победах! — воспламенился Лесаж. — А помнишь тот поезд?