Ну я и полетел, по безднам любви и алкоголя. Английский язык в школе я учил пять лет. С гордостью умею считать на этом языке до десяти. Вот собственно и все основания для гордости и все знания. Прорвемся братцы! Мы что, не солдаты что ли?
Через сутки, ночью, прямо в аудитории признаюсь жутковатого вида англичанке в пылкой любви. Она требует доказательств. Доказываю, пять раз подряд. Итоговая оценка за экзамен: пять. На торжественном заседании под колокольный звон мне вручают студенческий билет. Открываю глаза. Как жаль, что это всего лишь сон. Моя комната залита солнечным светом, по бликам светила определяю время, скорее всего полдень. Определяюсь в пространстве: лежу дома на кровати. Все дребезжит и дребезжит телефон. Встаю, спотыкаясь бреду к аппарату связи, чувствую отвратительную сухость во рту, слабость во всем теле и сильнейшее желание выпить пива. Снимаю трубку телефона, чуть шевеля распухшим шершавым языком с трудом выговариваю:
-- Алё?
-- Вам к шестнадцати ноль-ноль сего дня надлежит прибыть в Комитет Государственной Безопасность, кабинет номер двенадцать, - слышу сухой безразлично казенный голос.
-- Колек? Пошел ты на хер! - еле отвечаю я и бросаю трубку.
Иду принимать душ, телефон опять трезвонит. Да пошли вы все! То в фонд Мира вызывают, то Политбюро меня просит пожаловать, а теперь уже и за КГБ взялись. Просто достали друзья-товарищи своими подначками. Принимаю твердое решение: хватит пить!
В полном соответствии с принятым решением иду в пивнушку. Там меня уже хорошо знают. Продавщица подает мне только неразбавленное и свежее пиво. С ее стороны - это подвиг. Раз кружка, легчает! Вторая кружка, а ничего жить можно. А как известно: Бог он Троицу любит. Беру третью кружку и смакуя не спеша пью пенистое холодное пиво. Бодро, полный жизнью и с переполненным мочевым пузырем возвращаюсь домой. У двери моей квартиры ждет пожилая тетенька и со смесью ужаса и сострадания смотрит на меня, у нее через плечо на ремне переброшена большая казенного вида сумка - почтальон.
-- Вам повестка, - скорбно говорит тетенька - почтальон и протягивает мне казенного вида бумажонку. Не глядя на меня тихонько, просит:
-- Распишитесь в получении.
Расписываюсь. Смотрю, а куда это меня вызывают? Все ясно, ждет меня не дождется контора глубокого бурения. Время прибытия 16. 00.
КГБ в СССР был окутан завесой таинственности. Граждане по-разному относились к этой, стоящей на страже мира и социализма, организации. Но почти все были уверены, там всё знают, обо всем ведают, а еще дураков там не держат. Одного из моих почтенных предков расстреляли в тридцать седьмом, затем реабилитировали в пятьдесят шестом и особых симпатий к товарищам из ЧК я не испытывал.
Ну да ладно. Войдя в здание областного управления, предъявляю дежурному прапорщику повестку и паспорт. Пока прапор звонит по белому служебному телефону, осматриваюсь. Пустынно, прохладно, торжественно, уныло. Да и хрен с вами!
Прапор удостоверившись, что я не шпион, объясняет куда идти. Бодренько уминая ботинками ковровую дорожку, шагаю по коридору. Кабинет номер двенадцать. Останавливаюсь и вежливо стучу в дверь.
-- Войдите, - приглашает молодой мужской голос. Тон голоса какой то неприятный. Или мне показалось?
Не успел ещё представится и сесть на новенький стул за полированный приставной столик, как хозяин кабинета сразу меня огорошил:
- Кто дал вам право выдавать военные и государственные тайны нашей страны? - грозно спрашивает чекист, пытается сверкать глазами и вопрошает, - Вы хоть знаете что за это положено?
Обалдев замер перед стулом. Вытаращив глаза, смотрю на молодого парня. Или он дурак или я уже до белой горячки допился. Военных тайн я никогда не знал, а государственные мне никто и думал доверять.
-- Садитесь, - смилостивился чекист, - разговор у нас с вами будет долгий.
-- Да что я такого сделал? - усаживаясь и недоумевая, задаю вполне уместный вопрос.
Медленно, торжественно раскрывает чекист, канцелярскую папку и начинает читать. Оказывается, что по моим лживым россказням, части и соединения сороковой армии не сажают деревья, не строят дома и не катают на боевой технике счастливых и благодарных афганцев, как это утверждают печатные органы советского правительства, а активно участвуют в боевых действиях. А вот это подлая клевета на советский строй, это очернение великой интернациональной миссии нашего народа. А еще я лью воду на реакционную мельницу мирового империализма, из чего однозначно следует ...
"Боже ж ты мой! - ерзая ягодицами на жестком сиденье канцелярского стула, и слушая как вещает мой разоблачитель, думаю я, и делаю для себя удивительное открытие, - Оказывается и в КГБ дураков полно"
-- Но у вас еще есть возможность искупить свою вину, - чуток помолчав бросает мне круг надежды и спасения так и не представившийся товарищ из конторы.
-- Это еще как? - растерялся я от его глупости.
-- Делом помочь органам, - доверительно сообщает чекист.
-- На работу что ли к вам пойти?
-- Можно и так сказать, - чуточку скривился товарищ.
"Господи помилуй! - наконец-то дошло до меня, - да они же из меня стукача хотят сделать"
Ах ты сучонок! Да у нас в части стукачей тут же мочили. Значит я в горах подыхал, пока ты тут херней занимался, а теперь я еще должен перед тобой тут на задних лапках выплясывать. Х..й тебе!
По полученному жизненному опыту год срочной службы за десять лет обычной жизни идет. То что этот болван меня "на пушку" берет совершенно ясно. То что он просто идиот это из его поведения сразу видно. Надо милый, надо тебя в говно мордой ткнуть. Последствия? Да и хрен с ними!
-- Если я дам признательные показания, вы даете гарантию что меня не расстреляют? - после краткой заминки с легкой тревогой интересуюсь я и волнуясь начинаю барабанить пальцами левой руки по полированной поверхности стола.
-- Ну, - насторожившись, тянет товарищ, - это зависит, от многих обстоятельств, -
и орет:
-- Давай колись!
И вот я колюсь. Настоящий пламенный интернационалист и убежденный комсомолец, был похищен агентами ЦРУ и не выдав никаких тайн геройски погиб под пытками. Вместо него был внедрен шпион (потомок злобных клеветников) которого в результате пластической операции, внешне не отличить от погибшего героя. Вот я и есть этот самый шпион, разоблаченный проницательным сотрудником государственной безопасности. Горько раскаиваюсь, молю сохранить мою шпионскую жизнь, готов служить великому делу социализма и вместе с ЧК защищать мир во всем мире. В таком вот духе. О шпионах я знал только по книжкам. И детали "признания" о своем задании и шпионской подготовке вдохновенно переработав черпал оттуда. Судя по внешней реакции товарища, свои знания о враждебной деятельности иностранных спецслужб, он тоже получал не только из циркуляров своего ведомства, но и из художественной литературы и соответствующих кинокартин. Сам-то товарищ наверно думал, что выражение лица у него "каменное", но было заметно, что его волнует и манит трепетная надежда: "А вдруг?! Это же какой взлет в карьере! Орден! Это минимум. Повышение по службе - вне всяких сомнений. Глядишь ещё и Москву переведут!"
-- Все изложите в письменном виде, - сурово приказывает товарищ, давая мне чистые листы белой бумаги и дешевую шариковую ручку, а сам по внутренней связи звонит и с нотками подобострастия просит:
-- Очень прошу вас зайти ко мне. Срочно! - короткая пауза и снова, - детали изложить не могу. Но дело чрезвычайно срочное! Да! Думаю, что оно как раз в компетенции именно вашего управления.
Пишу свое "признание", а сам все сомневаюсь, а вдруг он психиатра пригласил. Не задает вопросы, не уточняет детали. Может он как и я, просто под дурака косит?
Минут через десять, когда основная часть моего "признания" была уже готова, в кабинет заходит еще один товарищ. Возраста неопределенного, телосложения среднего, одет в летние голубенькие джинсики, белая рубашечка с короткими рукавами, обут в легонькие туфельки, лицо такое округлое заурядно простецкое. Прямо Иванушка - дурачок. Товарищ отведя "Иванушку" к окну тихо докладывает. "Иванушка" во время доклада смотрит в мою сторону и слегка улыбается.
Все абсолютно ясно я разоблачен, а с профессиональной лаской улыбается мне врач. Плакало мое поступление в институт, тайного агента мирового империализма в него еще примут, а вот психа никогда.
Выслушав доклад Товарища, "Иванушка" присел за стол, и бегло просмотрев содержимое папочки, вежливо попросил:
-- Гражданин шпион, разрешите взглянуть на ваши показания,
Протягиваю свое рукописное "признание" и неуверенно спрашиваю:
-- Вы сохраните мне жизнь?
-- Не ссы пацан всё будет в норме, - ласково утешает меня врач "Иванушка".
-- Не понимаю, - прочитав мое творение с явным сомнением в голосе, говорит "Иванушка", - как с таким знанием русского языка, ты смог получить "отлично" на экзамене по русскому и литературе? - пренебрежительно щелкает пальцами руки по исписанным листам, - У тебя же тут ошибка на ошибке.
-- Это я от волнения, - покраснев и смутившись, оправдываюсь я, - а вообще при подготовке в шпионском центре у меня по русскому языку было твердое "четыре"
-- Если по двенадцатибальной системе оценивать то тогда конечно, как раз четыре и выходит, - с горечью вздыхает "Иванушка", небрежно просит, - Хорош придуриваться, я же тебя сразу узнал.
"Я тебя узнал!" - так в кульминации книги или фильма положительный герой, говорит отрицательному "герою", дальше добро торжествует, а злодей наказан. Только я же не злодей, я обычный парень, ну чего вы до меня докопались?
-- Штаб десантно-штурмовой бригады, дислокация Кундуз, март восемьдесят первого года. Допрос. Ты был помощником дежурного по штабу. Бледный, худой такой, то телефон приносил то воду. Помнишь? Тебя еще начальник разведки бригады водкой отпаивал, - улыбаясь и наблюдая за моей реакцией, говорит "Иванушка".
-- Ты то откуда знаешь? - угрюмо спрашиваю я и как в кошмаре снова вижу:
Как бойцы из бригадной разведроты приволокли в штаб на допрос, взятого душмана. В палатке штаба нестерпимая вонь от крови и рвоты, бешено кроют матом офицеры еле успевает переводить их вопросы переводчик. Сплевывая кровь и рвоту старательно отвечает на них обмочившийся и в паузах ответа ревущий от нестерпимой боли афганец. Это его отряд захватил в плен солдат из 201 МСД. Над мальчишками надругались и убили. Теперь взяли в плен его, теперь он кричит от телесной муки и молит о милосердии. Пощады не будет! Все выложит и всех предаст душман и только потом ему дадут умереть. Вот там у входа в палатку стоит бледный и растерянный пацан - это я. Когда все будет окончено, офицеры жадно полными стаканами начнут жрать водку без закуски, запивая сивуху принесенной мною водой. И мне не жалея дорого пойла нальют полный стакан, я залпом выпью и быстро опьянению: от хлещущих по палатке волн ненависти; от чужих мук; от пролитой крови; от жалости к нашим погибшим ребятам; от войны. И уже пьяного меня потреплет по плечу незнакомый офицер одетый в афганскую форму. "Не ссы пацан все будет в норме, - уходя скажет он, - быстро привыкнешь" Я привык, а вот теперь дома хочу отвыкнуть. Да только не отпускает память.
-- Откуда знаешь? - повторяю вопрос и с ненавистью смотрю на "Иванушку".
Нет чекист в свою память я тебя не пущу. Не хрен тебя там делать. Там место только для тех кто вволю со мной афганского дерьма хлебнул.
-- Здесь вопросы задаем мы! - громко надменно встревает в разговор младший конторский товарищ.
-- Помолчи! - небрежно как от мухи отмахивается от его реплики "Иванушка" и мне:
-- Я в ХАДДе (ХАДД афганская госбезопасность, аналог советского КГБ) советником был, в том допросе участвовал, вот и вспомнил тебя. Память то у меня профессиональная
Закружилась у меня голова, отлила кровь, похолодело под сердцем и вскакивая со стула:
-- И что же профессионал х..ев, - выплевывая слова, кричу я ему, - теперь меня допрашивать будешь? В стукачи вербовать? Помнишь как тогда про того духа говорили: "Всех сдал сучара! Даже умереть толком не мог!" Так вот, х..й тебе! Стукачом не был и не буду! И еб..л я тебя и твою контору во все дыры ...
Вопросительным знаком застыл у окна молодой бурильщик из конторы, стерлась улыбка с лица "Иванушки", криком выплеснув злобу, замолчал я.
"Ну вот и звиздец пришел, - тоскливо думаю, - дернул меня черт за язык вот и расхлебывай. Лучше бы меня в Афгане убили. А теперь или посадят, или в психушку запихнут"
В армии уж как хреново было и то сдерживался, а тут чувствую, что заплачу, от обиды зареву. За что?
-- А тот капитан ... ну ваш начальник разведки, он как майора получил? Мне так за то дело досрочно очередное звание присвоили, - тихо спрашивает "Иванушка", предлагает, - Воды хочешь?
-- Получил, - проглотив комок в горле, нехотя отвечаю, - пулю под Кандагаром, а воду ты сам пей, а я уж нахлебался вашего гостеприимства
-- А время уже восемнадцать часов, - посмотрев на настенные часы, заметил "Иванушка", - рабочий день закончен, - и небрежно властным тоном приказывает молодому конторскому товарищу:
-- Лейтенант пулей в буфет и возьми там ... - смотрит на меня и спрашивает, - Тебе чего взять коньяку или водки? - и не дожидаясь ответа продолжает, - хотя ребят только водкой поминают, - поворачивается в сторону напрягшегося гэбешного летёхи, - Возьми литр водки, приличной закуски и доставь в мой кабинет, ну чего там еще ...
-- А еще бегом марш! - быстро придя в себя и уверенно хамским тоном дополняю я команду, отданную молодому чекисту, - И бегом! Бегом! Когда тебе старший по званию приказывает.
-- Не наглей! - осаживает меня "Иванушка" и подсовывает своему юному коллеге утешительную пилюлю, - сходи уж не в службу, а в дружбу.
-- Есть товарищ майор! - неумело пытается вытянуться в струнку лейтенант.
Кабинет у майора побольше, мебель побогаче, на столе телефонов побольше, в углу небольшой аккуратненький сейф установлен. На стене повешен обязательный портрет Дзержинского. Сейф с чекистскими тайнами стоит, основатель ВЧК висит, а мы сидим. Я с удобствами на диване, майор на кресле. Между нами сервировочный столик на колесиках. На столе все чем богат буфет провинциального управления КГБ. Выпили, закусили консервированной осетриной. Еще выпили, закусили черной икоркой, не жалким бутербродом с тоненьким слоем икры на кусочке хлеба, а по браконьерски, столовой ложкой брали зернистую икру из жестяной банки. Третий раз майор до краев стаканы налил, без слов залпом выпили ледяную отличного качества водку.
-- Ты побольше икры ешь, - уплетая икру, советует чекист, - тогда и не захмелеешь, всегда в норме будешь.
-- А ведь ты не местный, - не спрашиваю, а утверждаю я.
-- С чего ты взял? - прожевывая икорку, интересуется майор.
-- Так у нас в городе каждый ребенок знает, что если водку икрой закусывать, никогда не опьянеешь, это само собой разумеется и местный своему земляку в жизнь этого не скажет. Ты из Москвы? Начальник небось? То-то этот щенок перед тобой так прогибался.
-- Гм... - оторвавшись от еды, с интересом рассматривает меня чекист. На верхней губе у него прилипли зернинки икры, - Почему это начальник да из Москвы?
-- Да тон, когда ты с летехой разговаривал, был этакий ласково - пренебрежительный, так только московские начальники в провинции с аборигенами разговаривают. А закуска? Сам смотри, - я кивнул на заставленный столик, - икра и красная рыба. Ее столичным гостям первым делом подают, наши-то все больше мясное ассорти предпочитают. Надолго к нам в командировку?
-- Какой наблюдательный, - уходя от вопроса с иронией говорит майор, - может и вправду к нам пойдешь работать? - и заметив выражение моего вытянувшегося лица, быстро уточняет, - не боись не стукачом, в кадры. Дам тебе рекомендацию. Направим на учебу. Образование у нас приличное дают.
-- Нет, - подумав и чуть вздохнув, отказался я, - не хочу принести вред безопасности нашей Родины. Ну какой на хер из меня чекист? Я же трепло, бабник и выпить люблю, и самое главное дураков не перевариваю.