— Слушаюсь, босс, — легко согласился Герберт. — Это связано с той статьей, что вы пишете?
— Если тебе так уж необходимо знать, Герберт, то да, связано, — высокомерно произнес Клайв. — Это называется журналистикой. Сколько тебе лет, кстати? — Он предположил, что Герберт — ровесник Джо. Отец мальчишки работал в типографии «Ланкашир пост», и только благодаря протекции юноша стал помощником Клайва.
— Четырнадцать, босс. На Рождество будет пятнадцать. — Герберт выглядел таким самодовольным, как будто был одним из немногих счастливчиков, доживших до пятнадцати лет.
— А что бы ты сказал, если бы тебя собирались отправить во Францию? Я имею в виду, прямо сейчас?
Юноша скорчил рожицу.
— Мне бы это не понравилось, босс. У нас есть сосед, так вот, он попал во Францию и тут же был убит. Не прошло и пяти минут, как ему прострелили башку, бедняге.
Мальчишка-посыльный имел привычку изъясняться очень живописно. У Клайва сложилось впечатление, что Герберта не удалось бы убедить поступить в армию ни за какие деньги.
Марта и Кейт пришли вместе. В невыносимо самоуверенной мисс Келлауэй Клайву нравилось то, что она всегда исключительно бережно обходилась со своей подругой — усаживала ее первой, подкладывала сахару в чай, брала под руку на прогулке. По крайней мере, снобизм в число ее многочисленных недостатков не входил.
— Если вы с Мартой намерены обращаться друг к другу по имени, то и я, полагаю, должна вести себя аналогичным образом, — с вызовом заявила мисс Келлауэй, как будто боясь, что он станет возражать.
— Это меня вполне устраивает… Кейт, — дружелюбно согласился Клайв.
Он усадил гостей за стол, на котором лежали бутерброды и стояла бутылка вина.
Марта подняла бокал.
— Я только пригублю, иначе вино ударит мне в голову, — заявила она. — Ведь мне сегодня еще работать. Как жаль, что все это, — она обвела рукой офис, включая и угощение на столе, — и моя встреча с Кейт состоялись только потому, что нашего Джо обманом убедили вступить в армию.
— Я бы тоже предпочел, чтобы мы встретились при других обстоятельствах, — согласился Клайв.
— Как и я, — подхватила Кейт. Она тоже попросила налить себе немного вина, поскольку, по ее словам, ей еще предстояло вернуться в колледж.
Для начала Клайв прочел вслух письмо, которое написал в Военное министерство, за ним последовала статья, отвергнутая редакцией «Ланкашир пост». Теперь, слыша себя словно со стороны, Клайв решил, что она получилась у него чересчур несдержанной, слишком злой и язвительной, но он не был готов сменить тональность и сделать ее более терпимой только ради того, чтобы ее напечатали.
Пока он читал, Марта кивала головой, и на глазах у нее выступили слезы. Клайв надеялся, что она не расплачется, потому что он не знал, как вести себя тогда и что говорить. Так что он обрадовался, когда она пригубила вино.
Клайва, когда он начала читать вслух свою статью, не покидало странное ощущение, будто весь мир замер, чтобы выслушать его. Замерло дорожное движение, повсюду выключились станки и машины, люди замолчали, говорил только он один, сообщая всему миру, какая страшная, непоправимая ошибка произошла. Закончив, Клайв представил, как солдаты кладут оружие на землю, как прекращается война и воцаряется мир на все времена.
Но тут его размышления прервало негромкое ржание лошади, запряженной в повозку, и цокот ее копыт по булыжной мостовой. Где-то неподалеку закричал мужчина, засмеялась девушка, а внизу завозился Герберт, громко насвистывая что-то, как локомотив перед отправлением.
Вдобавок зазвонил телефон, отчего Клайв и Кейт вздрогнули, а Марта вообще подпрыгнула на месте, поскольку никогда не слышала подобного звука. По ее словам, она даже не подозревала, что такой аппарат существует.
Но, по крайней мере, никто не плакал. И это было очень хорошо, поскольку Клайв подозревал, что разрыдался бы громче всех.
— Это вряд ли было куплено на рынке! — воскликнула Джойс, заявившись в Кингз-корт в воскресенье после обеда и столкнувшись лицом к лицу с Мартой, одетой в темно-зеленое атласное платье с треугольным вырезом и широким поясом в тон. — Оно выглядит чертовски дорогим.
— Это подарок, — сказала Марта.
— Платье дала Кейт. — Лили погладила блестящий материал, словно прикосновение к платью матери доставляло ей удовольствие. — Оно принадлежало Эвелин, сестре Кейт, которая переехала в Ноттингем. Кейт говорит, что оно немножко старомодное, потому что закрывает лодыжки, но мама не против.
— Нисколько, — подтвердила Марта. У нее еще никогда не было такого шикарного платья. Она даже боялась надевать его. Красную бархатную ленту на ее шляпке пришлось заменить зеленой, и еще Марта надела подержанные полусапожки со скошенными каблуками, которые были ей немножко малы.
Джойс недовольно скривилась.
— А этот пояс тоже дала тебе Кейт? — поинтересовалась она у Лили, щеголявшей в своем кричаще-розовом платьице. Все были готовы к походу в гости к родителям Эдварда на Спеллоу-лейн.
Марта догадалась, что Джойс относится к Кейт с неприязнью, хотя они никогда не встречались. Дочь недолюбливала Кейт за то, что та писала письма Джо вместо нее.
— Это не пояс, а шаль. — Лили развязала пояс и развернула его. Большая квадратная шаль переливалась всеми цветами радуги. Девочка набросила ее на плечи и покрутилась на месте. — Видишь, ее можно носить по-всякому.
— Ах, скажите пожалуйста! — презрительно фыркнула Джойс. Но внезапно все ее недовольство растаяло без следа и она крепко обняла и поцеловала сестренку. — Тебе очень идет, Лил. — Джойс повернулась к Марте. — В этом платье ты выглядишь замечательно, мам. Зеленый тебе к лицу.
— Спасибо, родная. Ну что, все готовы? — спросила Марта, испытывая легкое беспокойство оттого, что сейчас ей предстояло выйти во двор наряженной, как на свадьбу. Люди начнут думать, что у Росси завелись лишние деньги или еще что-нибудь в этом роде.
У миссис МакДональд оказался зычный и оглушительно громкий голос. Так во всяком случае показалось Марте. Кроме того, она обладала привычкой пронзительно вскрикивать, к месту и не к месту.
Поначалу Джорджи даже испугался, когда его представили и миссис МакДональд заверещала от удивления при виде его зубов, которые она сочла неестественно большими для мальчика его возраста.
— Никто не говорил нам ничего подобного, — твердо возразила Марта. Джорджи, дрожа всем телом, прятался у нее за спиной. Новое платье придавало ей уверенности.
— Зубы Джорджи выглядят здоровыми и крепкими, — вмешался мистер МакДональд, явно желая сгладить возникшую неловкость. Он был жизнерадостным невысоким мужчиной с озорными блестящими глазами и густыми закрученными усами. Говорил он очень мало, главным образом потому, что миссис МакДональд никому не давала и рта раскрыть. Хозяйка дома оказалась высокой костлявой женщиной с мутными глазами, прикрытыми тяжелыми веками. У нее было унылое выражение лица и надменный вид.
Их дом типовой застройки был достаточно просторным, но гостиная, в которой они сейчас сидели, была заставлена таким количеством мрачной мебели, что в ней практически не оставалось свободного места. Тяжелые занавески из коричневого велюра были плотно задернуты, не пропуская внутрь солнечный свет. На стенах, оклеенных темными обоями, висело несколько угрюмых картин. На них были изображены животные, убитые или умирающие.
Откровенно говоря, Марта предпочла бы вернуться в Кингз-корт — там, по крайней мере, светило солнце. Кроме того, в этом доме стоял неприятный запах, словно забилась канализация, а от внезапных вскриков миссис МакДональд у Марты разболелась голова.
— Джойс говорила мне, что ваш супруг — контролер в трамвае, — продолжала орать хозяйка, — и не смог прийти сегодня, потому что работает по воскресеньям.
— Да, действительно. — Марта метнула быстрый взгляд на дочь. По крайней мере, Джойс могла бы предупредить ее, что солгала родителям Эдварда.
— Какой ужас! — снова заверещала миссис МакДональд. — Не знаю, что бы я делала, если бы мой Реджинальд работал по воскресеньям. — Она окинула гостей самодовольным взглядом. — В конце концов, это день отдыха.
— Не для всех, — тут же возразила Марта. — Кому-то же надо работать и в больницах, и в гостиницах, и… — Но она более ничего не смогла добавить.
— На паромах, — пришла ей на помощь Лили, — и в поездах, и в ресторанах.
— Полицейские тоже работают по воскресеньям, и еще им приходится ездить в трамваях, — внес свою лепту и Джорджи, стараясь не показывать зубы.
— Некоторым людям приходится ездить в трамваях на службу в церковь, дорогая, — добродушно заметил мистер МакДональд, но в ответ удостоился лишь презрительного взгляда — похоже, его супруга не привыкла уступать в споре.
Разговор не задался. Марта решила, что теперь будет соглашаться со всем, что изрекает миссис МакДональд, какие бы глупости та ни говорила, и молилась про себя, чтобы остаток дня прошел более благополучно.
Ее надеждам, однако, не суждено было сбыться. Миссис МакДональд объявила, что скоро будут подавать на стол.
— Полагаю, все любят требуху с луком.
В комнате воцарилась тишина. Внезапно ее нарушил пронзительный вопль Джорджи, который превзошел визг хозяйки как по продолжительности, так и по громкости. Личико мальчика покраснело, и он вцепился в юбку Марты, крича, что хочет домой.
— Хорошо, родной, — стала успокаивать его Марта. — Хорошо, мы уйдем прямо сейчас. У него приступ, — пояснила она хозяевам.
— Быть может, молодой человек приляжет ненадолго наверху? — любезно предложил мистер МакДональд.
— Нет, благодарю вас. Дома ему станет лучше. Пойдем, сынок. — Марта попробовала взять Джорджи на руки, но он оказался слишком тяжелым. Мальчик потащил ее к двери.
— Я хочу побыстрее уйти отсюда, мам.
— У него часто случаются такие припадки? — поинтересовалась миссис МакДональд.
— Не очень.
Марта принесла извинения за причиненные неудобства, и они откланялись. Лили поддерживала брата под руку.
Как только они завернули за угол и дом МакДональдов скрылся из виду, Джорджи успокоился и перестал кричать.
— Я не смог бы есть требуху, мам, — выдохнул он. — Ни за что на свете.
— Я тоже. — Лили прижала руку к сердцу. — Я бы скорее умерла, чем проглотила хотя бы кусочек требухи. Ты умница, Джорджи, что притворился, будто у тебя приступ.
Несмотря на бедность и постоянное чувство голода, никто из Росси не стал бы есть требуху.
— Очень странный выбор угощения, — с негодованием заметила Марта, — требуха с луком. В старые добрые времена, приглашая гостей, я предлагала им к чаю бутерброды с ветчиной и лепешки с маслом.
— Вас пригласили на вечернее чаепитие! — бушевала Джойс, вернувшись к ним поздно вечером. Она утверждала, что они выставили ее на посмешище, хотя Марта и объяснила дочери, почему они вынуждены были так поступить. — Вечернее чаепитие отличается от полдника. К нему подают мясо или рыбу.
— Прости меня, родная, я и не догадывалась об этом, — спокойно ответила Марта. — Но скажи-ка мне, с каких это пор ты начала есть требуху? И что это за сказки о том, что твой отец работает контролером? — Спокойствие покинуло ее, и она разозлилась. — И где, по мнению этой женщины, мы живем? Я хочу сказать, она что, может в один прекрасный день заявиться сюда, ожидая увидеть, что Кингз-корт — нечто вроде Букингемского дворца?
— Она думает, что мы живем на Джерард-стрит, — заявила Джойс, с размаху опускаясь на кушетку.
— Джойс, все это вранье до добра не доведет.
— Я знаю, мам, — вздохнула дочь. — Но не могу же я открыть правду! Я начинаю жалеть, что не сказала Эдварду сразу, будто я сирота.
— Значит, ты готова отречься от отца и матери, да? Джойс, милая, — нежно произнесла Марта, — если ты не можешь рассказать своему кавалеру всю правду о себе, то тебе лучше перестать с ним встречаться.
Джойс заплакала.
— Не могу, мам. Я люблю его.
Марта погладила дочь по голове.
— В таком случае ему придется смириться с тем, что твой отец такой, какой есть, а тебе — постараться найти общий язык с его матерью. Она неприятная женщина, родная моя. Откровенно говоря, я бы не хотела, чтобы меня, сравнивая с нею, считали хуже ее.
— Ох, мам, миссис МакДональд тебе и в подметки не годится. Она просто старая глупая корова. — Джойс всхлипнула и вытерла нос. — На что только не идут люди ради любви! — Она вздохнула.
— Ты даже не представляешь, насколько ты права, девочка моя.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Жакетте удалось уговорить Мистера отправиться во время отпуска на остров Мэн.
— Он стал совсем другим человеком, — сообщила она Марте. — Думаю, что это все из-за твоего Джо. Он всегда хотел иметь сына, но у нас нет детей.
Марта пришла в восторг, когда Мистер заявил ей, что, пока их не будет, она может отдохнуть недельку и он выплатит ей за это время обычную зарплату.
— Ты, главное, не нервничай и не бойся за Джо, — сказал он и взъерошил ей волосы на затылке. Потом Мистер вручил ей огромный ключ и попросил время от времени заглядывать на фабрику, чтобы проверить, все ли здесь в порядке. — Если нет, вызови полицейских, и они все уладят.
— Чем вы собираетесь заниматься целую неделю? — поинтересовалась Кейт.
— Я хочу научиться читать и писать, — ответила Марта с уверенностью, которой на самом деле не испытывала.
На лице Кейт отразилось смущение.
— Но если мне не нужно будет больше писать письма Джо, то нам незачем будет оставаться друзьями.
— Перестань говорить глупости, девочка моя, — фыркнула Марта. — Мы с тобой подруги, и наша дружба не прекратится, если я научусь писать письма собственному сыну, верно?
Началась последняя неделя школьных каникул. Почти все время Лили и Джорджи проводили, гуляя по Ливерпулю либо сами, либо в компании одноклассников. Они уходили из дома с утра пораньше, прихватив с собой бутылку воды и пару кусков хлеба с маргарином, а потом или отправлялись на пирс Пиэр-хед, или играли на ступенях Сент-Джордж-Холла, или же смотрели на поезда на вокзале Лайм. Когда у Марты оставалось несколько лишних монет, они все вместе садились на паром, идущий через реку в Биркенхед, Сикомб или Нью-Брайтон, и там гуляли.
Поскольку Карло редко выходил из дому до полудня, то самым подходящим местом, где Марта могла бы научиться читать и писать, стала фабрика «Паруса и мешки Акермана», где она оставалась совершенно одна и где никто не мог ей помешать.
Если не считать Кейт, она больше никому не сказала о том, что Мистер и Жакетта уехали. В понедельник Марта ушла из дома в обычное время, взяв с собой «Цветочную азбуку мисс Флауэрс», которую покупали еще для Джойс, когда она пошла в первый класс, и которая теперь принадлежала Лили. В отличие от дочерей Марты, никто из ее сыновей не проявлял особого интереса к учебе, хотя Джо и Франк писали и читали довольно сносно. Что же касается Джорджи, то в этом смысле он был безнадежен. Марта также принесла с собой письма Джо, дешевую тетрадку за полпенни, карандаш и кухонный нож, чтобы затачивать его. Все эти принадлежности она разложила на одном конце длинного стола, подальше от швейных машинок, и принялась за дело.
Джо всегда начинал свои письма со слов «Дорогая мамочка», а подписывался «Твой любящий сын Джо».
Марта раскрыла тетрадку и вверху первой страницы очень аккуратно написала печатными буквами «Дорогой Джо», а внизу вывела подпись «Твоя любящая мамочка». Теперь все, что ей оставалось, — заполнить середину. У нее появилось такое чувство, будто самое трудное уже позади.
После долгих размышлений она заключила, что если убрать первую букву от слова «dear», то у нее останется «ear». Это открытие привело Марту в полный восторг, хотя вряд ли могло помочь в написании письма.