Норвежская новелла: Сборник
Предисловие
Норвегия невелика — норвежцев всего около четырех миллионов. Однако эта маленькая страна дала миру множество замечательных имен, навсегда вошедших в историю человечества. Мировая культура немыслима без композитора Эдварда Грига, скульптора Густава Вигеланна, художника Эдварда Мунка, полярного исследователя Руала Амундсена, гуманиста, ученого и путешественника Фритьофа Нансена, математиков Хенрика Абеля и Суфуса Ли, этнографа и мореплавателя Тура Хейердала. Но все же самым, пожалуй, значительным был вклад Норвегии в мировую литературу, почетное место в которой принадлежит Хенрику Ибсену, Бьёрнстьерне Бьёрнсону, Кнуту Гамсуну и Сигрид Унсет.
Девятнадцатый век дал литературе не только Ибсена и Бьёрнсона, но и таких выдающихся писателей, как Александер Хьелланн и Юнас Ли, Арне Гарборг и Амалия Скрам, а двадцатый дал не только Гамсуна и Унсет, но и Улава Дууна и Арнульфа Эверланна, Сигурда Хуля и Юхана Фалкбергета, Юхана Бойера и Тарьей Весоса, Кору Сандель и Юхана Боргена, Акселя Сандемусе и Артура Омре.
В предлагаемой читателю книге представлены образцы норвежской новеллы с середины прошлого века до наших дней.
Новелла, рассказ — один из древнейших литературных жанров. Уже в средние века новелла достигает в некоторых европейских странах очень высокого уровня. Так, например, в Исландии XIII века были популярны короткие саги, так называемые «пряди» — прообразы современного рассказа. «Декамерон» Боккаччо, выдающееся произведение европейской новеллистики, был создан в середине XIV века. Однако в Норвегии, как и вообще в континентальных скандинавских странах, новелла — сравнительно молодой жанр. Первые норвежские рассказы появляются почти через полтысячелетия после новелл Боккаччо — около 1820 года. Честь считаться отцом норвежской новеллы принадлежит Мэуритсу Кристофферу Хансену (1794–1842).
М. К. Хансен — типичный представитель романтической литературы первой половины XIX века. Образцами для него в значительной степени были произведения немецкого романтизма — рыцарские новеллы и романы ужасов. Но М. К. Хансен обращался иногда и к норвежскому материалу; он впервые ввел в литературу норвежского крестьянина. Конечно, романтически приподнятые, наивные новеллы Хансена — а их он написал восемь томов, и они пользовались у современников большим успехом — представляют сейчас лишь историко-литературный интерес, однако мы должны помнить, что это — вершина добьёрнсоновского периода истории норвежской прозы, лучшее в норвежской новеллистике первой половины XIX века.
С Бьёрнстьерне Бьёрнсоном, самой яркой фигурой в духовной жизни Норвегии XIX века, связан новый этап в развитии новеллы. На смену условным и романтическим героям Хансена, изъяснявшимся книжным языком, пришли полнокровные, взятые из жизни образы. Увлеченный героическим миром древних саг и волшебным царством норвежских народных сказок, Б. Бьёрнсон увидел в норвежских крестьянах не анемичные тени поселян из немецких романтических повестей, а потомков героев саг, былинных богатырей. Герои Бьёрнсона — живые люди, наделенные и человеческими добродетелями и человеческими слабостями, люди, совершающие естественные человеческие поступки и говорящие естественным человеческим языком. Таковы Турбьёрн, Сюннёве и Аслак из повести «Сюннёве Сульбаккен» (1857), Арне из одноименной повести (1859), Эйвен из повести «Веселый парень» (1860) и персонажи из других, более коротких произведений.
Но и герои бьёрнсоновских крестьянских рассказов и повестей все же не свободны от некоторой идеализации. В рассказах и повестях Бьёрнсона идеализирована прежде всего сама крестьянская среда: в них не нашли отражения острейшие социальные противоречия норвежской деревни середины XIX века. У Бьёрнсона существует лишь антагонизм хороших и плохих людей, людей честных и нечестных, добрых и злых.
Крестьянские рассказы и повести Бьёрнсона имели очень важное значение для развития норвежской культуры не только как новое, сильное и яркое слово в литературе. Они сыграли большую политическую роль, показав крестьян как полноценных членов общества, имеющих право на культуру и благосостояние. Они сыграли огромную роль в развитии норвежского языка; на этом, впрочем, следует остановиться подробнее.
В середине XIX века Норвегия с языковой точки зрения представляла собой довольно сложное явление. С XVI века в стране языком администрации, церкви, суда, литературы был датский, тоже скандинавский язык, однако во многом — и в произношении, и в грамматике, и в словарном составе — заметно отличающийся от норвежского. Норвежский же язык существовал в форме многочисленных и довольно разнообразных сельских говоров. В городах сложилось просторечие — продукт, так сказать, норвегизации датского языка. Таким образом, письменной нормой в XIX веке был датский язык (до 1814 года Норвегия входила в состав Дании).
К этому времени в связи с подъемом национального самосознания вопросы норвежского литературного языка начинают привлекать к себе внимание многих патриотически настроенных норвежцев. В 1841 году П. К. Асбьёрнсен и Ё. Му издали сборник норвежских народных сказок, где при датской орфографии и морфологии были норвежские лексика и синтаксис. В 1850-е годы разгорелась борьба за норвежское произношение на сцене: до этого в театре господствовало датское произношение. Бьёрнсон лично сыграл в этой борьбе важную роль. Наконец, язык крестьянских повестей и рассказов Бьёрнсона был значительным явлением в создании нормы норвежского литературного языка.
В начале 1850-х годов в Норвегии произошло событие, которому суждено было наложить отпечаток на всю дальнейшую историю норвежского языка. В 1853 году филолог Ивар Осен издал свои «Образчики норвежской народной речи». В этой книге он приводил образцы различных норвежских диалектов, а в приложении дал несколько текстов на языковой норме, созданной им самим из разных диалектов. Таким образом, Ивар Осен, синтезировав различные диалекты, сконструировал письменную норму, на которой реально никто в Норвегии не говорил, но которая основывалась на народной речи. Осен, романтик и в литературе и в лингвистике, считал, что его «народная речь» (ланнсмол) отражает истинный народный дух, проявляющийся в народных говорах, не испорченных датским языком. Сам он написал ряд стихотворений на ланнсмоле; они стали хрестоматийными.
Опыт Осена, возможно, так и остался бы лингвистическим курьезом, если бы сама цель его поисков, сама их направленность — создать для Норвегии литературный язык «из своего материала», дать стихии народных говоров выход в литературу — не отвечала бы настроениям известной части норвежского общества. Вскоре на ланнсмоле начинает писать ряд поэтов и писателей — и из национальных побуждений и потому, что ланнсмол был близок их родному диалекту. В 60-е годы это Осмунн Улавссон Винье, в 70–80-е — Арне Гарборг, в 80-е — Пер Сивле, в 90-е — Аннерс Ховден.
Разумеется, здесь нет возможности детально рассказать о том удивительном положении с языком, которое сложилось в стране в середине XIX века и существует до сих пор. Ограничимся поэтому самыми основными моментами.
К концу XIX века в стране были две литературные нормы: риксмол — результат развития датского языка в Норвегии, и ланнсмол. В результате так называемых орфографических реформ в начале XX века датское правописание риксмола (получившего впоследствии официальное название букмола — книжного языка) было максимально приближено к норвежскому произношению. Ланнсмол, или новонорвежский, также претерпел ряд изменений. Сейчас обе языковые нормы официально равноправны, но фактически доминирует риксмол: на нем выходит девяносто процентов печатной продукции, на нем ведется преподавание в восьмидесяти процентах школ.
Последняя четверть XIX века — период небывалого расцвета в норвежской литературе. В 1890 году Энгельс писал в письме к Паулю Эрнсту: «…за последние 20 лет Норвегия пережила такой подъем в области литературы, каким не может похвалиться за этот период ни одна страна, кроме России». Расцвет этот прежде всего связан с именами «великой четверки» норвежской литературы — Ибсена, Бьёрнсона, Хьелланна и Ли. Достаточно взять для примера один какой-нибудь год, скажем 1879-й. В этот год выходят в свет «Кукольный дом» Ибсена, драма «Новая система» Бьёрнсона, сборник «Новеллетты» Хьелланна, роман «Адам Шрадер» Ю. Ли. Из этих великих писателей крупнейшим новеллистом был, вне сомнения, Александер Хьелланн.
Представитель богатого патрицианского рода, сам весьма состоятельный человек, А. Хьелланн был вместе с тем наиболее радикальным в XIX веке критиком норвежского и — шире — буржуазного общества. Если для Бьёрнсона существовало лишь противоречие между хорошими и плохими людьми, то Хьелланн с поразительной для его эпохи и среды остротой увидел, что буржуазное общество «танцует на вулкане». Не случайно новелла «Бальное настроение» увидела свет в 1879 году, через восемь лет после Парижской коммуны, значение которой Хьелланн понял лучше, чем какой-либо другой норвежский писатель XIX века.
Но Хьелланн не только самый острый в то время критик современного ему общества. Хьелланн с его артистизмом и элегантностью обладал безукоризненным чувством стиля. Он был глубок и в то же время легок, лиричен и тут же язвителен, серьезен и одновременно весел. Хьелланн — первый в Норвегии новеллист в современном смысле этого слова.
С Хьелланна начинается период критического реализма в норвежской новеллистике. Резкая критика современного общества все чаще звучит в произведениях норвежских писателей. Последняя четверть XIX — начало XX века вообще характеризуются в норвежской литературе и искусстве все большим вниманием к общественным проблемам. Тяжелая, порой невыносимо тяжелая жизнь значительной части общества, противоречие бедности и богатства — один из важных мотивов норвежской литературы на рубеже веков. Сочувствие к «униженным и оскорбленным», протест против несправедливого устройства жизни объединяют многих писателей того времени — писателей разных и по манере письма, и по темпераменту, и по таланту. Протест этот, правда, лишен положительной программы. Писателей волнует и возмущает несправедливость, но они не видят пути преодоления ее, не видят выхода.
Конец XIX века представлен в норвежской литературе не только мощной реалистической струей. К этому периоду относится творчество и крупнейших представителей норвежского натурализма — Амалии Скрам и отчасти Арне Гарборга. Романтизм переживает в 90-е годы короткий период возрождения — он представлен в небольшом по объему литературном наследии Сигбьёрна Обстфельдера и в некоторых произведениях Ханса Онрюда. Однако самой яркой и своеобразной фигурой в норвежской новеллистике конца XIX века, бесспорно, следует признать Кнута Гамсуна.
Умерший в середине XX века в возрасте девяноста трех лет, Кнут Гамсун, один из самых талантливых и противоречивых писателей Норвегии, как новеллист относится к прошлому веку: основные его новеллы (сборник «Сиеста») вышли в 1897 году. В них отчетливо проявляются главные черты творческой манеры Гамсуна — немногословная, сдержанная проза с огромным, но едва намеченным словами подтекстом. Сила Кнута Гамсуна в прекрасном знании человеческой души, он как никто умеет изобразить сложный внутренний мир человека, передать смутные состояния героев, смену их чувств.
Реалистическая литература конца XIX — начала XX века представлена несколькими разновидностями.
Зарисовки народной жизни — жанр, получивший в Норвегии права гражданства еще в XIX веке, — проходит через весь XX век, вплоть до наших дней. Среди наиболее значительных его представителей следует назвать Ханса Кинка, Ханса Онрюда, Петера Эгге, Юхана Бойера, а в последний период — после второй мировой войны Алфа Прёйсена.
Историческая новелла представлена в творчестве двух значительных писателей — Юхана Фалкбергета и Улава Дууна, И тот и другой продолжают народные традиции рассказа, но традиции несколько разные: у Фалкбергета — это живой сказ с динамическим диалогом, у Дууна — древняя родовая сага.
XX век ввел в новеллу новых героев и новые темы.
Оскар Бротен, уроженец пролетарской окраины Христиании, открыл мир, неизвестный до него норвежскому читателю: жизнь рабочей семьи, проходящую в мрачных каменных мешках, шумных и прокопченных фабричных цехах и тесных маленьких квартирках. Герои Бротена родились в этом унылом мире камня и железа, и им не суждено вырваться из него.
В начале XX века важной темой в норвежской новеллистике становится судьба женщины в буржуазном обществе. Разработка этой темы в новелле прежде всего связана с именами таких крупных писательниц, как Сигрид Унсет и Кора Сандель. При всем различии их стиля, творческого почерка, взглядов, они обе были писателями одной темы. Символичны названия некоторых сборников их новелл: одна из книг рассказов Сигрид Унсет называется «Жалкие судьбы», сборник избранных новелл Коры Сандель, объединивший работы трех десятков лет, — «Наша трудная жизнь». Героини — добрые, открытые, стремящиеся к счастью, теплу, пониманию — живут в мире, с виду чинном и благопристойном, но, в сущности, бездушном и жестоком, не щадящем никого, даже детей. Жизнь героинь бедна светлыми, счастливыми минутами, они бесконечно одиноки. Их борьба за свои права человеческой личности, за свое человеческое достоинство нередко оборачивается для них глубокими страданиями.
Духовный мир ребенка, детские впечатления и их влияние на дальнейшее развитие человека, вопросы воспитания — эта тема, конечно, была и в норвежской литературе XIX века (к примеру у Б. Бьёрнсона и А. Хьелланна), но особенно громко она зазвучала в нынешнем столетии. Многие писатели обратились к ней в 30-е годы. Под надвигающейся угрозой фашизма писатели обрушились на буржуазное воспитание, калечащее человека, ломающее его как личность, подавляющее в нем добрые ростки, делающее его равнодушным лицемером. Известную роль в выборе этой темы сыграло неумеренное увлечение фрейдизмом, психоаналитические поиски в детских переживаниях истоков страха, ненависти, агрессивности и т. п. Эта линия литературы представлена в нашей антологии новеллой Финна Хавреволла «Это Карл Юхан пришел с цветами», а из произведений более поздних лет — «Веревочной лестницей» А. Мюкле.
У норвежской литературы есть одна особенность. Она как-то удивительно неравномерно, если можно так выразиться — избирательно, откликается на события в истории страны, совершенно проходя мимо одних, но задерживаясь на других. Она иногда не замечает или почти не замечает некоторых существенных сторон норвежской жизни.
В 1905 году Норвегия стала самостоятельным государством — впервые после шести веков зависимости. Однако в норвежской литературе эта важнейшая историческая веха практически не нашла отражения.
В первой мировой войне Норвегия формально не участвовала, но война тяжело сказалась на экономике страны, а норвежский флот сильно пострадал от немецких подводных лодок (см. пьесу Нурдала Грига «Наша честь — наше могущество»). Тема мировой войны, тема протеста против бессмысленной бойни, не несущей народам ничего, кроме горя, представлена в некоторых рассказах Арнульфа Эверланна, в том числе в публикуемом в сборнике рассказе «Поле славы».
Вторая мировая война нашла в норвежской художественной литературе широкое отражение. В первую очередь это, естественно, касается романа (С. Хуль, Ю. Борген, С. Эвенсму, И. Свинсос, С. Хёльмебакк, О. Банг-Хансен и др.), но и в новелле военная тематика занимает видное место. Героизм участников Сопротивления, предательство квислинговцев — эти мотивы мы находим в новеллах Ю. Боргена, Т. Недреос, И. Хагеруп, Т. Эльстера, К. Холта, Э. Болстада и ряда других писателей. В данной антологии эту линию послевоенной норвежской литературы представляют рассказы К. Холта, И. Хагеруп и Э. Болстада.
В сущности, все перечисленные темы норвежской новеллы конца XIX–XX веков: женщина в буржуазном обществе, мир детей, военная тема — это как бы части, как бы конкретные реализации одной общей обширной темы, центральной темы норвежской литературы двадцатого столетия, темы «человек и общество». Буржуазное общество как чуждая, враждебная человеку сила — этот мотив бесконечно разнообразится в произведениях различных, порой совсем не похожих друг на друга писателей. Славные традиции критического реализма конца минувшего века продолжаются в XX веке, продолжаются вплоть до наших дней.
60-е годы нашего столетия — это смена поколений в норвежской литературе. За несколько лет уходит из жизни ряд значительных писателей старшего поколения: в 1959 году не стало Петера Эгге и Юхана Бойера, в 1960 году умирает Сигурд Хуль, в 1965 году — Аксель Сандемусе, в 1967-м — Артур Омре и Юхан Фалкбергет, в 1968 году — Арнульф Эверланн. Еще в 50-х годах перестала писать престарелая Кора Сандель. На небосводе норвежской литературы и, в частности, новеллистики появляются новые имена: Эспен Ховардсхолм, Гуннар Люнде, Эйстейн Лённ, Тур Обрестад, Вигдис Стоккелиэн, Эйнар Экланн, Свенн Рённинг, Ане Борген, Муна Люнгар, Юн Бинг, Тур Оге Брингсвярд и др. Они, конечно, все разные — страстный Эспен Ховардсхолм, пишущий в документалистской манере, не похож на Вигдис Стоккелиэн, продолжающую традиции старой реалистической новеллы, а пишущий в наивистской манере Гуннар Люнде далек от претенциозно-абсурдистской Муны Люнгар. Трудно для всех этих молодых писателей найти, так сказать, общий знаменатель. В творческой манере общего у них явно нет. Что же касается тематики их произведений, то у этих авторов есть одна роднящая их черта — их волнуют проблемы современного общества, судьбы мира им не безразличны, их творчество социально. Можно сказать даже, что норвежская новелла 60-х годов в значительно большей степени социальна, критична, нежели новелла 50-х годов. Перечисленные выше писатели — в большинстве своем радикально настроенная молодежь, видящая в литературном творчество не столько способ выражения своей индивидуальности, сколько орудие борьбы за свои политические убеждения. «Художественная литература для них способ понять действительность — с тем чтобы вмешаться и изменить ее», — писал о литературной молодежи Норвегии современный норвежский критик Вилли Дал.