When the Door is Shut
and
other ghost stories by 'B'
Magdalene College Magazine
1911-1914
Contents
(June 1911), (June 1912), (December 1912), (June 1913), and (June 1914), "The Hare" (December 1914), itself (December 1913)
СОДЕРЖАНИЕ
Странный случай с мистером Нейлором
Странная участь мистера Пича
Ибо зовусь я...
Отверстие в стене
Заяц
Каменный гроб
СТРАННЫЙ СЛУЧАЙ С МИСТЕРОМ НЕЙЛОРОМ
В библиотеке Колледжа в Магдалене имеется, или, во всяком случае, имелась, прекрасная копия того не лишенного любопытства сорта литературы, к которым относится "Битва за душу человека" Маттеуса Грондобургенсиса (Кронберга?). Подзаголовок длинен и сложен - gesticulationibus Daemonum, и т.д. Книга эта наполнена всякого рода нелепостями различного сорта - заклинаниями, колдовскими приемами, волшебными формулами и т.д. Копия, насколько мне помнится, была прекрасна: выполнена на толстой шершавой бумаге, с большими полями, в желтом пергаментном переплете, с рукой, сжимающей меч, и диадемой, - гербом какого-то французского графа, - на титульном листе. В то время я имел обыкновение ежедневно посещать библиотеку и разбирать книги; она стояла, кажется, на нижней полке в дальней комнате, под окном.
Когда я взял ее в руки, из книги выпало несколько листков бумаги, исписанных убористым почерком. Я исследовал то место, откуда они, по всей вероятности, выпали, и оказалось, что какое-то время назад два листа, видимо, были скреплены вверху и по боковому краю, поскольку остался белесый след, а затем выпавшие странички помещены в образовавшийся тайник. Клей, или то, чем они были скреплены, со временем утратил свои свойства. На предыдущей странице содержалось знаменитое заклинание Quam bonus, и др., "как помочь мятущемуся духу обрести спокойствие".
Покрытые неровными строками листки, как оказалось, представляли собой неряшливо написанный дневник, и были вырваны из книги. Датировались они, насколько я могу судить, началом восемнадцатого столетия. Записи начинались с середины предложения. Приведу несколько выдержек из него прежде, чем дам свои комментарии.
"...несмотря на плохие новости из дома, я ухитрился прекрасно провести время с Гиббсом и Лестрейнджем. Когда они ушли, я допил свой поссет (горячий напиток из молока, вина и пряностей), прохладный и свежий, и уже принялся было задергивать шторы, перед тем как отправиться спать. Бросив взгляд на Пон-ярд [так прежде называли сад] - стояла прекрасная лунная ночь - я приметил фигуру человека, явно мне незнакомого, в длинном черном плаще, возле террасы, где пышно растут кусты Caslamon [?]. Он держал в руках какой-то белый предмет и, казалось, внимательно его рассматривал. Меня это несколько удивило, однако, была ли то тень от дерева или еще что, не придал этому большого значения".
Далее следовало несколько записей, типа: "Снова видел человека, неподвижного, как прежде. Мне это не нравится".
Затем автор дневника, как кажется, решил пролить свет на странные посещения и привлек к этому одного из своих друзей.
"Пригласил Гиббса к себе, взглянуть на странную фигуру, которую видел достаточно отчетливо, и спросил, видит ли он что-нибудь. Он ответил, что ничего, и так странно посмотрел на меня, что я был вынужден взять с него обещание никому ничего не рассказывать. Жаль, что я выбрал именно его, поскольку он болтун. Он обещался держать язык за зубами".
Видение, кажется, несколько расстроило душевное состояние автора дневника, и он, по-видимому, начал воспринимать его как некое предупреждение, ниспосланное ему свыше. Следует довольно длинный фрагмент довольно беспристрастного самоанализа. Затем появляется запись, в которой фигурирует Битва за душу человека.
"Взял в библиотеке Битву за душу человека и много читал. Бог свидетель, насколько я обеспокоен".
Ночь или две спустя он решает перейти к решительным действиям.
"Выпросив ключ от Террасы у старого Ригга, я, на трясущихся ногах, отправился прямо к месту, где появлялся необычный визитер. Человек был уже там, но темнота, окутывавшая его подобно плащу, становилась все разреженней, по мере моего приближения. Все-таки мне удалось разглядеть то, что он держал в руке - маленькую белую кость. Когда я подошел ближе, моим глазам представилось ужасное зрелище, бросающее меня в дрожь, стоит только вспомнить. Лицо, очень бледное, с черными пятнами вместо рта и глаз, как бы висело в воздухе. Однако, стоило мне еще приблизиться, как все исчезло".
Затем следует любопытная вставка:
"Обнаружил сегодня странные записи в Битв., оставленные, как мне кажется, одним из тех, кто столкнулся с видением прежде меня. В одном месте было помечено "Изгот. Kal. Mart. Студ. Нейлор", в другом - "Рассчитать и изготовить". Но что привело меня в сильнейшее негодование - здесь шла запись о костях, настолько отвратительная, что я не решаюсь повторить ее".
Последнее замечание относилось, без сомнения, к тому отвратительному колдовскому действу, которое содержится в сноске на 342 странице Битвы за душу человека. Автор дневника решил проконсультироваться с одним из преподавателей Колледжа.
"Я отправился к доктору Саммерсу, и, испытывая большую неловкость, рассказал ему о видении. Он внимательно выслушал меня, посмеялся и посоветовал мне отказаться от плотных ужинов и курения, а также поменьше читать. Когда же я спросил его, был ли среди глав Колледжа кто-нибудь по имени Нейлор, он повернулся ко мне и как-то очень странно смотрел на меня в течение минуты или двух, держа в руках книгу, а затем сказал совершенно неожиданное - сказал, что поинтересуется у нынешнего главы; ответ, как мне показалось, ни к чему не обязывающий".
Кажется, он продолжил свое расследование.
"Сегодня, поскольку занятий у меня не было, я попытался поговорить со старым Риггом о мистере Нейлоре. Ригг не принадлежал к членам совета Колледжа, но долго жил здесь и много делал для обучающихся. Он красил террасу и упал в обморок. Было предпринято много усилий, чтобы пресечь ненужные расспросы, и они увенчались успехом".
Затем следует:
"Глава Колледжа вызвал меня и посоветовал оставить мои изыскания. Больше он ничего не сказал, но, казалось, едва сдерживает раздражение".
Конец истории неизвестен. Сознание автора дневника, по всей видимости, настолько расстроилось видениями, что он обрел способность различать призрак даже в безлунную ночь. "Кости его, кажется, слабо светятся, и даже искрятся".
Под конец он решил обратиться к пастору, имя которого не упоминает, жившего в городе, возможно, священника собора Св. Илии. "Рассказал пастору всю свою историю от начала до конца, и он пообещал избавить меня от видений".
"Мы вместе отправились через Медный зал и Ворота на Террасу, где он оставил меня, наказав молиться. Затем он прошел вперед один, и некоторое время я слышал его громкий голос, а затем внезапно до моего слуха донеслось: "Господь всемогущий!" Он вернулся бледным, дрожащим, я заметил изобильно выступившие капли пота на его лице. Затем мы пошли к нему домой, где я исповедался и получил отпущение грехов. Он сказал мне, что это было трудным делом, и что события подобного рода не проходят бесследно, но..."
На этом записи обрываются. Что происходило дальше, за отсутствием фактов, можно лишь догадываться. В метрической книге собора Св. Илии "Колледжа Магдалены M.A." имеется запись о похоронах мистера Нейлора. Но был ли автор дневника, очевидно, студент, знаком с оккультными материями прежде, чем начались видения, названные им "плохими новостями", было ли видение плодом его воображения, или навязчивой идеей, порожденной нарушенной психикой, со всей определенностью сказать невозможно. Вынужден признать, что краткость и простота изложения придают всей истории неоспоримое правдоподобие, даже при отсутствии возможности узнать окончание истории.
Помню, что когда я перевернул последнюю страницу, меня охватил озноб. Я пролистал Битву за душу человека и нашел еще несколько заметок, сделанных рукою мистера Нейлора; причем мне показалось, что по мере изучения книги, те тревоги, которые он испытывал, все более влияли как на смысл замечаний, так и на почерк. Больше я ничего не мог сделать; что станется с книгой, меня заботило мало. Я вернул ее на прежнее место, в пыльный угол нижней полки под окном, поместив рукопись среди его страниц. Я не смог их уничтожить, книгу и дневник, но я надеюсь, что кто-то, обладающий меньшей чувствительностью и большей разумностью, чем я, все же предаст книгу и дневник очищающему пламени!
ПОКА ДВЕРЬ ЗАКРЫТА
При сносе дома на улице Магдален, по ту сторону Старого Домика, под тонким слоем штукатурки обнаружился большой прочный дымоход красного кирпича, эпохи Тюдоров, с характерными опорами и желобами, свидетельствующими о том, что некогда здесь возвышался внушительный особняк. Он стоял невдалеке к северу от нового здания, в нескольких ярдах позади ограды. Позади дымохода, имевшего наклон по направлению к церкви св. Илии, еще различался фрагмент древней стены, с многочисленными окнами, а еще далее на север - проем. Вне всякого сомнения, это были остатки Медного зала, здания некогда почтенных размеров, располагавшегося на небольшом пятачке, именуемом Зеленый квадрат, с аллеей лаймовых деревьев, тянущейся на восток по направлению к Пон-ярду, ныне носящего название Сад Товарищества. Дома на Честертон-роуд примыкали к Зеленому квадрату и служили ему как бы границей. Этот участок, принадлежавший Колледжу, был несколько расчищен в конце восемнадцатого столетия и стал частью улицы. Вне всякого сомнения, оставшийся проем в стене был свидетелем двух трагедий, случившихся здесь в то время.
Первый случай вполне обычен, но странным образом перекликается со вторым событием, описанным в любопытной книге Томаса Пека "Предметы телесные и духовные", в главе, носящей название "О грязном и неуклюжем скрытном домогательстве". Описано оно неряшливо, смутными намеками, Пек явно постарался затруднить его идентификацию. Впрочем, в одной из регистрационных книг Колледжа имеется запись, проливающая на него некоторый свет. Эта запись озаглавлена "Относительно смерти м-ра Ричарда Маулэверера" и содержит некоторые факты, скудные сообщения и комментарии. Написана она от первого лица - некоего "студента Беллами, члена Товарищества Колледжа Магдалены" и, насколько я могу судить, сделана в день похорон мистера Маулэверера. Из этих двух источников у меня сложилась история, довольно связная, за исключением одного-двух мест, впрочем, также достаточно очевидных, и я поведаю ее вам без излишних экскурсов.
Мистер Ричард Маулэверер происходил из хорошей уорчестерской семьи и родился в 1705 году. Он прибыл в Магдалену в 1723, как студент, не получающий стипендии, и особо не утруждал себя учебой; в 1726, не без вмешательства какого-то влиятельного лица, был избран членом совета колледжа в фонде Спендлафа с присвоением какой-то степени. Здесь он долго не задержался, и через некоторое время исчез, унаследовав некую земельную собственность; далее о нем ничего не известно вплоть до 1756 года, когда он появился в Кембридже и взял в аренду Медный зал; в это время он уже был человеком состоятельным, держал верховых лошадей и имел степень бакалавра. Он поселился в Медном зале со слугой и старой домохозяйкой. Он был сердечно принят членом совета колледжа, магистром, Томасом Чапменом, будучи, по всей видимости, с ним в дальнем родстве; близким другом его стал, однако, Джон Беллами, также член совета колледжа, ровесник Маулэверера и человек весьма общительный. Про мистера Беллами можно было сказать, что никто никогда не видел его пьяным, но также что никто никогда не видел его вполне трезвым; вместе с тем, это был вежливый и остроумный человек, не позволявший себе грубых выражений, хороший рассказчик и душа компании, если не страдал от приступов подагры, мучивших его время от времени. Завтракал Маулэверер обычно в Зале, после утренней прогулки, а полуденное время проводил в комнате отдыха. Был он сильным, приветливым человеком, скупым на слова, ценил юмор, но упрям до чрезвычайности, раз составив о чем-нибудь мнение.
Войдя в Медный зал с улицы, вы оказывались в маленьком мощеном холле, свет в который попадал сквозь два узких высоких окна по обе стороны двери. Слева и справа располагались две комнаты; позади холла, напротив входной двери, была еще одна дверь, позади которой находился небольшой кабинет, в котором мистер Маулэверер проводил большую часть времени. Здесь также были два окна, разделенные значительным пространством, одно из которых выходило на лаймовую аллею. Справа располагался камин, а слева дверь и короткий проход, выводивший в сад, настолько короткий, что казалось, сад примыкает непосредственно к комнате. Если бы вы оказались на улице позади дома, то увидели бы два окна кабинета и три окна спальной комнаты над ним; между окнами кабинета, прямо под центральным окном спальной комнаты из кирпича была выложена любопытная композиция, напоминающая колонну.
Мистер Маулэверер нашел комнату темной - пышная летняя листва пропускала слишком мало света; ему пришло в голову, что когда-то в комнате было еще одно окно - в центре, и, действительно, нашел его, скрытое деревянными панелями, исследовав пространство между двумя оставшимися. Панели были удалены. В образовавшемся проеме оказалась дубовая дверь, усеянная гвоздями и дополнительно укрепленная; щели были тщательно прошпаклеваны; но что вызвало любопытство мистера Маулэверера, - две широкие свинцовые пластины, шедшие одна снизу до верху, другая пересекала ее посередине под прямым углом, в виде креста; на обоих виднелись какие-то странные геометрические фигуры. Когда дверь была очищена с внешней стороны, то оказалось, что и на ней, как и на внутренней, имеются точно такие же свинцовые пластины. Мистер Маулэверер решил, что дверь должна открываться свободно, и пластины удалил.
Как кажется, в тот самый день, когда это было сделано, мистер Маулэверер получил записку от старого члена товарищества Иисуса, мистера Хинде. Он отправился повидаться ним, но вскоре вернулся, спросил о свинцовых табличках и забрал их с собой, после чего их больше целыми никто не видел. Вернулся он несколько обеспокоенным и, кажется, в тот же самый вечер поведал мистеру Беллами смутную историю, рассказанную ему мистером Хинде, об убийстве, случившемся в Медном зале приблизительно семьюдесятью годами ранее. Обстоятельства происшедшего были неясны. Какая-то женщина, жившая в Медном зале со своим мужем, частенько напивавшимся до скотского состояния, однажды подверглась его нападению, побежала к дому и попыталась запереть дверь; негодяй силой распахнул ее и убил несчастную топором, после чего был осужден и должным образом повешен в Хантингтоне. Мистер Хинде, по его словам, советовал ему без промедления вновь закрыть и запечатать дверь, но он не согласился этого сделать, поскольку закрытая дверь создавала для него значительные неудобства.
В первый же день после открытия двери произошел любопытный случай; в комнату влетела птица, словно бы преследуемая ястребом, с громким криком, и разбилась насмерть, ударившись о висевшее напротив двери зеркало, разбив его и оставив большие кровавые пятна. По прошествии недели случилось новое происшествие. Мистер Маулэверер, открывая дверь, заприметил какое-то существо, выглядывающее из-за угла - существо оказалось небольшой обезьяной, с белыми зубами и большими глазами; она злобно глядела на него и сделала попытку проникнуть в дом, но мистер Маулвэрер оказался быстрее - он встал на пороге, широко расставив ноги; существо бросилось к ближайшему лаймовому дереву и проворно на него вскарабкалось, так что мистер Маулвэрер не мог его видеть, только слышать, как оно шипело и шуршало в ветвях. Решив, что это одна из двух обезьян, принадлежавших доктору Лонгу, преподавателю в Пембрук Холле, мистер Маулвэрер отправился туда, чтобы проверить, насколько верны его предположения, и нашел их вполне уютно расположившимися в своих клетках, что, однако, мало его успокоило.