- А я что? Я ничего... - сконфуженно пробормотал Иван. - И вообще, это не я был... А так, другой Иван... Какой-то... Вовсе мне и незнакомый...
Конек задумался.
- Речка эта Смородиной зовется. И мост на ней один, да и тот Калиновый. Хоть неподалеку, а все не то - змеи живут там, чего доброго, съедят.
- Так ведь он сам ведун, - встрял Иван, кивнув на Владимира.
- И то верно! - Горбунок разом встряхнулся и вихрем помчался по берегу.
Что же вы такое, речка Смородина да Калинов мост?.. Сколько исследователей, столько мнений. Вот, например, что говорит известный филолог, профессор русского языка и словесности Киевского, а затем Санкт-Петербургского университета А.И.Соболевский. Что речка Смородина (точнее - Смородинка), протекает в северной части Орловской губернии близ древнего города Карачева и в Смородинской волости Фатежского уезда Курской губернии. Академик РАН, авторитетный российский археолог и историк Б.А.Рыбаков (автор прекраснейших работ по истории Руси и славян)полагает, что "...былинная река Смородина и город Углич соответствуют летописной реке Снепороду (современная Самара) и городу Углу". Еще один исследователь, Ю.Александров (найдите его статью в журнале "Знание - сила" N 6 за 1969 год), взяв за основу былину об Илье Муромце и Соловье-разбойнике в записи Гильфердинга (был такой русской историк, к сожалению, не переиздававшийся), указывает реку Свапу в Дмитровском районе Курской области. Многие производят название реки от "смород" - смрад, неприятный, удушливый запах, а название моста от "калина" - сильно нагретый. Отделяет река эта мир живых от мира мертвых, только чудища могут переправляться по мосту... В песнях народных, в былинах, в заговорах, "говорит человеческим голосом, за слова ласковые и поклоны низкие пропускает молодцев, других же обиды топит"... А кто хочет, пусть представит себе (есть и такие исследователи) тихую речку-реченьку, с берегами, поросшими смородиной, да с витым-перевитым калиною деревянным ажурным мосточком... А куда нас тем временем дорожка привела?
И впрямь, до Калинова моста оказалось рукой подать. Зато картина, открывшаяся их глазам, была настолько необычна, что Владимир от удивления даже рот раскрыл.
Сам мост не представлял из себя ничего особенного - обычный бревенчатый мост с грубо сколоченными перилами. Вход на него преграждал шлагбаум - здоровенная лесина, Владимир прикинул - сантиметров под сорок диаметром - по всему виду ель. С одной стороны к бревну был примотан здоровенный булыжник, с другой к нему был привязан крепкий канат, петлей накинутый на скобу, вбитую в массивный столб в человеческий рост. К этому же столбу был прибит скворечник, снизу которого висел холщовый мешок с большой, в ладонь, сургучной печатью. На столбе сидел огромный ворон и, склонив голову набок, внимательно рассматривал пришельцев.
Перед мостом сидели за шахматной доской, размером приблизительно сажень на сажень, мужичок в атласной рубахе и Змей, игравшие в тавлеи (для тех, кто случаем не знает - в русские шашки. И еще скажем, не вдаваясь в подробности, что игра эта упоминается, например, в Ипатьевской летописи XV века и Домострое).
Владимиру показалось, что он видит перед собой ожившего динозавра. Туловище размером с комнату в однокомнатной квартире, крупная рыбья чешуя цвета свежего мха, головы - нечто среднее между коровьей и бегемота, но не всамделишных, а таких, какими их обычно рисуют в мультфильмах. Чудище сидело, растопырив задние лапы и обвив себя хвостом, словно кошка. Передние лапы были скрещены на груди, и Змей быстро крутил большими пальцами. Одна голова сосредоточенно уставилась на доску, а две других о чем-то перешептывались позади нее, поглядывая то на доску, то на думающую, при этом время от времени деликатно хихикая. И такой он был весь домашний какой-то, плюшевый... Прелесть, одним словом, а не чудище.
Сделав ход, Змей довольно поерзал.
- Вишь, тезка мой, - сказал Иван-царевич, - меньшой Иван. Поди ж ты, должно быть снова прогневил царя-батюшку, вот его опять и послали... куда-нибудь.
- Лягай! - вдруг крикнул Горбунок и распластался на земле, прежде чем Владимир успел понять, что, собственно, от него требуется.
Над ними со свистом пролетел какой-то снаряд и так ударил в стену примостившейся неподалеку приземистой избушки, что у нее вылетели стекла. Из избушки вылетели еще два мужичка. Постарше игравшего, покряжистей, закатывая на ходу рукава.
- Умом тронулся? - заорали они. - Что за беда приключилась? Семь раз стекла вставляли!
- Да вот, заперли меня, - прокричал в ответ Иван-меньшой. - Обидно стало!
- То не лихо, - махнули рукой мужички и скрылись в избушке. Затем один из них выглянул. - Обидно ему... Завтра же отправляйся за стеклом, да найди себе хорошего учителя, а то так скоро всю избу по бревнам раскатаешь. Или во что другое играй... в домино там, в лото... А то еще за грибами сходи, трав пособирай... Но чтоб тихо, без всяких-разных... и чтоб рукавицы не метать...
- А я читал, что они сражаться должны; мой меч - твоя голова с плеч, ну и так далее.. - склонился Владимир к уху Конька.
- Сражаться... - Горбунок тряхнул гривой. - Кабы дело каждый раз до смертоубийства доходило, где ж Горынычей напасешься? А Ваня-то, поди, чуть ли не каждый год куда-то ездит.
- Вот они и порешили, - добавил Иван-царевич, - в игру эту сражаться, дабы обоим целыми быть. На щелбаны поначалу. Потом, правда, передумали. Силушки-то у обоих немеряно...
Горыныч неожиданно проиграл, вскочил и с шумом и плеском исчез под мостом. По воде часто-часто пошли пузыри, видимо, все три головы обвиняли друг друга в постыдном поражении.
- Что ж Горыныча обидел? Поддаться не мог? - насупился Иван-царевич. - Ему ж раз выиграть - на неделю разговоров.
- А так вот с ним и надо, окаянным, - произнес Иван. - Мало того, что о три головы думает, так ведь еще и подсказывать норовит. Глаз да глаз за ним нужен. Да и поддаваться как-то не с руки... Только начну, как сразу мысли нехорошие в голову лезут, злиться начинаю... Братьев беспокою... А ты, свет Иван-царевич, небось опять за яблоками молодильными? Каждый год ездишь...
- Оказия, вишь, вышла, - отмахнулся царевич и спешился. Владимир последовал его примеру. - Опять. С другой стороны - царь, он и есть царь, на него не угодишь. То ему сорт не тот, то червивые, то вообще земляные. А в этот раз, кричит, груши привез... За это я тебя, кричит, злодея, враз оженю. Будешь знать, как над старостью издеваться. Вот прям сейчас на Марье Моревне и оженю, а сам рушник мне тычет, где она сама себя вышила. Глянул я на изображение и понял - счастье мое в яблоках молодильных... Да что ж мы все обо мне да обо мне... Ты-то как?
- А как я? Да никак. Надоело на службе царской - спасу нет. Чуть слово поперек и пожалуйста - езжай за тридевять земель, диво дивное во дворец доставить. Вот здесь и пристроился избушкой - чего понапрасну-то ноги бить? Отдохну, порыбачу сколько надобно, - и к царю. Извините-подвиньтесь мол, ваше величество, да только опоздал я, кончилось диво дивное, вами заказанное. Через год обещали... Ну и мост, опять же, доглядать помогаю.
- Так пошто ж его сторожить-то? Чай, не украдут.
- Украдут - не украдут... А ты послушай, коли временем богат, - Иван широко махнул рукой и присел на бревно, служившее, видимо, лавочкой. Царевич и Владимир сели на другое, напротив. Конек встал рядом с Владимиром. - Прибыл к нашему царю-батюшке волхв заморский. У тебя, говорит, товар, у нас - купец. Сватаю, говорит, дочь твою среднюю, Доброславу, за сына короля нашего, Мил... Милдреда... Миледи... Тьфу, пакость! Пропади они пропадом, имена их иноземные. Ну, пусть Ваней будет.
- ...Говорил ведь, три тавлеи бить надобно, а он - одну, одну... - донеслось из-под моста.
- Ась? - обернулся Иван, затем, видя, что обращаются не к нему, продолжал: - Так вот. Портрет показал, каким-то Рафаэлло писанный. На зернышке маковом. Думали поначалу - издевается. Ан нет - достал он стекло дивное, через которое посмотришь, и все большим кажется. Вот, скажем, муравей. И не видно его, а как в стекло то глянешь - ровно таракан. Через стекло то и рассмотрели. Да только диво это вовсе и не дивом оказалось. Пришел тут к царю-батюшке кузнец один, Левшой прозывается, на работу устраиваться. Кузнец, я тебе скажу, всем кузнецам кузнец. Что хочешь - враз сделает, только опиши поподробнее. Одно плохо - к напиткам слаб. Он почему в бега подался? Народишко больно озлился. Он, понимаешь, как лишку хватит, так кует, что ни попадя. Всех блох в деревне подковал, - да что там подковал - шпоры делать начал. Вот и посуди: одно дело, когда тебя просто кусают, а другое - когда еще и лягают, и пришпоривают...
- ...Говорил ведь, дамку ставь, а он - успеется, успеется...
- О чем бишь я? - снова отвлекся Иван. - Ах, да. Так вот. Долго ли, коротко ли рядились, а по рукам ударили. Вышли на двор, вот тут-то наш Еремей-царь и спохватился - а дары-то богатые где? Противу правил сватовство такое! Без даров богатых сватов засылать негоже! А колдун ему и говорит: "Ты не взыщи, царь-государь, но сам знаешь, совет добрый, он многих даров стоит. Вот, к примеру, царство твое. Всем царством царство, и богатое, и привольное, и все-то в нем есть. Порядку только нету. И дорог. Да и казны, правду сказать, тоже нету. Вот я тебя и научу, как, используя международный финансовый опыт, закрома твои царские пополнить..."
Ох, погоди, Иван, дай дух перевести. Интересен рассказ твой, да больно длинный. Что еще там за земляные яблоки? Картофель, что ли? Ну, тогда и неудивительно, что осерчал батюшка-царь. Как тут не осерчать? Смотрим Терещенко А.В., "Быт русского народа", том первый, Москва, 1847 год.
"Наши предки долго не знали картофель, и он перенесен в Россию в конце XVIII в. Это перуанское произведение удобно усвоилось с нашим климатом. Но простой народ не везде охотно употребляет в пищу, считая чертовым яблоком. Есть уезды в восточной части России, где крестьяне даже боятся сажать его, думая навлечь на свои поля неблагословение Божие. Они уверены еще, что картофель предназначен для потребления одной нечистой силы; что картофель родится с головой и глазами, наподобие человека, а потому кто ест картофель, тот ест души человеческие. Старообрядцы утверждают, что картофель есть тот запрещенный плод, который вкусили первые два человека, поэтому кто ест его, тот не слушается Бога, нарушает Его святые заповеди и никогда не наследует царствия небесного. Были примеры, что правительственные меры не могли убедить земледельцев к разведению картофеля, и этому причиной раскольники и суеверы, поселившие в них отвращение и страх..."
Тем же, кто интерсуется историей, рекомендуем найти и прочитать все семь томов. Небольшие они, страничек по сто - сто пятьдесят, но очень интересные, уж поверьте...
- ...За фук надо было брать, за фук... - надрывался под мостом Горыныч. Иван только вздохнул.
- "Оброк там, десятина, это все, конечно, хорошо, но мало. А ты вокруг-то обернись. Носит мужик бороду - бери с него забородную подать, соль в щи сыплет - солевую, монеты медные-серебряные на ассигнации замени, из бересты... Да что там далеко ходить? Рек у тебя в царстве видимо-невидимо, мостов на них - пруд пруди, а леса... Но о лесе потом. К мостам вернемся. Здесь бревно заменить, здесь жердь, ледолом, опять же, подправить. Так нешто ж все за здорово живешь? Вот и введи подать мостовую, на ремонт текущий да грядущий. А уж чтобы никто задарма через мост не проехал, не прошел, о том позабочусь".
Горыныч под мостом, похоже, докричался до рукоприкладства, а Иван, тем временем, продолжал.
- Призадумался Еремей. Долго думал, пока колдун ему ендову вина заморского не преподнес. Мол, помогает решение принять. Нужное. И, не соврать, царь как отведал, так и повеселел. Молодец, говорит, голова! Забирай Доброславу, да и устраивай с мостами-то. Только смотри у меня, народ не забижай. С пешего там, с конного, с телеги - с каждого свой спрос. Список составь. Сам гляну. Воронов научи, чтобы сидели у моста, цену оглашали. С людишками, с ними тяжеле. Глянешь на иного, человек человеком, а как при должности поставишь, дня не пройдет - проворуется. Ну, это я так, к слову, наболело... А что ты там говорил насчет леса?..
Да не все разом! - сказал хмельной казак, который полез на коня, прося помощи святых угодников, и перекинулся через седло наземь. К чему это? А вслед за Иваном. Так уж повелось, что как начнет русский человек чего рассказывать, так и пошло у него: слово за слово, да "кстати сказать", да "а вот еще случай..." Уж и вопрос забыл, и тему переменил стократ, а вяжется рассказ, ладно вяжется, и нет ему ни конца, ни краю.
Глянем пока, что у нас там с податями. Ну, бородатых не только Петр Великий не жаловал. В елизаветинской Англии тоже деньгу драли, во Франции - не пускали в суды, в Америке (в штате Массачусетс, 1830), решили проблему кардинально - за решетку, и вся недолга.
За цвет глаз в Башкирии придумали деньги драть, при том же Петре. В Армении в конце двадцатого века ввели налог на пыль, а в России существовал налог на полоскание белья (берегись, домохозяйки!).
Впрочем, есть чему и поучиться. Налогу на тень (Венеция, 1993), налогу на воздух (Византия), налогу на соломенную труху и на порыв ветра (Англия),налогу на солнце (Испания), налогу на... общественные туалеты (Веспасиан, 70-е гг. н.э. - "non olet" - деньги не пахнут). Сколько их еще...
Да и деньги из бересты... При Екатерине II еще на Руси-матушке введены были, не из бересты, конечно, из бумаги. А в Китае так и вообще в VIII веке н.э., даже Марко Поло о них упоминал. Из чего только их не делали! Вот, к примеру, на русской Аляске - из кожи...
Впрочем, пора и нам дух перевести, негоже Ивану уподобляться. А любопытных отсылаем к книге Брызгалина А.В. и др. "Налоги. Люди. Время", Екатеринбург, 2008.
- ...Вот и до Смородины добрался колдун тот. Скворешник вон на жерди поставили, ворона посадили. Семь дней нить золотую к мосту тянул. Это мне Горыныч рассказывал. Он за ним по пятам ходил, в три головы примечал-заглядывал, а все без толку. Ладно, думает, нить эту потом сниму да переплавлю. Цепь себе сделаю. Сразу на три шеи. Саженную. Пора и нам, Змеям, в люди выходить. А после осрамился. Колдун как работу закончил, объяснять принялся, что к чему. Ну я-то по-ихнему не разумею, так он свой ковер-самолет за толмачом послал. Тычет колдун этот в скворешник и талдычит что-то по-своему. А толмач в слезы: "Не в силах уразуметь я речь его. То ли он умом тронулся, то ли я. Ты, говорит, молнию на небе видал? А искры, что с шерсти у кота сыплются? Это, говорит, все одно и то же. Умные люди, говорит, из города Лейдена, банку специальную придумали, чтобы молнию в нее ловить. Ну вот как вы капусту да огурцы в кадушке держите, так они молнию. Я банку эту на горе высокой к самому небу на шесте поднял, чтоб поближе да посподручней ловить было..." - Это он не соврал, сам видел. То есть жердь саму не видел, - гору видел; он ее, всю как есть, сверху донизу чертополохом засадил да ежами заселил, чтоб людишки не безобразничали. - "А по нити золотой молния из банки, когда надобно, сюда сама доберется, и ка-ак даст больно, ежели кто без спросу через мост переправиться пожелает".
- Надоело мне слушать нелепицу, - продолжил рассказ Змея Иван, - да и решил я его... того... Ну, в общем, иноземец ведь, кто его искать будет? Дороги, опять же, как дедами заведено - одни направления... А из направлений - эвона... А коли кто и будет, скажу - утонул. Рыбу ловил, и упал с лодки прямо в омут, а там течение... Хотел я помочь, да не успел малость... О чем бишь я? Так вот, говорю, Идолище ты Поганое, землю нашу к рукам прибрать метишь? Вот и глянем сей час, кто на рати крепок. Выходи, басурман, биться один на один! Он спокойно так, через толмача, и отвечает. Биться так биться, и что-то там под скворешником поелозил.
Я - в рать, вот тут как раз промашка и вышла. Как наступил на нити эти золотые... свет во всех шести глазах померк, уж и не ведаю, что далее-то было. А только когда в себя пришел, гляжу, мост-то мой едва ли не в саженях десяти, коломенских. Вот как отбросило!.. Заплакал тут я слезищами пудовыми от обиды, а иноземец и говорит: в следующий раз полезешь биться - в зоопарк тебя сдам. Или в парк национальный, юрского периода. Пока же зачисляю тебя на службу царскую. Будете на пару с вороном мост держать. Он - за денежками приглядывать, ты - на тот случай, коли грозы долго не будет. А чтобы не проворовались оба, надзор за вами поставлен будет, много вас тут, хищников, охотных до добра чужого, развелось. Вот братья мои доглядать и посланы, - закончил рассказ Змея Иван. - Ну, и я иногда при них... Правду сказать, Горыныч чаще народ за полцены на горбу перевозит, на харчах-то царских не особо разжиреешь.