Повезло тебе, Горыныч, что не изжарился совсем, с банкой этой лейденской. Вот что пишет профессор Мушенбрек (ему чаще приписывают открытие первого электрического конденсатора) о своих опытах: "Хочу сообщить вам новый и страшный опыт, который никак не советую повторять. Я делал некоторые исследования над электрической силой и для этой цели повесил на двух шнурах из голубого шелка железный ствол, получавший через сообщение электричество от стеклянного шара, который приводился в быстрое вращение и натирался прикосновениями рук. На другом конце свободно висела медная проволока, конец которой был погружен в круглый стеклянный сосуд, отчасти наполненный водой, который я держал в правой руке, другой же рукой я пробовал извлечь искры из наэлектризованного ствола. Вдруг моя правая рука была поражена с такой силой, что все тело содрогнулось, как от удара молнии. Сосуд, хотя и из тонкого стекла, обыкновенно сотрясением этим не разбивается, но рука и все тело поражаются столь страшным образом, что и сказать не могу, одним словом, я думал, что пришел конец... " (Владимир Карцев, "Приключения великих уравнений").
Видимо, услышав что-то о полцены, ожил ворон, до того черной статуей возвышавшейся на столбе.
- Иван-царевич, та-ак... ну что ж, имя распространенное, куда ни каркни, в Ивана попадешь. Вот ежели б Аполлинарий, али там Хорлампий какой... А так... Резану давай. Впрочем, раз царевич - так и от гривны не обеднеешь. Человек, да конь, да всадник, ишшо три гривны. - Ворон склонил голову, раскрывши клюв. - Так нет же, добавим, для порядку, еще три. И с этого, длинноухого, гривна, вот же ведь дальнобойщик выискался. А ты, молодец, какого роду-племени будешь? - каркнул он на Владимира.
- Так я того... - растерялся Владимир и ляпнул, неожиданно для самого себя: - Инженер я...
- Иноземец, значица, - раздумчиво почесал клюв ворон. - Тогда валютой клади. По курсу. Что там у вас за деньги ходят?.. А, не важно, тоже гривну клади. Вон оно, дупло-то, туда и ложь.
- Да не иноземец он, - встрял Конек. - Наш он, русич. Слов вот только заморских где-то поднабрался и сорит ими, что из дырявого мешка.
- Наш, говоришь, русич... - Ворон почистил клюв и наклонил голову, подумал. - Все одно гривна, - решительно каркнул он. - Вконец распустились, скоро и мову родную не услышишь. Это, как его, волюнтаризм какой-то получается.
- Выручай, Ваня, - шепнул Горбунок царевичу. - Не при деньгах мы сегодня. Вернем опосля. С процентами. А не то - листочков с деревьев нарвем, в царстве-то Серебряном.
- Ну истинно ребенок, - хрипло рассмеялся Ворон. - Уши до неба отрастил, а ума не нажил. Вот ведь простота. Один, что ли, такой сообразительный? Какое там тебе серебро? Окстись. Порастащили все уже. Без тебя. Мельхиор единственно остался, да олово, да люминий.
- Да на, мздоимец! Вот и куна тебе сверху, мироеду, на мыло. Лишний раз в баню сходишь, - протянул деньги Иван.
- А ты не лайся, не лайся, - деловито заметил ворон, ловко ухватив когтями куну и пряча ее под крыло. - Остатнее туды ложь, - кивнул он на дырку в скворечнике. - Много вас тут ходют, чисто как демонстрация какая. Того пусти, этот задарма норовит - мол, от боярина такого-то, да подмигивает: ты мне услужишь, так и я тебе услужу, вот и квиты, а не то - так шиш; другой вином угощает... Предшественник-то мой и спился, насовал цветов разных в хвост, распушил - павлин, да и только, - сидит на дубу, да в дуду играет... Сослали сердешного, куда Макар телят не гонял. Сам-то рассуди, коли умом не обносился: убыток у государства - и народишку лишенько, а государство богатое - так и у людишек кажный день щи скоромные... А что не у всех, так то не наша забота. Сверху виднее, кому да что. Говорят ведь: кто смел - тот два съел, а иной Фомка и на долото рыбу удит.
- Учит-учит, а сам куну содрал, - шепнул Владимир Ивану, но ворон услышал.
- Ты б, милай, помолчал, коли государственных дел не разумеешь! Вот глянем сейчас, что ты за птица! - Ворон достал из-под крыла очки и водрузил на нос, затем извлек оттуда же блестящий камешек и вперился в него, слегка наклонив голову. Некоторое время он молчал, оцепенел, а затем вдруг клюв его начал краснеть. Глазки его разгорелись, перья начали топорщиться, а Владимиру вдруг показалось, что он слышит едва различимые звуки канкана. Прошло еще время, ворон очнулся, скинул с себя оцепенение, щелкнул клювом, что-то невнятно пробормотал, спрятал камень, а взамен уставился в другой. - Русалки, понимаешь, что с них взять? Нечисть, одно слово, - обращаясь скорее в никуда, чем к кому-либо, произнес он. - Так, инженер, говоришь... Посмотрим... Слово иностранное, означает: класть здания, но не избы рубить... Землю мерить, но не шагами... Горами ведать, но руды не знать... Ясненько. Фока - на все руки дока, да руки не туда смотрят. Ты б, молодец, хоть в пастухи подался, все прок бы какой был. Сейчас еще глянем... Так... ель заговоренная... Ушастый... Перо... Ну да, так и есть. Ты вот что, еще гривну гони, мне в собственность, за совет мудрый.
Владимир вопросительно взглянул на Конька, затем на царевича. Тот пожал плечами и протянул ворону монету.
- Мы на земле пожили, на ус мотали, сами до всего дошли, - птица непроизвольно потерлась клювом о дерево моста. - Все как есть расскажу, всю правду, ничего не утаю, к бабке ходить не надо, а ежели что не так, то и на картах можем, и на гуще кофейной, позолоти ручку, служивый... Нет, не то. О чем, бишь, я? А, вспомнил. Ель та, - ну ты понимаешь, о чем я? - Ворон игриво подмигнул, - заговоренная. Давно это было. Лешой там жил, Боровик. Всем взял: как свистнет, лес клонится, как водить возьмет - из трех сосен не выйдешь, медведя запросто ломал... Сыновья вот подкачали. Как говорится: из лука - не мы, из пищали - не мы, а попеть-поплясать - против нас не сыскать. Окромя карт, да костей, да зелья проклятущего и знать ничего не знали. Уж и лаялся Боровик, и дубьем окорот давал, все не в прок. Плюнул он, да и говорит: "Вы, детинушки, как хотите, а я вас выделяю. Дам каждому по роще, живите, как хотите, ко мне же и дорогу забудьте!" Сказано - сделано. Все поделил по чести - по совести, одна та ель и осталась. А сыновья-то хоть и в делах не горазды, а каждый к себе дерево тянет. До драки дошло. Поглядел отец, и молвит: "Вот ведь окаянные, ни себе, ни людям". А ночь-то рябиновая была. Сбылись слова Боровика, заклятьем наложенным стали. Кто ночью рябиновой заночует под ей, так аккурат в тот час, как слова были сказаны и сгинет, а не то чужак явится. Вот ты и появился...
Что путь в Киев держишь - толково, хвалю. Там старцы-пещерники укажут, как обратно возвернуться. Умом сильно горазды. Основатель-от их, пещерников энтих, звать как вот только не припомню... Пришел, выкопал себе пещерку, да и поселился. К нему спустя время еще один, дай, мол, я у тебя тут заночую. Ну, первый-то, он сказки читал, знает, чем это переночую кончается. Ты, говорит, здесь живи, а я себе новую выкопаю. Посмеялся второй, - раскусил ты меня, хотел я как та лиса домишко задарма поиметь. Уж не серчай, кто старое помянет... А пещерку я себе сам выкопаю. Давай лопату. К слову сказать, все одно не вернул потом... Стали они жить-поживать, народишко потянулся. Каждому лопату дай, каждому местечко отведи получше, чтоб воды грунтовые ни-ни, да с потолка не капало. Весь холм изрыли ходами подземными.
Прослышал про то князь наш, Красно солнышко. Бояр прислал, сцапали они главного первоначальника, да в палаты княжеские, ответ держать. По какому такому праву рымскому строительство затеяли? Да где разрешение, да налог на землю, да проект согласованный с главным архитектором княжеским, да пятое-десятое... Все княжество обокрали, в разор ввели! А первоначальник и говорит: "Здрасьте-мордасти, слуги царские. Каку-таку землю княжескую? Вон она, гляньте, вся как есть в целости-сохранности. Вся на поверхности. А что до пещерок тех, так изыскательством руд не занимался, кладов не искал, кодекс земельный чту. А что до пещерок... Так вот, глядите, порты. А вот дырки в портах. А порты у него, правду сказать, неважнецкие были. Прямо-таки дыра на дыре. Так вот, говорит, я тому, кто рухлядь пошил да полотно ткал, все как есть до копеечки отдал-расплатился, а уж дырки - извините-подвиньтесь. Моя работа. Да и где ж енто слыхано, чтобы за дырки платить? Не сыр, чай, швейцарский. Вот и рассудите по чести, по совести". Переглянулись бояре княжеские, почесали бороды аршинные. Вот ведь как, шельмец, повернул. И землю не захватывал, и самостроем не занимался, да еще порты свои драные приплел. Ну как тут с него подать брать? По какому такому закону?
Вот и вышла промеж них распря, чуть не до драки. Уж больно до добра чужого охочи, мда... А как его взять-то? Насельники эти пещерные не дураки стать. Они там шампиньоны выращивают, трюфеля, светлячков разводят, чуть что - закрыли лазы, да и ищи-свещи. У них там под землей ну чисто лабиринт критский. А вдруг еще и Минотавра завели, али полканов? Тут один боярин, из молодых, еще молоко на губах не обсохло, а он туда же, политику государственную решать. "Даешь, кричит, реформы! Довольно жить по старине, давай Правду Ярославову принимать всем, значит, референдумом!" Ну тут уж все не стерпели и давай его всем обществом мутузить. "Вот тебе, орут, референдум, Стенька, понимаешь, Разин, вот тебе Правда Ярославова!" Сам князь не стерпел. "Подать, кричит, сюда супостата! Вот я ему сейчас ночь Варфоломеевскую устрою!" Намяли, короче, ему бока. А первонасельник не будь дурак, - пока бояре промеж себя лаялись, к себе ушел. По-англицки. Так и кончилось все ничем. А Ярослава, ну, сына княжого, Красно солнышко все же, не ровен час, сослал подале, аж в Новгород. Там, дескать, вече есть, вот пусть и орут, душу отводят...
Далеко не всегда, как свидетельствуют наши летописи и исторические документы, отношение к подвижникам веры было почтительным. За примерами далеко ходить не придется, возьмем первый - первый не только по упоминанию (в Печерском Патерике) такого отношения, но и первый относительно удачный пример кладоискательства.
Жил в пещерах Киевских инок Феодор. И вот ископал он однажды "множество серебра и сосудов драгоценных; хотел сперва уйти с ними, но раскаялся и зарыл их. Мстислав, сын великого князя Святополка-Михаила, сведал о том и требовал сокровища от Феодора, который ему отвечал: "еще при жизни св. Антония слышал я, что в сей пещере было древнее Варяжское хранилище, и что она потому самому названа Варяжскою. Правда, что я видел там много золота и сосудов Латинских, но Бог отнял у меня память, и теперь не знаю, где они скрыты мною". Мстислав велел мучить святого Феодора, и будучи шумен от вина, пустил стрелу в друга Феодорова, святого Василия, который вынув ее у себя из тела и, бросив к ногам юного князя, сказал, что скоро Мстислав будет сам уязвлен ею". Нетрудно догадаться, что пророчество вскоре исполнилось...
Ну а раз уж мы Патерик Киево-Печерский вспомнили, так почему бы не обратиться к еще одной загадке, оставленной нам в наследство Нестором-летописцем, насельником Печерским? Почему бы не дать начальную ниточку любознательным, пока ворон свой рассказ ведет, может, найдется тот, кто потянет за нее да и распутает клубочек?
Не одни иноки печерские под землей скрывались. Вот что читаем мы в Начальной летописи под 1096 годом.
"Теперь же хочу поведать, о чем слышал четыре года назад и что рассказал мне Гюрята Рогович новгородец, говоря так: "Послал я отрока своего в Печору, к людям, которые дань дают Новгороду. И пришел отрок мой к ним, а оттуда пошел в землю Югорскую. Югра же - это люди, а язык из непонятен, и соседят они с самоядью в северных странах. Югра же сказала отроку моему: "Дивное мы нашли чудо, о котором не слыхали раньше, а началось это еще три года назад; есть горы, заходят они к заливу морскому, высота у них как до неба, и в горах тех стоит клик великий и говор, и секут гору, стремясь высечься из нее; и в горе той просечено оконце малое, и оттуда говорят, но не понять языка их, но показывают на железо и машут руками, прося железа; и если кто даст им нож или секиру, они взамен дают меха. Путь же до тех гор непроходим из-за пропастей, снега и леса, потому и не всегда доходим до них; идет он и дальше на север".
О каком народе идет речь, не только в летописи, но и в легендах-былинах-сказаниях северных, в поговорках-пословицах русских? Сколько копий сломано в обсуждениях? Что за племя неведомое, чьи познания (по уверениям некоторых) превосходят познания мифических атлантов?.. Кому суждено разгадать тайну сию?..
- А что до Киева... - продолжал между тем ворон, - не брал бы перо, не знал бы горя. К орлу тебе нужно. Длинноухий довезет, он знает. Но без помощи моей не обойтись. Орел этот - меньшой мой брат, и по возрасту, и по разуму. А так мы из разных отрядов, хоть и птицы. Без слова моего с тобой и говорить не станет. Горд, а тем паче ленив. Мышей совсем не ловит. Подойдешь к нему, значит, скажешь: "Юстас - Алексу"... Нет, не то. Скажешь так. "По здорову живи, сильномогутный орел-птица. Кланяется тебе брат твой старшой, да шлет в подарок..." Сейчас, погоди, запамятовал, много вас тут шляется... - Ворон извлек из-под крыла свиток, развернул, поправил очки на клюве и принялся зачитывать. - В скоростях писал, мог что и пропустить. "Во-первых, кафтаном алого сукна, золотом шитым (три штуки), - зачем ему кафтаны, птице-то? Да уж раз написано, пусть останется. - Медом сытным, на изюме заморском сваренном, да с пряностями, бочка (три штуки)"...
- Да где я все это возьму? - удивился Владимир.
- Не перебивай! - строго заметил ворон. - По дороге купишь. Запоминай. - И принялся зачитывать список дальше.
Свиток оказался длинный, и Владимир почти начисто его сразу же и забыл, в голове осталось лишь: "полцарства (три штуки)", "пардус (три штуки)" и "инкубатор с птицефермой и дворовыми постройками (одна штука)".
- Ну а потом как водится, - закончив чтение, хрипло прокаркал ворон. - Ажно в горле пересохло. Стараешься тут для вас, за безмездно... Так вот. Представишься, беду свою изложишь, ну и договоритесь там, как он тебя на землю верхнюю из царства подземного вынесет.
Тут грамотей-ворон оставил своим вниманием Владимира и воззрился на Иванов. Те о чем-то вполголоса переругивались, размахивая руками, словно мельницы-ветряки. Только и слышно было: "А вот пусть скажет, петух индейский!.." - "Слушай ты его больше, как решил - так и поступай. Народ что говорит? Долгая дума - лишняя скорбь. Чем думать, так делай". Воспользовавшись этим, Владимир наклонился к Коньку.
- Да где ж я все это возьму? - жалобно прошептал он.
- Нам самое главное через мост перебраться, - так же шепотом ответил Конек. - А там поглядим.
Ворон же, видимо обидевшийся на "петуха индейского", напустился на Ивана-царевича.
- Ты кого позорить вздумал? Ты еще мамкам-дядькам мечом деревянным шишки наставлял, когда я уже!... Ого-го!.. Высоко летал, далеко видал. К Кощею тебе надобно? Добро же!.. Ты у Кащея в остатний раз когда был? Сколько с тех пор воды утекло?.. Да вся и утекла! Вся как есть! Братья-то его, - кивнул он на Ивана сторожевого, - клепсидру вдребезги разнесли. Не был ты у него, как на духу скажу, не был! То к Черномору занесет, то к Тугарину, а туда же, герой-молодец. Ты слушай его больше, - обратился он к Ивану сторожевому. - Он тебе такое наговорит, - на коне богатырском не перепрыгнешь. То ему батюшка яблоки молодильные закажет, - нет, чтобы своих Платонов там, Невтонов, Мичуриных завести-выростить, - воровать, оно куда легче, вся порода у них вороватая, - то о царевнах плести что-то начнет - дубы вянут... А впрочем, мне-то что? Езжай, Ваня, сын царский, езжай. Тут уже съездил кое-кто до тебя, - ворон то ли закаркал, то ли захихикал. - Как вернулся, катастрофу экологическую устроил, когда порты в Смородине от сраму отстирывал. Сколько рыбы тогда кверху брюхом всплыло - и не перечесть!
- Не каркай попросту-то, - заметил Иван сторожевой и обратился к царевичу. - Сам поведаю. Правду он говорит. Не ездил бы ты к Кощею. Вот сказок, небось, начитались, а Кощей - он мужик справный. Хозяйство, опять же, ведет. А жизнь личная не задалась, не везет ему, что кляча твоя столетняя. Стоит ему только приглядеть девицу красную, да тройку порезвей выбрать, да ночку потемней... Народ и смекнул. Кощей - он же не последний парень на деревне, абы кого не украдет. Так стоит ему только с девицей-красавицей под венец собраться, а уж какой-никакой принц-королевич тут как тут. Отдавай, мол, а не то голова с плеч долой. Кощеюшке-то что? Он мало того что бессмертный, так еще и бессребреник, и характером добр. Мухи-комара зимой не обидит. Сам еще свидетелем при свадьбе записывается.