Так, одна наша пациентка под гипнозом в течение полугода со всей яркостью галлюцинации день в день воспроизводила события, которые волновали ее годом ранее (в период острой истерии); безукоризненную точность воспроизведения этих событий подтверждали записи в дневнике ее матери, о существовании которого она не знала. Другая пациентка под гипнозом и во время самопроизвольных припадков с живостью, свойственной галлюцинациям, заново переживала все события, связанные с истерическим психозом, перенесенным ею десять лет назад, о котором она вплоть до того момента, когда события эти вновь воскрешались у нее в памяти, ровным счетом ничего не помнила. Отдельные события пятнадцати–двадцатипятилетней давности, имеющие немалое значение для этиологии заболевания, она тоже припоминала с поразительной точностью и эмоциональным накалом, и воспоминания эти вызывали у нее столь же сильный аффект, что и новые впечатления.
Объяснить это можно лишь тем, что подобные воспоминания занимают исключительное положение и не идут на убыль. Судя по всему, сами эти воспоминания соответствуют травмам, которые не были в должной мере «отреагированы», и при более обстоятельном рассмотрении факторов, помешавших отреагированию, можно обнаружить, по меньшей мере, два ряда условий, в том числе отсутствие непосредственной реакции на травму.
К первому разряду мы относим те случаи, когда пациенты не отреагировали на психические травмы, поскольку травма по своей природе исключала всякую реакцию, как бывает при ничем не восполнимой потере любимого человека, или из–за того, что реакция была недопустима по социальным причинам, или от того, что речь шла о чувствах, которые пациент хотел позабыть, намеревался вытеснить из сферы сознательного мышления, сдержать и подавить[9]. Во время гипноза выясняется, что в данном случае именно такие больные темы лежат в основе истерических феноменов (истерического бреда святых и монахинь, воздержанных женщин и благовоспитанных детей).
Ко второму ряду относятся условия, сложившиеся не за счет содержания воспоминаний, а благодаря психическому состоянию, в котором пациент пребывал в момент соответствующих переживаний. Во время гипноза выясняется, что поводом для возникновения истерических симптомов могут служить и представления, которые, будучи сами по себе не слишком важными, сохраняются благодаря тому обстоятельству, что появились на фоне сильных, парализующих аффектов, например чувства страха, или непосредственно на фоне аномальных психических состояний, например полугипнотического сумеречного состояния с грезами наяву, самовнушения и т. п. В данном случае сама природа этих состояний не позволяет отреагировать на происходящее.
Разумеется, и те и другие условия могут возникать одновременно, на практике так зачастую и случается. Это происходит в том случае, когда и без того действенная травма наносится человеку, находящемуся под влиянием сильного, парализующего аффекта или в состоянии измененного сознания; но бывает, по–видимому, и так, что из–за самой психической травмы у многих людей возникает то аномальное состояние, которое, в свой черед, не позволяет на нее отреагировать.
И те и другие условия объединяет то обстоятельство, что психические травмы, не избытые за счет реакции, невозможно избыть и за счет ассоциативной переработки. В первом случае этому препятствуют намерения пациента, старающегося позабыть о неприятном происшествии и по мере сил изолировать его от ассоциации, во втором случае ассоциативная переработка не происходит потому, что между нормальным состоянием сознания и состоянием патологическим, на фоне которого возникли эти представления, нет достаточно крепкой ассоциативной связи. Вскоре нам представится случай обсудить эти обстоятельства подробнее.
Стало быть, можно утверждать, что представления, ставшие патогенными, сохраняют первозданную свежесть и силу аффекта потому, что не могут пойти на убыль за счет отреагирования и воспроизведения в том состоянии, при котором ассоциации ничем не стеснены.
III
Коль скоро мы указали условия, каковые, судя по нашим наблюдениям, несут ответственность за то, что на основе психических травм развиваются истерические феномены, пришла пора поговорить об аномальных состояниях сознания, на фоне которых возникают подобные патогенные представления, и подчеркнуть, что воспоминание о действенной психической травме можно обнаружить у пациента, пребывающего не в нормальном состоянии, а под гипнозом. Чем дольше мы изучали эти феномены, тем больше убеждались в том, что расщепление сознания, ярко проявляющееся в известных классических случаях в виде double conscience, в рудиментарной форме наличествует при любой истерии, а предрасположенность к такой диссоциации и погружению за счет нее в аномальное состояние сознания, которое мы кратко назвали бы «гипноидным», является основным феноменом этого невроза. Тут наши взгляды совпадают со взглядами Бине и обоих Жане[10], хотя мы недостаточно хорошо знакомы с поразительными результатами проведенного ими обследования лиц, страдающих анестезией.
Таким образом, мы хотели бы противопоставить не раз высказанному мнению о том, что «гипноз является искусственной истерией», другое утверждение: основой и условием истерии является существование гипноидных состояний. При всех различиях между ними, эти гипноидные состояния роднит друг с другом и с гипнозом то, что возникающие на их фоне представления являются очень сильными, но лишены ассоциативной связи с прочим содержанием сознания. Между этими гипноидными состояниями может возникать ассоциативная связь, и таким образом содержание соответствующих представлений может достигать того или иного уровня психической организации. Вообще, характер и степень изолированности этих состояний от прочих сознательных процессов могут варьироваться так же как при гипнозе, простирающемся от легкой сонливости до сомнамбулизма, от полной памяти до полной амнезии.
Если подобные гипноидные состояния возникают еще до появления первых признаков заболевания, то они подготавливают почву, на которую аффект помещает патогенное воспоминание и вызванные им соматические осложнения. Так происходит при наличии предрасположенности к истерии. Однако, судя по нашим наблюдениям, тяжелая травма (например, при травматическом неврозе), старательное подавление чувств (например, сексуальных) могут привести к расщеплению групп представлений даже у людей, прежде не имевших подобной предрасположенности, и в таком случае действует механизм психически благоприобретенной истерии. Между двумя этими крайними формами выстраивается целый ряд промежуточных, при которых степень диссоциации у пациента и величина аффекта, связанного с травмой, варьируются с обратной пропорциональностью.
Ничего нового по поводу того, чем мотивированы предрасполагающие гипноидные состояния, мы сказать не можем. Надо полагать, они зачастую возникают даже у здоровых людей, нередко склонных «грезить наяву», чему немало способствует, например, рукоделие, которым занимаются женщины. Вопрос о том, почему «патологические ассоциации», возникающие при таких состояниях, являются столь прочными и оказывают на соматические процессы влияние куда более заметное, чем то, какое мы привыкли ожидать от представлений, равносилен вопросу о действенности гипнотического внушения вообще. Полученные нами сведения ничего нового к этому не добавляют; но они проливают свет на противоречие между утверждением, которое гласит, что «истерия является психозом», и тем обстоятельством, что среди истериков можно встретить людей, наделенных ясным и критическим умом, недюжинной волей и сильным характером. В указанных случаях таким образом можно охарактеризовать мышление человека в бодрствующем состоянии; пребывая в гипноидном состоянии, он подвержен такому же умопомрачению, какое нисходит на всех нас во сне. Но если психозы наших сновидений не влияют на нас, когда мы находимся в состоянии бодрствования, то производные гипноидных состояний вторгаются в виде истерических феноменов в жизнь наяву.
IV
По поводу истерических припадков мы можем утверждать почти то же самое, что было сказано по поводу стойких истерических симптомов. Как известно, существует схематическое описание «сильных» истерических припадков, составленное Шарко[11], согласно которому развитие припадка в полном виде можно подразделить на четыре фазы:
1) эпилептоидную фазу;
2) фазу размашистых движений;
3) фазу attitudes passionnelles (фазу возникновения галлюцинаций);
4) фазу заключительного делирия. Судя по мнению Шарко, вследствие сокращения или увеличения продолжительности, отсутствия или обособления отдельных фаз возникают все те формы истерических припадков, которые на практике наблюдаются чаще, чем grande attaque в полном виде.
Приступая к объяснению, рассмотрим прежде всего третью фазу, фазу attitudes passionnelles. В тех случаях, когда наступает данная фаза, в течение нее происходит лишь воспроизведение в виде галлюцинаций воспоминания, имеющего важное значение для первого появления истерии, воспоминания о значительной травме kat exoken при так называемой травматической истерии или о нескольких взаимосвязанных парциальных травмах, которые лежат в основе обычной истерии. Или же в ходе припадка воспроизводится определенное событие, значение которого возросло из–за того, что произошло оно в тот момент, когда имелась особая предрасположенность к получению травм.
Однако случаются и такие припадки, которые с виду являют собой совокупность исключительно моторных проявлений, между тем как phase passionnelle при них отсутствует. Если в ходе подобного припадка при наличии подергиваний, каталептического оцепенения[12] или при attaque de sommeil удается вступить в разговор с пациентом, а то и вызвать у него припадок во время гипноза, то выясняется, что даже в его основе лежит воспоминание о психической травме или о нескольких травмах, которое в иных обстоятельствах ярко проявилось бы в течение фазы возникновения галлюцинаций. У одной маленькой пациентки на протяжении нескольких лет случались приступы с общими судорогами, которые можно было принять и которые приняли за эпилептические припадки. С целью проведения дифференциального диагностирования ее погружают в гипнотическое состояние, и у нее тотчас начинается обычный приступ. Однако на вопрос: «Что же ты сейчас видишь?» она отвечает: «Собака, собака бежит», и действительно выясняется, что впервые приступ такого рода случился с ней после того, как за ней погналась бездомная собака. В данном случае результаты терапии улучшаются благодаря диагнозу.
Один чиновник стал истериком из–за того, что с ним грубо обошелся начальник, у него случаются припадки, во время которых он падает, беснуется и неистовствует, не произнося ни слова и без единой галлюцинации. Как только удается спровоцировать припадок под гипнозом, пациент сообщает, что заново переживает всю сцену, разыгравшуюся однажды, когда начальник обругал его прямо на улице и ударил тростью. Спустя несколько дней он опять жалуется на то, что у него снова случился такой же припадок, и на сей раз во время гипноза выясняется, что он заново переживал ту сцену, из–за которой у него впервые и проявилось это заболевание; сцена разыгралась в зале суда, когда ему не удалось привлечь обидчика к ответу, и т. д.
Воспоминания, которые возникают во время истерических припадков или которые можно в этот момент вызвать, во всех иных отношениях равнозначны происшествиям, служащим поводом для возникновения стойких истерических симптомов. Подобно последним, они затрагивают психические травмы, которые невозможно было избыть путем отреагирования или за счет ассоциативной мыслительной деятельности; подобно последним, эти воспоминания полностью или в значительной части недоступны в нормальном состоянии сознания и, по всей видимости, относятся к содержанию представлений, связанных с гипноидным состоянием сознания при ограниченной ассоциации. И наконец, их тоже можно воспроизводить в терапевтических условиях. Наблюдения не раз убеждали нас в том, что подобное воспоминание, которое доселе провоцировало припадки, утрачивает эту способность, когда под гипнозом удается вызвать соответствующую реакцию и провести его ассоциативную коррекцию.
Двигательные феномены, возникающие при истерическом припадке, можно расценить отчасти как общие формы реакции на аффект, сопровождающий воспоминание (например, младенец сучит руками и ногами уже с определенной целью), отчасти как непосредственное выражение этого воспоминания в виде движений, хотя в какой–то степени они, подобно истерическим стигмам при стойких симптомах, не поддаются такому толкованию.
Истерический припадок кажется еще более примечательным, если вспомнить о приведенном выше наброске теории, согласно которой при истерии наличествуют группы возникших в гипноидных состояниях представлений, лишенных ассоциативной связи с иными представлениями, но связанных между собой и представляющих собой более или менее организованный рудимент второго сознания, condition seconde. Выходит, что стойкий истерический симптом равнозначен внедрению этого второго состояния в соматическую иннервацию[13], которая обычно управляется нормальным сознанием, а истерический припадок свидетельствует о более высокой степени организации этого второго состояния, и если он возник недавно, то он знаменует тот момент, когда гипноидное сознание овладело всем существом человека, момент острой истерии; но если припадок повторяется, значит, он несет в себе воспоминание, его повторение. Шарко уже высказал мысль о том, что истерический припадок может быть рудиментом condition seconde. В момент припадка управление соматической иннервацией передается гипноидному сознанию. При этом нормальное сознание, как явствует из известных примеров, не вытесняется полностью; оно может вое принимать даже двигательные феномены, возникающие во время припадка, между тем как принять к сведению психические процессы, происходящие в этот момент, не способно.
Как известно, в типичных случаях тяжелая истерия протекает следующим образом: сначала в гипноидном состоянии формируется содержание представлений, которое, достигнув со временем необходимого объема, овладевает в момент «острой истерии» соматической иннервацией и всем существом пациента, вызывает стойкие симптомы и припадки, а затем исчезает без остатка. Если нормальный человек способен вновь овладеть собой, то во время истерических припадков опять заявляет о себе все, что сохранилось от содержания гипноидных представлений, из–за чего человек на какое–то время снова погружается в аналогичное состояние, которое, в свой черед, подвержено влиянию извне и воздействию травм. Зачастую впоследствии устанавливается своего рода равновесие между психическими группами, совместившимися в сознании этого человека; припадки и нормальная жизнь следуют бок о бок, не оказывая влияния друг на друга. Припадок возникает произвольно, как возникают у нас обыкновенно воспоминания, хотя его можно и спровоцировать так же, как и воскресить любое воспоминание, следуя принципам ассоциации. Спровоцировать припадок может либо раздражение истерогенной зоны[14], либо новое переживание, напоминающее патогенное событие. Мы надеемся показать, что между двумя этими столь разными с виду условиями, в действительности, нет существенных различий и в обоих случаях затрагивается воспоминание, воспринимаемое с повышенной чувствительностью. В иных случаях равновесие это является крайне неустойчивым, припадок, будучи выражением пережитков гипноидного сознания, происходит всякий раз, когда нормальный человек утомляется и утрачивает дееспособность. Нельзя отвергать и то, что в этих случаях припадок, лишенный своего первоначального значения, может повторяться и в виде бессодержательной моторной реакции.