* * *
Бируте действительно этого хотела. Она хотела этого, но как смерти боялась той минуты, когда начнётся ломка. Есть День, будет и Ночь, есть кайф, будет и тяжёлое похмелье. Прошли те дни, когда героин стимулировал, вызывал собранность, возвращал работоспособность. Потребность в наркотике стала уже физически необходимой. Раньше, почти в самом начале, Бируте становилась раздражительной и пребывала в подавленном состоянии, если наркотика не поступало. Но это было лишь вначале. В тот вечер она впервые испытала на себе все прелести наркотической зависимости. Она могла перенести учащённое сердцебиение, сухость во рту и слабость мышц, но потом началось нечто невообразимое. Мышцы вдруг напряглись и по ним электрическими разрядами побежали боли. Бируте с удивлением и отвращением смотрела, как нервно подёргиваются руки и ноги, и ей становилось легче оттого, что ни бабушка, ни Пашка, ни Виктис не видят этой ужасной, душещипательной сцены. Ещё долго Бируте не могла найти удобного положения, при котором боли не причиняли бы столько страданий. Найдя его, она несколько минут лежала, охваченная внезапной слабостью, а потом снова вскакивала и беспокойно двигалась по комнате. Состояние тревоги и страха лишь усиливало боль, и её начинало рвать, вывёртывая наружу внутренние органы, требующие, кричащие, умоляющие о наркотике. «Какая некрасивая смерть, когда человек захлёбывается в собственной блевотине!» – с отвращением подумала Бируте, но именно эта мысль придала ей решимости. У неё уже не было сил думать о Пашке или Виктисе – она в какой-то момент поняла, что делает это для себя.
Когда пришла от соседей бабушка, она лишь увидела, как внучка лежит, свернувшись клубочком под старым пледом. Она осторожно подошла к девушке и погладила её по голове.
Спокойной ночи, мой цветочек, - произнесла она по-латышски, окидывая Бируте ласковым взглядом, - тётя Вера тебе тут пирожки передала, завтра скушаешь, перед школой. Спи, мой птенчик.
Бабушка присела на край кровати и запела. Она знала много латышских песен, но эту Бируте любила особо. Бабушка часто пела именно её, и Бируте никогда не спрашивала, но догадывалась, что эту колыбельную бабушка пела и её матери. Голос старой женщины успокаивал и вызывал приятную дремоту, погружая в сладкий сон, но сегодня Бируте хотелось кричать: «Бабушка, не надо! Прекрати!» Бируте сжалась под пледом в комочек, пытаясь справиться с охватившими её чувствами, но рыдания против воли прорвались наружу и бабушка вздрогнула, услышав её плач.
Что случилось, внученька? – тревожно склонилась она над ней.
У Бируте не было сил сесть и прижаться к её груди, как она делала это раньше, и она лишь тихо, сквозь душившие её судороги произнесла: «Мне так плохо, бабушка, если бы кто знал!»
Плохо? – бабушка засуетилась, кинулась к аптечке, но Бируте остановила её.
Мне не нужны лекарства, я справлюсь, только не беспокойся, милая, родная бабушка!
Старушка снова присела рядом, но уже не с тем счастливо-благоговейным выражением лица, а её брови сошлись в горестном изломе. Она тяжело вздыхала и не знала, что сказать.
Может быть, Виктису позвонить? – с надеждой предложила она
Нет, бабушка, Виктис больше не придёт к нам. Никогда, - как можно твёрже произнесла Бируте, - у меня остались только ты и Алла. Позвони, пожалуйста, ей, бабушка, и скажи, что я её жду. Пусть приходит. Она мне очень нужна сейчас.
Бируте подумала о том, что сегодня она всё расскажет ей: и про Виктиса, и про наркотики, и про то, что она завязала со всем этим.
Бабушка вернулась с кухни, где у них стоял телефон, и сказала:
Аллы нет дома, внученька. Неужели она так сильно нужна тебе сейчас?
* * *
Время подошло к десяти, когда студенты начали расходиться. Расходились с трудом, словно у каждого что-то осталось невысказанным. Вопреки всем опасениям, тема настолько затронула души ребят, что после встречи у многих осталось чувство неудовлетворённости. Пашка тоже не скрывал этого, но был рад, что разговор закончился. Дискуссия подкинула ему пищу для размышлений, и теперь он торопился домой, чтобы остаться наедине со своими мыслями. Кое о чём ему стоило подумать серьёзно.
Он сел в машину, включил зажигание и тут увидел Виталика. Надвинув кепку на лоб, он шёл вдоль тротуара и не смотрел по сторонам. Пашка впервые видел его отрешённым. Он нагнал его и притормозил рядом:
Смелков, тебя подвезти?
Виталик посмотрел на него долгим взглядом, ничего не ответил и продолжил путь. Пашке стало неловко. Он вообще слышал его?
Виталик, что случилось с твоей машиной?
Она сломалась, - безучастно ответил он, не останавливаясь.
Пашка обогнал его и открыл дверцу, преграждая путь. Виталик удивлённо взглянул на него, но взгляд Пашки был ещё твёрже. Тогда Виталик покорно занял место рядом с ним, и Пашка снова не знал, что сказать. Однокурсник был сегодня каким-то другим и с этим другим Виталиком Пашка не знал, как себя вести.
Скажи, ведь у тебя есть кто-то, кто принимает наркотики? – вопрос был настолько неожиданным, что Пашка еле справился с управлением. Он-то решил, что его тайна останется только его.
Почему ты об этом спрашиваешь? – резко ответил он.
Ты был неестественен, когда этот вопрос прозвучал в клубе, - невесело усмехнулся Виталик, - но если не хочешь - не говори. Я спросил просто так. – Он немного помолчал и продолжил. – У меня был друг… Его звали Артём. Мы с ним вместе ходили в садик, все десять лет сидели за одной партой, посещали одни и те же кружки и вместе поступали в этот университет. Но я не знал, что он сидит на игле. Я бы непременно узнал, продлись это в течение хотя бы нескольких месяцев. Но исход наступил слишком быстро. Ты знаешь, среди уважающих себя героинщиков существует определённая этика. Например, никто не возьмёт на себя ответственность сделать новичку первый укол. Это всё равно, что переспать с девственницей. Но плохих примеров гораздо больше, чем хороших. Артёма угостили бесплатно. Хотел на халяву вкусить кайфа. А потом началось: «Я тебя угощал – теперь твоя очередь». Но Артём погиб не из-за того, что стал наркоманом. Он не успел им стать. Он погиб от передозировки. Сегодня ровно год со дня его смерти. Поэтому я и выбрал эту тему.
Я не знаю эту девушку, - после недолгой паузы отозвался Пашка, - она учится в одиннадцатом классе вместе с моей сестрой. Они не дружат, поэтому мне ничего неизвестно о её жизни. Лишь случайно я услышал, что она продаётся за наркотики. Но как я могу проявить участие?! – в отчаянии добавил он.
Она тебе нравится?
Это вопрос личного плана или ты задал его безо всяких задних мыслей? – подозрительно посмотрел на него Пашка.
Виталик сделал попытку улыбнуться.
Ты можешь не опасаться меня. Я не способен на насилие, кто бы там что ни говорил. Ты слишком много общаешься с Полетаевым. Но я буду честен с тобой – меня задевает твой интерес к этой девушке. Правда, если она тебе нравится, ты можешь реально помочь ей.
Когда мы жили в Англии, у меня не было проблем в отношениях ни с девчонками, ни с парнями, а здесь я уже успел запутаться в определениях, что правильно, и что – нет. Ты ревнуешь меня к этой девушке, и говоришь об этом так, словно это естественно, в то время как я испытываю стыд и смущение.
Но это на самом деле естественно, - спокойно возразил Виталик, - я не пропагандирую, я лишь заявляю, что я такой, какой я есть, и хочу, чтобы никто не пытался изменить мою ориентацию. Я, Виталик Смелков, сколько себя помню, всегда испытывал влечение только к лицам своего пола, и мне это не мешало. И никому не мешает. Называйте это болезнью, извращением, как угодно – я от этого не стану ни лучше, ни хуже. Неужели я интересен только своими наклонностями? Если на то пошло, наркотики представляют куда больший интерес, чем гей.
Я не знаю, чем я могу помочь той девушке, - сухо сказал Пашка, - это слишком сложно сейчас для меня. – Он затормозил у дома Виталика. – Но одно я могу обещать – я не останусь равнодушным.
Они расстались и Пашка почувствовал облегчение. Не оттого, что Виталика не было рядом, а оттого, что он остался наедине со своими беспокойными и тревожными мыслями. И ещё он понял, что изменил своё отношение к однокурснику. Он был рад, что пришло то время, когда он смог разглядеть за фасадом университетских трактовок настоящее лицо юноши.
Первое, что сделал Пашка, когда вернулся домой – увёл Маняшу в библиотеку и рассказал ей о наркотиках. За Стешу он не беспокоился – при всей своей непостоянности она была разумной девушкой, а вот Маняша с её страстью ко всему новому и неизведанному могла попасть в любое приключение. Он обещал Виталику, и он не остался равнодушным. Жаль, он не знал, как помочь Бируте.
Глава 15.
«Тимур и Аника»
С некоторых пор Тимур стал тщательно оберегать свою каморку от родителей, братьев и сестёр. У него на это были причины. Любой был бы шокирован, увидев рисунки на стене.
Обнажённая Аника.
Это случилось несколько дней назад. К тому времени между Аникой и Тимуром уже установились нежные братско-сестринские отношения. Мальчик ежедневно после уроков заезжал за ней и они отправлялись за город. Когда пришло бабье лето, Аника брала с собой видеокамеру. Вместе с мотоциклом эта вещь стала предметом первой необходимости.
В тот день уроки кончились раньше обычного, но Тимур решил не дожидаться условленного времени. Правда, сегодня они не поедут за город, потому что собрались вместе просмотреть видеозаписи, сделанные за последние две недели. Тимуру хотелось убедиться, что он фотогеничен, а Анике – что из неё получится хороший режиссёр.
Оставив «Хонду» возле подъезда, Тимур поднялся на четвёртый этаж и нажал на кнопку звонка. Прошло минуты три, но никто не открыл ему. Он снова нажал, и повторная трель возвестила о его приходе. Тимур начинал нервничать. Неважно, что он приехал пораньше, Аника должна быть дома – если она назначает встречу, то обычно не заставляет себя ждать.
Взгляд мальчика упал на ручку двери и он вздрогнул – в замке торчал ключ. Тимур чуть налёг плечом, но дверь не поддалась. Он остановился в нерешительности. Почему дверь заперта, а ключ остался снаружи? Есть ли кто в квартире? Может, взять ключ, а потом отдать его Анике? Или остаться и подождать хозяев? А если что-то случилось? Тимур, не раздумывая больше ни секунды, дважды повернул ключ и нажал на ручку. Дверь тихо, без скрипа, отворилась, и Тимур перешагнул порог. От увиденного его на время парализовало.
Дверь в ванную была открыта нараспашку. Аника принимала душ. Мыльная пена разъедала глаза: девушка неторопливо смывала её, подставляя лицо и плечи мощному напору воды, и что-то напевала.
Тимур впервые в жизни видел обнажённое женское тело так близко. В нём, помимо его воли, включились какие-то неведанные механизмы. Он напряг зрение и попытался вобрать в себя эту картину. В нём проснулся художник. Эти плавные линии полного, изящного тела, эти мягкие выступы и глубокие ложбинки, капли, стекающие по чистой коже – всё так и просилось на бумагу. Тимур торопливо достал из кармана блокнот и быстрыми движениями принялся делать наброски. Он почти успел захватить главные детали, когда увидел, что Аника потянулась к полотенцу. Он стал лихорадочно соображать, как выйти из создавшейся ситуации. Ещё секунда, другая – и девушка увидит его.
Тимур набрался смелости, открыл дверь и шагнул назад. Вода была выключена и Аника услышала, как щёлкнул замок. Вслед за этим она увидела на пороге Тимура и, вскрикнув, торопливо прикрылась полотенцем.
Аника, с тобой всё в порядке? – встревожено спросил он, заходя в квартиру и демонстрируя удивлённой и готовой рассердиться девушке ключ. - Он остался в двери и я подумал, что с тобой могло что-нибудь случиться, - смущённо добавил он, как будто только что заметил девушку, - слава Богу, с тобой всё в порядке!
Девушка рассмеялась.
Я, наверное, просто забыла вынуть ключ, со мной иногда такое бывает! Надеюсь, ты не успел подсмотреть? - Она шутя погрозила ему пальцем.
Нет, конечно, - сказал Тимур, чувствуя, что краснеет. Впервые за всё время их знакомства он лгал Анике.
Я тебе верю, - улыбнулась девушка, - проходи в комнату, я только приведу себя в порядок.
Через пять минут она появилась перед мальчиком в милом домашнем халатике, свежая и чистая. Тимур посмотрел на её обнажившееся бедро и невольно вспомнил, как совсем недавно по этой гладкой нежной коже стекали крупные прозрачные капли. Какое-то чувство, уже не художника, зашевелилось в нём и замерло.
Тимур, что с тобой? – внимательно посмотрела на него Аника. – У тебя сегодня рассеянный вид.
Извини, я всё думаю о «четвёрке» по географии, - снова солгал он. Есть же вещи, о которых не говорят. Во всяком случае, с Аникой. «Четвёрка» была ещё и поводом переключить свои мысли.
Что? – уставилась на него девушка. – Ты? «Четвёрку»? По географии? Не может быть!
Может, - поспешил заверить её Тимур, - хотя ошибка и показалась мне незначительной.
Ты отвечал устно?
Если бы! В том-то и дело, что это была письменная работа. Ну как я мог спутать направления течений в Тихом и Атлантическом океанах?!
Это совсем другое дело, - улыбнулась Аника, - твои истинные знания по географии просто поражают. А на эти течения не обращай внимания, - она обняла его за плечи, - не обязательно помнить их наизусть.
Длинные влажные волосы Аники упали ему на лицо, он ощутил их аромат и лёгкое прикосновение, и почувствовал неясное волнение. Тимур начинал злиться на себя. Что с ним происходит? Ведь Аника для него просто друг.
Девушка достала кассету и зарядила магнитофон; уютно устроилась рядом с мальчиком, когда на лестнице послышались чьи-то шаги и они услышали, как кто-то открыл дверь.
Папка пришёл! – Аника вскочила с кровати и выбежала встречать отца.
Тимур почувствовал, как напряжение покидает его. «Аника в этом не виновата, - подумал он, - я сам себе напридумывал не знаю что».
Он выглянул в коридор и улыбнулся, увидев, как Аника висит на шее отца и радостно кричит о том, что она по нему жутко соскучилась. Что-то похожее вытворял он сам, когда возвращался с работы Руслан.
Высокий седовласый мужчина одной рукой поддерживал девушку, а в другой пытался удержать большую белую коробку. Заметив мальчика, он подмигнул ему.
Привет, Тимур Русланович! – ласково сказал он. – Видишь, как меня встречают. – И с нескрываемой гордостью посмотрел на дочь. – Полегче, Аника, я ведь после операции, да и немолодой к тому же, как твой путешественник. Лучше посмотрите, что я вам принёс.
Аника с неохотой оторвалась от отца, ещё с большей неохотой взяла коробку, но, повернувшись, вдруг сказала:
Извини, папочка, если я причинила тебе боль – я на самом деле так по тебе соскучилась! Твою строгость может искупить только огромный-преогромный торт, - с лукавой улыбкой добавила она и исчезла на кухне, - ах, какое чудо! – раздался оттуда её радостный возглас. – Папка, ты прощён!
Михаил Владимирович разделся и вместе с Тимуром прошёл на кухню. На столе красовался огромный торт с хрупкими башенками и кремовыми розами.
Ставь чаю, дочь! – весело скомандовал Михаил Владимирович. – Твои двое мужчин ждут, когда хозяюшка угостит нас этим произведением искусства. Присаживайся, Тимур, - повернулся он к мальчику, - пока Аника хлопочет, я расскажу тебе, как познакомился с твоим отцом.
Аника и Тимур переглянулись.
И? – настороженно поинтересовался мальчишка.
Да не пугайтесь вы так! – рассмеялся Михаил Владимирович, увидев лица ребят. – Я ему ничего не сказал. Твой отец, Тимур, удивительный человек: очаровательный, остроумный. О моих подвигах он тоже был наслышан и был рад нашему знакомству. Забегая вперёд, скажу – он пригласил меня на праздник, который устраивает на Новый Год. Вместе с дочерью, - подчёркнуто добавил он и лукаво взглянул на неё, - я, конечно, согласился. Но только одного не понимаю: зачем вам с Тимуром скрывать свои отношения? Что в них плохого?