Котуйская история роман в 2 частях
Александр Теущаков
Непрощённые слышат, непрощённые знают,
Как любовь дают свыше, как любовь не прощают...
Часть 1
Непрощенные
Глава 1
Штрафник
Подходила к завершению Вторая Мировая война, но в начале мая 1945 года в некоторых землях Германии закрепились разрозненные, немецкие войска, там происходили жестокие сражения. В большей степени сопротивлялись эсэсовские формирования, они вгрызались в землю и не отдавали противнику не единой пяди. Бойцам красной армии приходилось в прямом смысле слова выкорчевывать фашистов из укрепленных мест.
Рядовой Николай Борисов на тот момент отбывал срок наказания в штрафной роте, куда попал два месяца назад за оскорбление командира. Суд приговорил Борисова к пяти годам лагерей, но учитывая его заслуги перед родиной, заменил срок на три месяца пребывания в штрафроте. Второй месяц он дослуживал в разведотделении: за наблюдательность, оперативность в мышлении и точный расчет, ротный назначил его командиром отделения.
Николай расположился в блиндаже и смотрел в стереотрубу, наблюдая за небольшим леском. Он сопоставлял добытые сведения в связи с ночной вылазкой разведчиков его отделения. Уже через несколько минут бойцам всей роты предстоит наступление на высотку, находящуюся в четырехстах метрах от расположения передового окопа.
Стрелковый полк рассредоточился правее за леском, а штрафроте было приказано к утру захватить высотку. Как полагалось, перед штурмом, заговорил Бог войны - артиллерия, тщательно засыпая снарядами небольшой лесной массив и окопавшегося на высоте противника. Ночью Борисов со своими боевыми друзьями разведал, что в лесу залег пулеметный, немецкий расчет и при наступлении бойцов красной армии, мог спокойно скосить их пулеметным огнем.
На высотке, где располагались немецкие траншеи, в леске и в поле, плотно ложились снаряды, взрыхляя взрывами мягкую, весеннюю землю. Четыреста метров расстояния, укрытого зеленой травой, между окопами противника и расположением штрафроты, в один миг превратилось в серо - черное месиво.
- Рота - а, как только закончится артобстрел, всем приготовиться к атаке, - над передовой позицией пронеслась команда старшего лейтенанта Косицына.
- Подожди командир, - обратился к нему сержант Сергеев, - по донесению нашей разведки, справа в лесочке, залег пулеметный расчет, если мы не уничтожим его, нас всех положат под кинжальным огнем.
- Фрицы еще не очухаются после бомбежки, мы успеем проскочить опасный участок и возьмем высотку.
- Ты что, начальник, не врубаешься, тебе же "Серега" говорит: нас всех в преисподнюю отправят, - возмутился штрафник Охримов, один из блатных в роте.
- Ты у меня сейчас договоришься, вошь блатная, попомни мое слово Охримов, останешься живым, самолично отправлю в особый отдел, поедешь снова в лагерь.
- Кто нас попугивает - на того мы закладываем, - пробурчал недовольно Охримов.
- Что?! Да, я тебя щас без суда и следствия... - командир штрафроты расстегнул кобуру.
- Товарищ командир, а ведь Сергеев дело говорит, - между лейтенантом Косицыным и Охримовым встал молодой боец Борисов из разведотделения, - разрешите мне с двумя бойцами еще раз проверить лесок, пока бомбежка не закончилась, мы постараемся обнаружить пулеметный расчет и отправить его на небеса.
Косицын убрал руку с кобуры, и еще раз злобно зыркнув на Охримова, спросил разведчика:
- А ты не ошибся в координатах, может вражеские пулеметчики уже сменили позицию, где вы их там найдете?
- Подстраховаться бы не мешало, - ответил Николай Борисов, - мы мигом, товарищ командир, наша артиллерия наверняка их с места спугнула, если не успели уйти к своим, мы забросаем их гранатами.
- Хорошо, возьми с собой двух бойцов, и зайдите с фланга в лесок, но учтите, как только обстрел закончится, я отдам команду к наступлению. Да смотрите, не попадите под свои же снаряды.
Коля, кивнув головой своему закадычному дружку Алексею и знакомому бойцу из отделения, первым рванулся по окопу. Заскочили в блиндаж и, прихватив ручные гранаты с удлиненными ручками, бросились бегом по извилистым траншеям. Солдаты в конце окопа приветливо пропустили бойцов и, приоткрыв заграждения из колючей проволоки, взглядами проводили разведывательно - диверсионную группу. Три фигурки в защитных маскхалатах, извиваясь, словно змеи, скрылись в близлежащем леске.
В двухстах метрах заметили следы от лежки вражеского расчета, отпечатки ног вели вглубь леса. Фрицев было трое, плюс боекомплект и пулемет. Николай движением руки показал друзьям, чтобы они молча рассредоточились по лесу. Кругом стоял гул от рвущихся снарядов. Алексей, пройдя метров сто, приложил руки к губам, звонко защебетал, подражая птице, и указал рукой вперед. Залегли. Коля Борисов пополз первым и вскоре заметил, как три фрица, облюбовав ложбинку, затаились, пережидая артобстрел. По команде Николая полетели гранаты и от немецкого расчета остались: исковерканный пулемет, да безжизненные тела.
В ста метрах от леска, располагалась высотка, которую роте приказано было взять. Стихли хлопки пушек полковой артиллерии и перестали рваться снаряды. Со стороны красноармейских окопов в небо взметнулась ракета и прозвучала отдаленная команда:
- Рота - а, за Родину, вперед! - И на всей протяженности передней траншеи послышалось: раскатистое, - Ура-а!
Николай и двое его товарищей, обходя с фланга высотку, первыми подкрались к немецким траншеям. Заговорили пулеметы, поливая раскаленным свинцом первые ряды бойцов. Немецкие мины с жутким воем проносились над головами и падали в расположении роты. Атака захлебнулась. Работали три пулеметных расчета, не давая бойцам Красной армии поднять головы. Немцы били остервенело, просеивая пулями даже трупы, чтобы смерть наверняка достала солдата.
- Пацаны, - обратился Коля к друзьям, - я беру на себя средний пулемет, а вы постарайтесь уничтожить крайний, хотя бы накроем две точки, самый дальний мы не сможем достать.
По команде Борисова, штрафники по-пластунски заскользили к вражеским окопам, и как только с тыла прозвучала повторная команда: - Вперед! Во вражескую траншею полетели гранаты. Вовремя! Николай успел заметить, как красноармейцы из первой линии, поднявшись с земли, уже неслись к высотке. Падали бойцы, сраженные пулями, с правого фланга бил вражеский пулемет, но в середине и слева, таканье прекратилось, только стрекочущие автоматные очереди шмайсеров, разрывали воздух, да одиночные винтовочные выстрелы все реже и реже, доносились из немецких траншей. Позади роты запоздало разорвались мины, впопыхах выпущенные немцами.
Запрыгнув во вражеский окоп, Коля ударил саперной лопаткой по каске немецкого солдата, а друг Алексей уже всадил тому же фрицу в живот штык-нож. Присели на корточки и с трех стволов ППШ (пистолет-пулемет Шпагина) полоснули вдоль окопа. Вслед за очередями полетели оставшиеся гранаты. Николай почувствовал тупой удар в левое плечо, перед глазами все поплыло: немецкие солдаты, остервенело обороняющиеся от прыгающих на них красноармейцев, затем ноги потеряли под собой почву и Коля, потеряв сознание, упал на дно траншеи.
Очнулся он в полевом лазарете, в большой, четырехугольной палатке, лежа на операционном столе. Возле него суетились врач-хирург и молоденькая медсестра. Рядом возился пожилой мужчина - солдат в оборванной телогрейке, он помогал раненному бойцу лечь на носилки.
- Ну, что, дорогой наш герой, очнулся, - врач приветливо погладил Николая по лбу, - потерпи еще чуток, сейчас мы достанем железку из плеча и отправим тебя в госпиталь.
Пока хирург подготавливал к операции инструмент, сестра обкалывала ранение на плече Николая обезболивающим препаратом.
- Доктор, может до госпиталя потерпеть? - произнес умоляюще Коля, глядя как хирург берет скальпель и пинцет.
Медсестричка ласково взглянула в глаза раненному и успокаивающе сказала:
- Потерпи родной, рана не опасная, Николай Фомич мигом достанет пулю, он у нас в этом деле большой мастер.
Коля застеснялся симпатичной девушки и, закрыв глаза, кивнул головой. На поверхности раны он не ощутил боли, но как только инструмент хирурга проник в пулевое отверстие и коснулся металла, Николай дернулся всем телом. Как и обещала сестричка, все быстро закончилось, и когда раненный боец открыл глаза, то увидел, как хирург собирается выбросить пулю.
- А можно я оставлю ее себе на память? - спросил он доктора.
Врач кивнул головой и сквозь повязку обратился к сестре:
- Любаша, перевяжи его и вколи обезболивающий, а я пока осмотрю следующего, и не забудь перед отправкой талисман ему отдать.
К вечеру подъехали две санитарные машины и раненных бойцов осторожно, переместив в кузов, отправили в госпиталь. Люба бережно поправила под головой Николая телогрейку и на прощание сунула ему в руку пулю, извлеченную из плеча.
Через два дня к Коле пришел его друг Лешка и принес гостинцы от сослуживцев из разведотделения.
- Колек, а знаешь, командир за тебя хлопочет, - с захлебом рассказывал Леха, - говорит, подал рапорт, чтобы тебя досрочно из штрафроты освободили и снова полк отправили. Ты героический подвиг совершил.
- Да ладно, что я один там был, а тебя и Мишку разве командир обошел вниманием?
- Наверняка и нас освободят, а тебе орден - железно обеспечен.
- Ага, сейчас, если только орден "Сутулова" вручат, - усмехнулся Николай. Письма были?
- Нам с тобой нет. Мишке с Ленинграда казенная бумага пришла, правда запоздалая, прикинь Колек, у него там мать и трехлетняя сестренка умерли с голоду. Батька под Киевом погиб, теперь он круглым сиротой остался.
- Да, кабы не война проклятая, - вздохнул тяжело Коля, потирая ноющее от боли плечо, - может, и жизнь наша по-другому бы пошла.
- Да, Колек, я бы не полез с голодухи за картошкой на овощной склад, а ты бы не прогулял смену на заводе. Спасибо родной стране, влупили нам с тобой срока по самое не люблю.
- Ты хоть под статью за кражу угодил, а я - то за какие коврижки? - возмутился Коля, - какой гад выдумал, чтобы за прогул, людей свободы лишать. Обидно. Я ведь прогулял по уважительной причине, мамка захворала, и мне нужно было в другой конец города за лекарством смотаться. Так разве послушали следаки?! Вменили же статью за самовольный уход с военного производства.
- Коль, а тебя в лагерь отправили или сразу в армию направили?
- Ты что, с Луны свалился, я почти год отсидел, в спецчасть заявление написал, что хочу на фронт, два раза отказывали, я ведь тогда еще малолеткой был. Знаешь, как я опешил, когда меня хозяин к себе вызвал, там у него какой - то капитан сидел, он как раз набирал зэков в штрафники.
- Выходит, ты уже второй раз под раздачу попал.
- Да, если бы не награды, отправили бы на этот раз в лагерь, а не в штрафную роту.
- Странно, ты не рассказывал мне такие подробности, - удивленно сказал Лешка.
- Разве?
- Нет- нет, ты запамятовал. Коль, я слышал, сам Рокоссовский перед Сталиным за штрафников просил, чтобы за ранение их под чистую отмывали от прежней судимости.
- Не знаю, Леха, может и так, но нам - то от этого не легче, отношение к штрафникам такое... - Николай вздохнул, - со скотиной лучше обращаются.
- Ты не переживай, суд простит, и весь позор смоешь.
- Лешка, не говори так, в чем я виноват перед своей мамкой, перед соседями, перед Родиной, я что, предал их или струсил?! Встречаются разные: солдат бросает оружие, руки поднимает, жить хочет, в плен сдается, а я не из той породы, пусть меня крест - накрест пулями прошьет, но живым не сдамся. Меня совсем другое волнует: почему меня, пацана семнадцатилетнего, как жульмана заправского в лагерь окунули? Я тогда для себя решил, лучше в бою погибну впервые же сутки, чем это дерьмо лагерное хлебать годами. Я открыто начальничкам в глаза высказывал свои недовольства, так они меня на кичман столько раз определяли, потому мое заявление - идти на фронт затасовывали подальше. В лагере таких, как я, полно было, многие хотели на фронт, но собаки - вертухаи твердили одно: "На нарах победу будете встречать - твари!" Благо капитан, набиравший зэков в штрафроту, взглянул на меня и сразу дал добро.
- Ты сейчас со стороны увидел бы себя, у тебя взгляд, как у разъяренного быка.
- Что, правда?
- Конечно, потому вертухаи с тобой не церемонились, от одного твоего взгляда их в дрожь бросало.
- Да, ладно, заливать - то, - засмеялся Колька, но снова ухватился за плечо.
- Сильно болит?
- Есть малехо, ладно, до свадьбы заживет.
- А когда свадьба? - заулыбался Лешка.
- Ты оглумел, что ли, у меня и невесты нет.
- А сестричка из полевого госпиталя?
- Нет, Леха, ты действительно офонарел, с какого боку я к ней должен прилипнуть.
- Ну, она же тебе понравилась?
- И что, война кругом, а мне жениться? Слушай, брось ты об этом говорить.
- Ладно - ладно, Колек, я пошутил, просто, когда тебя увозили в госпиталь, я глянул на вас и подумал, что это судьба, ты так на нее смотрел.
- С благодарностью?
- Не-е, у тебя взгляд был, словно ты с любимой девушкой прощался.
- Лешка, хватит заливать, сделай лучше самокрутку, а - то уши опухли, курить хочется.
- Держи, это тебе ротный передал, - спохватившись, Алексей протянул пачку папирос.
- Вот это да! - обрадовался Коля, - лучше награды нет, не забудь от меня поблагодарить его за курево.
Друзья расстались, в надежде, что скоро снова увидятся. Через две недели, по репродуктору, вещавшему со столба, возле госпиталя, Левитан громовым басом объявил, что Германия капитулировала. Здесь такое началось: солдаты, словно родные обнимались, целовали друг друга. Кто-то, не стесняясь, плакал, один больной, не смотря на ранение, подхватил сестричку и закружил ее. Веселье бушевало вокруг, кто-то вытащил гармонь и, развернув меха, заиграл задорную мелодию. Невесть откуда появилась солдатская фляжка, наполненная водкой и под счастливые возгласы, полилась жидкость в алюминиевые кружки. Только к глубокой ночи удалось угомониться раненным. Спать не хотелось, больные мечтали, что скоро вернутся в родные края. У кого остались семьи, тому посчастливилось, а кто-то вернется на пепелище или в разрушенные дома, а иные за время войны потеряли всех родных и их никто не ждет.
Коля тоже мечтал: вот вернется в Москву, в Филевский район, в свой Юный городок, да деревянный барак к матушке и заживут они, как жили до его посадки в лагерь. Коля тяжело вздохнул и подумал: "Может за военные годы власть помягче стала, добрее? Теперь нет бешеного плана на заводах, да жесткого режима, когда сажали за прогул, да чего там прогул, были случаи и за опоздание! Интересно, в соседнем бараке жила Аня, симпатичная такая девчушка, правда она была еще пацанкой, но всегда была со мной приветлива, наверняка в невесту превратилась. Да-а, - улыбнулся Николай про себя, - повезло, теперь вернусь живой, обошла меня стороной "костлявая" с косой, только вот чуть - чуть зацепила, ну ничего, заживет как на собаке.
Он достал из кармана халата пулю и, зажав между большим и указательным пальцем, улыбнулся.
- Что браток, родной сувенир? - спросил сосед по койке.
- Роднее не бывает, я его родил через плечо, - засмеялся Коля.
- Выброси, говорят: плохая примета, осколки, да пули оставлять.
- А я не суеверный, и к тому же, война закончилась, - весело отреагировал Колька.