— Поехал Серёга за дугой, а нашёл тут и хомут.
— Затянули парню супонь! Довольно выбрыкивать!
— Уля — затянет!..
— А почему ж она на твои письма не отвечала?
— Ну, это уж, товарищи, наше личное дело…
— Не потому ли, что ты и Зиночке Михайловой писал, соседке?
— Вот они, небось, поделились друг с дружкой радостью да обе и не стали тебе отвечать.
Сергей вздохнул, встал, перекинул салфетку на руку.
— Были, товарищи, ошибки в жизни, признаю… Ну, что ж — приступим? Лукерья Фёдоровна! Готово у вас? Что прикажете подавать на первое? Есть консомэ с пашотом, есть рассольник рыбный с фрикадельками, есть суп-харчо. Не надо первого? Сразу второе? Рагу из баранины? Есть, подаю. Водочку сами разольёте или поухаживать?
* * *
Пылает костёр на крутом берегу реки, разгоняет огнём и дымом комаров. В гостях у трактористов — председатель колхоза Семён Мокеич Туголуков. Семён Мокеич по-честному хотел принять участие в складчине, совал не раз деньги бригадиру тракторного отряда — его вклад категорически отвергли.
— Сегодня, Мокеич, мы тебя поим-кормим. Но тебе перед нами и ответ держать!
— Это как сказать. Кому — перед кем! — отвечал твёрдо Семён Мокеич.
— Нет, Мокеич, сегодня наш день. Как восьмого марта, в женский день, мужчина обязан женщине подчиниться, так сегодня — наше первое слово.
— Почему вы, Семён Мокеич, не выступили на собрании, не рассказали, как живёте с нами, трактористами, как нам помогаете?
— Я вам, ребята, уже говорил: на прошлой неделе вставил новые зубы, ещё не обработалось во рту, не могу выступать.
— Язык зацепляется за зубы?
— Не выговорите слово — механизация?
— Вместо механизация получится махинизация?
— А что! Так оно у вас подчас и выходит — махинизация. Жалко, что нет здесь вашего директора, я б ему так и высказал! Чёрные пары, нужно и не нужно, культивируете по пять раз, эта работёнка вам нравится, тут не трудно нагнать гектары, в переводе на мягкую пахоту. А доходит дело до зяби — у вас уже и планы перевыполнены, и горючее израсходовано, лимитов нет. Это что — не махинация? Гремит эмтээс на всю область — передовая! Самая высокая выработка на трактор! Очковтирательство, а не выработка!
— Это не от нас исходит, Мокеич. У директора свои расчёты, он за перевыполнение премии получает. А мы — простые люди. Ты с нами поговори.
— Простые! А вам за что трудодни пишут? Не за выработку? У вас тоже — своя прогрессивка. Если нам правительство приказывает сочетать технику с живым тяглом, так нужно делать это с умом. Пары прокультивировать — это мы сможем и на лошадях, не поспешайте поперёд батька в пекло! Вы нам зябь пашите, вот! Это — потруднее. Под свёклу пашите, на тридцать сантиметров, у нас для такой пахоты и конных плугов нет. Доколе это безобразие будет продолжаться? Каждый год половина площади остаётся под весновспашку!
— Мокеич! Есть и наша вина, не отрицаем, но вам же сказали уже: сегодня наш день.
— А если ваш день, так что — богу молиться на вас?
— Молиться на нас не нужно, а всё-таки объясни ты, Семён Мокеич, почему так получается: в других колхозах питание трактористов обошлось за лето по триста-четыреста рублей с носу, а нам насчитали за прошлый год почти по тысяче?
— Чем вы нас таким особенным кормили? Куриными котлетами, что ли?
— Такая же картошка, такой же борщ.
— Кабы такой! Как вам не стыдно было предлагать нам по восемь рублей мясо той коровы, что сгорела, когда молния в стадо ударила? Трактористы отказались — дорого, вывезли на базар, по четыре просили — никто не берёт. Ну — вези назад. Переварили то мясо, перемешали с отходами — скормили курчатам на птицеферме. В «Крокодил» надо писать про такую вашу доброту!
— Приедет какой-нибудь начальник из района — тому выписываете продукты «по себестоимости». А трактористам — втридорога.
— По средне-рыночным ценам. По закону.
— Какие ж средне-рыночные, если на базаре по четыре рубля не берут то мясо, что нам по восемь считаете.
— Нашли на ком наживаться — на трактористах!
— Нехорошо получается, Семён Мокеич! В передовом колхозе «Красное знамя» трактористы отказались от общественного питания! Не по карману. Как единоличники, с узелками в поле ходим. Вам же, правлению, неприлично.
— Будете хорошо работать — буду лучше кормить.
— Вон что! А, может, давайте жребий метнём — с чего начинать? Лучше покормите — лучше поработаем.
— Питание в поле и вагон — это основное для тракторной бригады, Семён Мокеич! Без этого и бригада — не бригада. Как я могу с них дисциплину требовать, если, скажем, прошёл ливень и ребятам негде обсушиться, бегут домой ночевать, за десять километров?
— Есть у вас вагон, чего голову морочите!
— То не вагон — собачья будка.
— Нет, не собачья — куриная. Это нам отдали походный курятник, в котором колхоз когда-то кур вывозил в поле на черепашку.
— Трём человекам только в ней лечь.
— А прицепщикам куда деваться? Тоже — живые люди.
— Осень придёт, холода, дожди — за целые сутки душу негде отогреть!
— Не видали вы, что ли, хороших вагонов, что эту конуру на колёсах называете вагоном? Поезжайте в «Красный Октябрь», посмотрите: на пятнадцать человек вагон, тумбочки, матрацы. Двойные стены, утеплённые, печка железная для осенних холодов, радиоприёмник, библиотечка. Вот то забота о своих трактористах!
— Давай, Мокеич, сегодня, в наш торжественный день, так договоримся. Мы признаём: плохо работали. Был и брак на пахоте, и не укладывались в сроки, и с этими самыми мягкими гектарами хитрили, нечего греха таить. Обещаем, что свои ошибки ликвидируем. Но и вам, правлению колхоза, нужно перестроиться в корне!
— Если вам ещё и матрацы, и радио, так меня колхозники живьём съедят! И так нареканий не оберёшься: всё трактористам да трактористам, помешались вы на своих трактористах!
— Кто же может такое сказать: помешались на трактористах? Только самые несознательные элементы. И ты, Мокеич, за ними в хвосте плетёшься. Не к лицу культурному председателю! А сознательные колхозники понимают, что на нас всё полеводство держится. И знают, что работёнка у нас не лёгкая. Кого не увидишь никогда с женою вечером в клубе? Тракториста с женою не увидишь. Потому, что он всё лето в поле живёт. А легла зима — он надел опять свою промасленную робу и пошёл в эмтээс на ремонт, до весны.
— Семён Мокеич! Вы, может, тоже такого мнения, что трактористы — склочники и горлопаны? Из-за всякого, мол, пустяка скандал подымают. Так нас само дело заставляет скандалить! У нас в руках — дорогая техника. Если вы нам выделили для обслуживания самых последних кляч и воду или горючее не подвозят во-время — получаются простои. А. что значит простой у тракториста? Когда он спит под кустиком, а машина стоит, не он один спит — с ним тридцать лошадиных сил спят!
— А то и все восемьдесят, если дизель простаивает!
— Отношение у нас в колхозе к трактористам — прямо, как при старом режиме!
— Сказал! При старом режиме трактористов не было.
— За такое отношение ещё в тридцать третьем году политотделы председателям холку намыливали!
— Да вы что, ребята, в самом деле? Зачем пригласили меня до своего коша? Выпить-закусить или чтоб поругаться?
— И за тем, и за другим, товарищ председатель.
— А когда ж с вами в другое время по душам поговорить? На стан к нам приедете — трактористы в борозде, работают, один-двое лишь на ремонте стоят. В одиночку с вами несподручно ругаться. А тут мы все в сборе.
— Гуртом и батька легче бить!..
* * *
Парень с двумя орденами Славы и несколькими медалями на защитного цвета кителе прилёг спиною к дереву, смотрит в пламенеющее на западе небо, где только что скрылось солнце за горизонтом, тихо наигрывает на баяне. Вокруг него на траве в разнообразных позах, сидя и лёжа, расположилась вся бригада… И у другого тракториста — медали, ордена, и у третьего — медали, нашивки за ранения… Негромкая песня, вполголоса: «Эх, дороги, пыль да туман»…
— А ещё был у нас на Крымском фронте такой случай, в сорок втором году, — начинает рассказывать баянист, положив баян на землю и закуривая. — Один «КВ» подорвался на мине. Пехота отошла, залегла, атака не удалась, и этот «КВ» остался в нейтральной полосе. Семь суток просидел экипаж в танке, на морозе, пятнадцать градусов был мороз, всё ждали, когда наши попытаются опять отбить высотку, чтоб поддержать огнём с места. Немцы не стреляли по этому танку, хотели, должна быть, его целеньким захватить, — гусеницу только разорвало, — а наши думали, что экипаж погиб. И вдруг на восьмые сутки, когда пехота пошла опять в атаку — ожил «КВ»! Как сыпанул по немцам из пулемёта, из пушки! Взяли высоту!.. Семь суток — в броне, в железе, на морозе. Вытащили ребят из машины, а они ходить не могут, ноги распухли у всех, как колоды. Сразу отправили их в медсанбат, оттуда в госпиталь, не знаю, пришлось ли им еще воевать или ампутировали им ноги… Все пятеро были — трактористы.
— Из трактористов хорошие выходили солдаты, — говорит другой фронтовик с медалью «За оборону Сталинграда» и орденом Красного Знамени. — Это было здорово у нас придумано! Сколько деревенской молодёжи обучили управлять машинами! Что ж, парень знает технику, он что хочешь быстро освоит, и танк и миномёт, и пушку. А к лагерной жизни нам не привыкать…
— Наступали мы в Донбассе, в Ворошиловградской области, летом сорок третьего года, — начинает рассказывать третий. — Я был в танковом десанте, командовал отделением автоматчиков. Танки и мы, пехота, расположились перед вечером в посадке у Дороги. Кто спит, кто оружие чистит, кто бреется. На этом месте ждать нам боевого приказа из штаба бригады. Слышим — тракторишко где-то близко за бугром жужжит, и тут только мы обратили внимание — поле-то за посадкой вспахано, уже травой заросло, майский пар. А расстояние от передовой — всего километров десять. Показался трактор на бугре, «ХТЗ», колёсный, к нам спускается, тянет культиваторы, дымит, дребезжит, за рулём девушка лет шестнадцати, вся в мазуте, копоти, зубы только блестят. Остановила машину, соскочила с сиденья, — культиваторы разладились в сцепе, — что-то бьёт молотком, ключом поддевает, силится разогнуть. Подошли мы к ней, и танкисты и я со своими бойцами, стали ей помогать. А она — сердится на нас. «Чего вас сюда принесло? Не могли другого места выбрать? Вон в балке роща, там бы лучше замаскировали свои коробочки. Увидит «рама», засечёт, прилетят, начнут бомбить, исковыряют мне всё поле. Мы ж с напарницей ночью без фар работаем, ещё сверзишься в воронку с трактором!» Коробочки, говорит! А сама со своим хэтэзиком рядом с танками, как козявка против слона. «Не сердись, — говорим, — рыжая, мы гости — ненадолго. К утру и след простынет». Я говорю: «Посиди, отдохни, а я разочка два обойду загон». — «А вы, — спрашивает, — понимаете по трактору?» — «Немножко, — говорю, — понимаю». — «На моём не поедете, дюже много у него секретов, всё на бечёвочках да на проволочках держится. Этому трактору в субботу — сто лет. Сама карбюратор собрала из утильсырья. Коробка скоростей такая, что едешь и души нет — вот сейчас рассыпется!» — «А чего ж вы, — говорю, — так запустили пар? Сорняки на семена разводите? Его пора уже третий раз культивировать». — «Пар запустили! Вот ещё мне — инспектора по качеству! Вы бы спросили, как мы его пахали? Пропашешь борозду, а им, гадам подслеповатым, сверху показывается — войска окопы роют. Как засыпят бомбами! А сколько у нас тракторов-то? Эмтээс этой весною только начала работать. До войны две тракторные бригады обслуживали наш колхоз, а теперь — два трактора!» Починили мы ей тяги: «Поезжай, да не круто заворачивай на углах, оглядывайся». — «Вот спасибо вам!» Подобрела. «А свечечек у вас нету лишних? — спрашивает танкистов. — Дали бы мне парочку». Надавали ей танкисты свечей фрицевских, трофейных. «Вот спасибочко!.. А автолу мне немножко не отольёте?» — «Автолу, милая, — говорят, — не можем дать, самим нужен. В бой идём, полагается иметь запас, про всякий случай. А вот свет тебе на машине оборудуем. Почему, говоришь, ночью без света работаете?» — «Маскировка. Да, сказать, и лампочек нету, ничего нету». — «Ну вот скоро фронт подвинется дальше, будешь светить без опаски». Взялись ребята, сделали проводку, установили ей на машине две фары, одну на радиаторе, вперёд, другую назад, на плуг. Уж она благодарила, благодарила!.. А по дороге, смотрим, пылит мотоциклист, везёт нам приказ из штаба бригады. Стемнело — передвинулись на исходные позиции. На рассвете пошли в бой… Как-то уже в Венгрии попалась мне газета «Правда Украины». Про это самое село писали, про этот район — название села мне запомнилось. Одна трактористка в первый год после освобождения вспахала на старом «ХТЗ» около тысячи гектаров. Наградили её орденом Ленина. Та ли девушка, что сердилась на нас — не знаю. Не спросили мы тогда, как её звать…
Парень с двумя орденами Славы берёт снова баян, пробует басы, начинает знакомую, фронтовую. Трактористы, и фронтовики, и молодёжь, ещё не служившая в армии, подхватывают с середины песни: «Тает снег в Ростове, тает в Таганроге, эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать…» Песня крепнет, ширится, голоса у ребят свежие, сильные, слышно их песню, вероятно, далеко в окрестности… Да, слышно. По ту сторону реки, за лугом, в селе откликаются девичьи голоса — поют ту же песню.
* * *
Поздно вечером секретарь райкома партии подходил у себя в кабинете с товарищами, принимавшими участие в проведении «Дня тракториста», итоги — удался ли праздник?
— В другой раз сделаем немножко иначе. Сама жизнь нам кое-что подсказывает. Эти споры, здоровые взаимные претензии, что разгорелись уже после нашей официальной части, надо обострить, подогреть. Пусть поспорят трактористы с председателями колхозов, полеводческими бригадирами, побранят друг друга — ничего страшного, на пользу делу пойдёт!.. Вот ещё, что я думаю. Обяжем всех председателей колхозов вывезти на праздник вагоны, в которых живут их трактористы. Устроим на этом лугу нечто вроде выставки. Каждая тракторная бригада станет на своём месте, со своим вагоном — прямо, как живут они в поле. Пусть любуются люди хорошими, тёплыми радиофицированными вагонами, пусть смеются над курятниками. Верно? Может быть, даже таблички на каждом вагоне: во сколько обходится в этом колхозе трактористам питание в день, чем их кормят.
— Но не всё с колхозов требовать, — подал голос кто-то. — Надо и трактористов покритиковать. И их работу надо показать на выставке.
— Обязательно! — продолжал секретарь. — Я же не договорил. На стоянке каждой бригады сделать стенд. Диаграммы: выработка, простои, расход горючего. Но выработка ещё не самое главное — какой урожай дала эта бригада колхозу? Экспонаты, образцы урожая за прошлый год. Прямо выставить снопы пшеницы, ячменя, овса. Где-то будут вот такие снопы, рукой до колоса не достать, а где-то и поменьше. Пусть люди смотрят, сравнивает, критикуют.
— Это будет очень хорошо, если так сделаем, — сказал председатель райисполкома. — Только вот ещё что — речей бы поменьше. Знаешь, сколько ты сегодня говорил? Почти два часа. Утомительно. Народ, не привыкший к заседаниям, духота, разморило их в помещении, спят. Надо бы как-то короче, праздничнее.
— Да, доклад я построил неудачно, не учёл особенностей собрания. Нужно короче и торжественнее, согласен. А директорам МТС просто нужно огласить свои приказы к этому дню: итоги соревнования, премирование лучших механизаторов. Больше надо оставить времени для самодеятельности, гулянья… Артистов, может быть, не только своих организуем. В Москву напишем. Из Большого театра, может, пришлют к нам бригаду на «День тракториста». Лиха беда — начало. А, в общем, ничего, товарищи! Удался праздник. Но в другой раз сделаем лучше!
1952 г.
БЕЗ РОДУ, БЕЗ ПЛЕМЕНИ
Этих людей можно встретить на железнодорожных станциях, на речных пристанях, на перекрёстках всякого рода путей сообщения.