они спорили, например о том, какой кашей ангелы
в раю праведников кормят, на каких углях черти в
аду грешников поджаривают — на сосновых или бе-
резовых, какой распорядок дня в раю и какой в аду.
И много у них было других, не менее важных спор-
ных вопросов. Пока спорили, Никон-поп не плошал,
монастыри со всем добром к своим рукам прибирал, на
божьем деле богател и все больше зазнавался. А что-
бы царя Алексея на своей стороне держать, Никон
всячески его задабривал. Скоро понял протопоп Ав-
вакум, что надо не книги да порядки, но и самих цер-
ковников заново переделывать.
И начался между Аввакумом и Никоном вели-
кий и жестокий спор. «Надо не книги да обряды по-
правлять, а унять распутство да корысть бояр и цер-
ковников, чтобы не столь жестоко народ угнетали, лю-
дей бы в железы не ковали и в ямы не бросали». Так
протопоп Аввакум говорил. И доспорились главные
попы до того, что протопоп всю церковь православ-
ную разбойничьим вертепом обозвал, трехперстное
крещение — кукишем, Никоново благословение —
каракулей, а самого Никона — царским ярыжкой и
блюдолизом. Никон же обругал Аввакума еретиком,
бунтовщиком и слугой антихриста.
С того дня и стали они врагами на всю жизнь, до
самой смерти.
А нижегородец Аввакум и вправду не столько по-
м был, сколько бунтовщиком и мятежником. Ему
бы не в церкви протопопом служить, а у Степана Ра-
зина в помощниках. Тут Аввакум Петров оплошку
дал, не додумался. Сам царь Алексей его побаивал-
ся, но был на стороне Никона, сделал того патриар-
хом Руси и во всех церковных делах ему помогал. А
протопопа Аввакума не любил за прямоту и стропти-
вость.
Незадолго до того, как по велению царя в Сибирь
угодить, довелось протопопу Аввакуму в царские па-
латы по святым делам зайти. В тот час царь Алексей
с молодой царицей и царятами за трапезой сидели и
сладкие пряники с начинкой ели. Самодержец в доб-
ром духе был и сказал Аввакуму: «Вот ты все на
Никона наскакиваешь, еретиком и всяко бранишь. А
попробуй — каких пряников он к нашему столу из
Вязьмы привозит!» И с теми словами царь один пря-
ник протопопу подал. Впору сказать, что вяземские
хлебопеки тогда по пряничной части большие мастаки
были, пряники пекли отличные. Откусил Аввакум
от пряника уголок, пожевал-пожевал да и сказал сер-
дито: «Ремень!» Удивился царь, спрашивает: «Что
такое ты молвил?» — «Говорю — ремень, сыромяти-
на! Таким пряником только зубы да брюхо портить.
Попробовал бы ты, царь-государь, пряники, какие од-
на баба-просвирня в Заволжье, бывало, пекла, — не
захотел бы эту глину вяземскую в рот брать!»
Когда ушел Аввакум из царских палат, царица с
царятами просить стали царя, чтобы послал он этого
сердитого попа к заволжской просвирне за пряника-
ми. Но царь шибко расстроен был и о пряниках го-
ворить и слушать не стал. А протопоп Аввакум, до-
мой идучи, таково думал: «Хитрец Никон простачка
царя пряниками задабривает. Хоть пряником, но дой-
му, досягу пса Никона!»
Пономарь Ерофеич, Заноза по прозвищу, с прото-
попом Аввакумом издавна друзьями были. Из Юрь-
евца их в одно лето выгнали: протопопа за нетерпи-
мость к слабостям боярским, а пономаря за питие
хмельного, за песни окаянные да безбожные. Когда
Аввакум на Москве протопопить стал, своего дружка
Ерофеича в беде не забыл и в одну церковь звонарем
посадил, а пономариху просвирней в той же церкви
поставил. Теперь Ерофеич в церковной избушке жил,
когда надо — в колокола лихо названивал, а его
старуха, Ерофеиха, просвиры для богомольцев пекла.
Да жила с ними приемная дочка Дарья — ее все Дань-
кой звали, — сирота девчоночка из дальней лесной
деревни.
Печка в избушке была такая большая да такая
жаркая и умелая, что часом по сотне просвир-колобу-
шек выпекала. Пономарь-звонарь свои гроши с друж-
ками пропивал да прогуливал, зато и было у него в
Городце сто друзей. А сто друзей бывают дороже ста
рублей. Чтобы как-то прокормиться, старуха Ерофеи-
ха к базарным дням корзину пряников выпекала и с
Данькой на базар отсылала. Пряники были хороши,
да и торговка им под стать, девчонка бедовая, с пес-
нями пряниками торговала: «Ой, пряники медовые,
мягкие, фунтовые! То и малым ребятишкам, то и ста-
рым старикам! Сами печем, отдаем нипочем — с пы-
лу, с жару, алтын за пару!» Как споет Данька свою
песенку, кому надо улыбнется да глазком подмиг-
нет — часом расхватывались пряники!
Как-то нежданно-негаданно к Городецкому звона-
рю знатный гость — протопоп Аввакум нагрянул. И не
знали Ерофеичевы, где гостя посадить, чем напоить,
накормить. Звонарь на радостях зеленый шкалик осу-
шил, а Ерофеиха подала на стол блюдо расписное
деревянное с приглядными да пригожими пряниками.
Отведал Аввакум пряников и как-то непонятно по-
хвалил: «Хорош Федот, да лицом не тот!»
После того они со звонарем долго в задней горен-
ке сидели и тихо-тихо беседовали. Потом протопопа
с дороги спать повалило, а звонарь по Городцу пошел
знакомых мастеров-умельцев разыскивать. Сначала
попался ему Лука Гром, кузнец и жестянщик, уме-
лец по жести, по меди, по олову и лужению. Как возь-
мет Лука, к примеру, меди кусок да постучит по нему
молотком часок, и получался котелок либо дру-
гая какая посудина. Оловянной лудой посудину изну-
три протрет — тогда в ней хоть печево пеки, хоть ва-
рево вари: не позеленеет, не заржавеет. А противни
из жести для просвир и хлебов-ситников такие высту-
кивал, что без подмазки любое тесто пеки — не при-
горит, не присохнет.
Поговоривши о деле, Ерофеич с Лукой пошли к
Фоке Каленому, известному резчику по дубу и рисо-
вальщику. Рисовать да вырезать по дереву Фока боль-
шой мастак был, а прялки для баб такие мастерил,
что как жар-птицы разными огнями да цветами
полыхали и прясть на них было сплошное удовольст-
вие. Сядет баба-пряха за такую прялку, и как приво-
рожит ее к делу, век бы сидела и лен пряла. Разыс-
кавши Фоку в знакомой харчевне, звонарь с жестян-
щиком к нему подсели и тихий разговор повели.
Ерофеич Аввакумовы грамотки достал и мастерам по-
казал. После того как дело со всех сторон обсудили,
по рукам друг другу хлопнули, хмельного выпили и
без лишних слов по домам разошлись.
Ровно через сутки, вечерком, в избушку звонаря
заявились Лука Гром да Фока Каленый и диковин-
ные противни и пряничные доски принесли. На про-
тивнях для каждого пряника свое место-гнездышко,
на печатных досках картинки с узорами. Подмигнув-
ши Даньке, молодые мастера восвояси отправились.
Аввакум и Ерофеич спать полегли, а звонариха с
Данькой печь затопили и стали тесто для пряников
припасать. Сначала старуха перед иконами свечку
зажгла, потом из сеней муку внесла, достала коробоч-
ки с приправами, бочонок с медом из-под лавки вы-
двинула и принялась тесто разводить да месить, на-
певая тихонько свою песню-раздумье:
Ярый мед, хожалый мед,
Дар лесов и дар полей,
С добрым хлебом яровым
Воедино силы слей!..
К середине песни тесто поспело, и Ерофеиха мол-
ча и ловко его по гнездам противня разложила и пе-
чатными крышками прикрыла. Потом угли в печи к
сторонке подгребла, печной под помелом подмела и
водой ключевой спрыснула. После того противни с
пряниками в печь посовала, чело печное тяжелым за-
слоном заслонила и села на скамейку свою песню-
раздумье допевать. А усталая Данька в углу на кут-
нике свернулась и под стряпухину песню заснула.
Утром протопоп Аввакум на мастерство Ерофеихи
удивился. На лавочках и залавочках лежали-нежи-
лись теплые пряники, как загорелые кирпичики, брон-
зой отливали, и все картинки и слова на них отпе-
чатались такие четкие да ясные, что слепые могли
разобрать. Оглядел Аввакум пряники с двух сторон,
на вкус попробовал и молвил, ухмыляясь в бороду:
«Что лицо, что нутро — пряники истинно царские!»
Это были самые первые городецкие пряники и по ви-
ду и по вкусу. Тут звонариха большую городецкую
корзину внесла, льняную городецкую скатерть-само-
бранку в нее раскинула и все пряники ловко уложи-
ла и завернула. И помчался протопоп на ямских ло-
шадях в столицу, царя с царскими чадами и домочад-
цами расписными городецкими пряниками угощать.
А звонарю с просвирней наказал таких пряников
больше печь и ему на Москву посылать.
Как-то сумел Аввакум корзину с пряниками к
царскому столу доставить. На том праздничном пиру
у царя, кроме родни, все знатные князья, бояре и
попы с Никоном сидели. После щей, каши да осетри-
ны на стол блюдо с городецкими пряниками подали.
Тут царь и гости на них навалились и не вдруг раз-
глядели, что на них нарисовано и написано, а кто и
разглядел да смолчал: говорить некогда было.
Как ни хороши были пряники, всей корзины гос-
ти не осилили, сколько-то пряников осталось. После
сытной трапезы царь с царицей и все гости спать за-
валились, а царские сыновья Петька с Ванькой ос-
татки пряников делить начали, чтобы из них, как из
кирпичиков, на полу крепости строить. Пряники по-
ровну никак не делились, и стали озорники громко
спорить. Проснулся царь от шума и слышит, как сын-
ки перекоряются: «Дай мне одного черта Никона!» —
«А ты дашь мне царя в котле?» — «Давай поменяем
кукиш на каракулю!»
Встал царь с постели, к сыновьям пришел: «Что
вы тут раскричались, матушке-царице спать не дае-
те?» — «Да вот, батюшка, пряники пополам никак
не поделим. С рогатым Никоном пять штук, а с ца-
рем в котле — три. Кукишей да каракулей тоже не-
чет!»
Забрал царь у сынков пряники, стал у окна раз-
глядывать. Батюшки светы, что он увидел! Каждый
пряник с разных сторон был расписан да разрисован.
Вот патриарх Никон с хвостом и рогами. И слова для
ясности: «Собака Никон бедных грызет!» Вот сам
царь в аду сидит, в котле кипит. И подпись внизу:
«Царю Алексею в аду сидеть, в котле кипеть!» Вот
кукиш на прянике и слова для понятности: «Не крес-
тись кукишем!» И на каждом прянике разные кар-
тинки непотребные и слова безбожные, богохульные.
Больше всего разгневался царь на пряники с изобра-
жением самого себя. В короне и с державой в руке он
сидел в котле под охраной двух рогатых чертей. В тот
же день собрал царь всех попов, и стали они судить да
рядить, что с еретиком и богохульником Аввакумом
делать. Вызвали протопопа и стали его всячески стра-
щать. Но на все их пугания Аввакум отвечал, что
придет время, когда не в аду, а наяву бедный будет
из богатого сок выжимать, достанется тогда и кня-
зьям и боярам, а паче всех отступнику Никону. Тут
царь и все церковники еще пуще разошлись, по-
велели схватить Аввакума и в далекую Сибирь
угнать.
А среди простого народа молва пошла, что Авва-
кум царя с Никоном пряниками с «кукишем» накор-
мил, за это и в Сибирь отправлен. Мятежный прото-
поп в далекой ссылке от голода и холода погибал, а
пряничное дело в Городце не затухало. Звонариха без
устали пряники пекла и приемыша Даньку своему
искусству научила. А умельцы Лука Гром да Фока
Каленый новые гнезда-формочки и печатные прянич-
ные доски готовили. Пряники городецкие стали еще
вкуснее, рисунки на них задиристее и злее, а слова
такие, что царь, бояре и попы сна лишились. Любо
было людям на картинки поглядеть, как черти бояр
поджаривают, узнать, что попов клеймят грабителя-
ми и распутниками. Потому и раскупались пряники
нарасхват, не столько для еды, сколько для души.
Посоветовался царь с попами да боярами и распо-
рядился торговлю зловредными пряниками запретить,
а народу не дозволять их покупать и есть. Стали цар-
ские шиши да ярыжки по базарам шнырять, у людей
из рук крамольные пряники отнимать, народ в застен-
ки сажать и батожьем бить. Но проще было запре-
тить людям воздухом дышать, чем те городецкие пря-
ники покупать. Как узнали люди, что их любимый
пряник под опалой, стали без удержу его покупать,
а неизвестно кто и где не уставал его выпекать. На-
род все больше волновался и бунтовал. Поневоле при-
шлось царю попа Никона из патриархов прогнать, а
непокорного Аввакума из Сибири вернуть, чтобы про-
стой народ утешить.
Только не на радость себе царь и церковники Ав-
вакума вернули. С возвращением протопопа совсем
запустели церкви в столице, потому что народу бы-
ла желанна и мила не вера, а воля. На церковном
соборе Аввакум паки возмущал народ, церковь пра-
вославную опять бранил вертепом разбойничьим, а
попов прощелыгами и распутниками. За такое буй-
ство Аввакума в цепи заковали, к студеному морю
увезли и в бревенчатую клетку-тюрьму на погибель
бросили.
А на городецких пряниках появились новые злые
картинки и слова против царя, бояр и попов. Царь
опять боярскую думу собрал. И решили не ловить тех
людей, кто пряники покупает да ест, а разыскать ли-
ходеев, что те зловредные пряники пекут. Поначалу
все царские шиши и ярыги по столице рыскали, вы-
нюхивали, откуда пряники привозят. Потом самый
хитрый, Старый Ярыга, с десятком шишей да ярыжек
за Волгу в Городец поехал, чтобы доподлинно разуз-
нать, кто пряниками народ мутит и будоражит.
Городецкий звонарь Ерофеич все в той же избуш-
ке у церковушки жил, когда надо, в колокола звонил.
Ерофеиха неустанно пряники пекла, а Данька ей в
том деле помогала — и на базаре торговала, и через
надежных дружков в столицу отправляла. Пряничное
дело бойко пошло. Мать-звонариха купила Даньке за
раденье новый сарафан цветной, да платок огневой,
да коты-башмаки с подковами. Городецкие умельцы
Фока и Лука не забывали вечерами в избушку зво-
наря заглянуть, Даньке подмигнуть и лишние пря-
ники для отправки забрать.
Вот как-то перед весенним праздником Ерофеиха
с Данькой много пряников напекли. Три корзины для
отправки в столицу сдали, а с остатками Данька на
свой базар вышла. Как раз в тот день по Городцу
царские шиши да ярыги рыскали, узнавали, кто пе-
чет запретные пряники. Вот видят они, что люди от-
куда-то пряники несут, не столь едят, сколь на них
глядят да царя с боярами ругают. Вдруг песенку в
калашном ряду услыхали:
Ой, пряники медовые,
Мягкие, фунтовые,
Не жуй, не глотай,
Только брови поднимай!
Ой, для малых ребятишек,
Для девчонок и парнишек,
Шалунам, озорникам
И беззубым старикам!
Сами печем, отдаем нипочем —
С пылу, с жару, алтын за пару!
Окружили царские ярыги прянишницу, схватили и
в приказ на допрос поволокли. Как нарочно, им на-
встречу Лука да Фока подвернулись, на харчевню
ярыгам кивнули и шепнули, что в том доме уха из
стерлядей и осетрина заливная хороши и дешевы, а
сусло-брагу и совсем задаром можно пить. Ярыжки и