В указанном нами перечне вопросов не случайно прозвучала тема Финской Народной армии. В этом отразилась реакция на усилия политического руководства лагерей по пропаганде создания воинских формирований из финских военнопленных. Но из-за скорого прекращения войны эта сложная задача не была выполнена. Хотя в докладной записке из Грязовецкого лагеря в УПВИ НКВД СССР от 29 февраля 1940 года старший инструктор политотдела УПВИ, батальонный комиссар Лисовский подчеркивал, что у некоторых пленных из рядового состава есть желание вступить в ФНА. Однако необходимо отметить, что политотдел все же был недостаточно оперативен в своей работе среди военнопленных. Дело заключается в том, что материалы на финском языке, призывающие пленных вступать в ФНА, прибыли в лагерь с явным опозданием — 4 марта 1940 года, то есть когда правительство Куусинена фактически прекратило существование. Комиссар УПВИ НКВД Нехорошев направил в Грязовецкий лагерь следующие документы: 1. Декларацию народного Правительства Финляндии — 2 экземпляра; 2. Договор о взаимопомощи и дружбе между СССР и Финляндской Демократической Республикой (ФДР) — 3 экземпляра; 3. Карта Финляндии, составленная по договору, заключенному между СССР и ФДР, — 3 экземпляра; 4. Обращения солдат и начсостава 1 корпуса ФНА к солдатам финской белой армии (так в тексте. — Д. Ф.) — 2 экземпляра; 5. Обращение бойцов РККА Ленинградского военного округа к солдатам финской армии — 50 экземпляров; 6. Лозунги различного содержания — 14 экземпляров (7 наименований).
Необходимо заметить, что пропагандистская работа с военнопленными была малоуспешной в том числе и потому, что среди политических инструкторов не хватало людей, владевших финским языком.
Работа велась и с офицерами, и с членами шюцкоровской организации. Если в январе 1940 года в Грязовецком лагере из 99 человек военнопленных были 27 шюцкоровцев (27,2 %): 3 офицера, 12 человек младшего командного состава и 12 рядовых, то в апреле из 600 военнопленных содержались уже 72 члена шюцкоровской организации (12 %). Но, конечно, значительное сокращение шюцкоровцев нельзя расценивать только как успех идеологического воздействия на людей. Простое количественное увеличение военнопленных, следуя советской терминологии, «иной политической принадлежности», неминуемо ведет к сокращению числа шюцкоровцев. Об этом свидетельствуют цифры, приведенные в «Сводной строевой записке Грязовецкого лагеря НКВД военнопленных финской армии за период с 20.12.39 по 22.5.40 г.».
Однако шюцкоровцы находились и под административным давлением, насильственно вытеснялись из среды военнопленных как изгои. Так, первоначально они содержались в одной комнате с рядовым составом, или, если следовать лагерной классификации, — с нейтрально настроенными пленными. После проверки лагеря 7 –11 января 1940 года старшим инспектором УПВИ НКВД СССР Кальмановичем их изолировали от основного контингента военнопленных.
Любые контакты офицеров с рядовыми расценивались как попытка взять последних под свой контроль. Поэтому, когда офицеры подали ходатайство об увеличении норм хлебного довольствия, мотивируя это тем, что они должны заботиться о своих солдатах и в плену, им в достаточно жесткой форме разъяснили, что никакие коллективные ходатайства администрация лагеря рассматривать не будет. При этом было подчеркнуто, что содержание военнопленных возложено на советское правительство и, таким образом, нет никакой необходимости в заботе о рядовых со стороны бывших командиров.
Во время регулярно проводившихся бесед шюцкоровцы и офицеры держались гордо, даже вызывающе, говоря: «Красная Армия напала на Финляндию, и мы защищаем свою родину, сжигание населенных пунктов делается в интересах обороны страны, распоряжением высшего командования». Они высказывались против демократического правительства Финляндии, называя его самозваным, пришедшим к власти с помощью СССР. Виновником войны шюцкоровцы считали Советский Союз и восхваляли жизнь финского народа, заявляя, что «жили плохо только те, кто не хотел работать». При этом они в частности, летчик Лааксо (вероятнее всего, Laakso Eino Johannes, лейтенант. — Д. Ф.), офицер Тайвола (вероятнее всего, Taivola Unto Kullervo, прапорщик. — Д. Ф.) задавали провокационные, с точки зрения сотрудников НКВД, вопросы: «а) Будут ли колхозы в Финляндии, если победит демократическое правительство; б) Будут ли оказывать помощь инвалидам войны», а мирные предложения СССР рассматривали «как предлог для захвата Финляндии».
Настроение контингента лагеря никогда не было одинаковым. Так, по прибытии в лагерь военнопленные неохотно вступали в разговоры, явно чувствовались их недоверие и отчужденность. Об этом, в частности, лагерное начальство докладывало в Москву следующим образом: «Настроение пленных подавленное и враждебное к администрации лагеря, что видно из отдельных случаев нежелания разговаривать, приветствовать, уклонение от уборки своих помещений и прочее». Хотя «жалоб и заявлений на условия содержания, питание, на грубость обращения со стороны в/пленных не поступало». В этот период они на политзанятиях отмалчивались.
В конце февраля — начале марта 1940 года, по данным тех, кто проводил с ними занятия, активность военнопленных, особенно рядового состава, заметно возросла. Видимо, политработникам удалось расшевелить людей. Они задавали много вопросов, проявляли интерес к различным темам, высказывали иногда свое мнение.
Однако после заключения мирного договора активность в задавании вопросов спала. Появилась настороженность. Если военнопленные и задавали на занятиях вопросы, то не называли свои фамилии и старались, чтобы лектор их не заметил. Они жили в преддверии грядущего освобождения. Оно поглощало все их мысли. И многих из них мучил вопрос как с ними поступит финское правительство? Четверо из находившихся в лагере финнов даже подали прошения не высылать их из СССР при обмене пленными. Однако, как отмечал комиссар Грязовецкого лагеря, как было видно из разговоров этих пленных, заявления они подали не только потому, что ненавидели существующий в Финляндии политический строй, а главным образом из-за боязни возможных репрессий за проявленную ими якобы лояльность по отношению к Советскому Союзу.
Культурная работа в Грязовецком лагере была организована не на очень высоком уровне. Вплоть до конца февраля в распоряжении политотдела лагеря не было ни достаточной литературы на финском языке, ни библиотеки, ни киноаппарата для демонстрации фильмов. Досуг финских военнопленных сводился в основном к чтению книг, игре в шашки и шахматы.
В свете всего вышеизложенного становится ясно, что во время Зимней войны советская политико-массовая работа в лагерях и приемных пунктах для военнопленных была малоэффективной. Политуправлению УПВИ так и не удалось добиться выполнения своей основной задачи: изменить мировоззрение и мироощущение военнопленных так, чтобы они стали сторонниками Советского Союза. Как мне кажется, можно выделить несколько, на наш взгляд, основных причин этого. Во-первых, осознание военнослужащими финской армии справедливого характера войны, а следовательно, неэффективности советского лозунга об оказании помощи правительству Куусинена. Во-вторых, недостаточный профессиональный уровень политработников и агитаторов, незнание ими финского языка и нехватка переводчиков. Эти обстоятельства существенно осложнили общение даже с таким малым количеством финских военнопленных, захваченных войсками Красной Армии. Тем более что пропагандистская работа велась слишком прямолинейно, без учета индивидуальных особенностей характера военнопленного. В-третьих, недостаточное количество пропагандистской и агитационной литературы в лагерях для военнопленных.
Война Продолжение
С началом войны Продолжения цели и задачи советской пропагандистской работы, направленной на финские войска на фронте, изменились. Они были подчинены общей стратегии советского правительства — как можно скорее вывести Финляндию из войны, а также создать массовое антифашистское движение. Изменилась и сама пропаганда, которая постепенно становилась все более эффективной. Конечно, это происходило не сразу и не вдруг. Для улучшения пропаганды потребовалось время и изменение стратегического положения на фронте во время войны Продолжения. Постепенно в пропагандистской работе стало использоваться больше выступлений военнопленных и конкретных материалов, а не расплывчиво-туманных пропагандистских штампов времен Зимней войны.
Теперь советская пропагандистская машина старалась внушить общественному мнению Финляндии тезис о том, что страна фактически находится под немецкой оккупацией, так как Финляндия вступила в войну с СССР на стороне Германии, посеять недоверие и вражду между финским населением и германскими войсками. Соответственно в советских листовках наиболее часто встречался текст: «Финские солдаты! Пока вы находитесь на фронте, немцы грабят ваши дома и насилуют ваших жен и дочерей!». Вполне очевидно, что вопросы взаимоотношений между финнами и немцами как на фронте, так и в тылу очень интересовали НКВД и разведорганы фронтов. Полученную в результате допросов военнопленных любую информацию о бесчинствах немцев в Финляндии тут же включали в раз вед сводки и политдонесения.
Однако часто результаты советской пропагандистской работы, особенно в начале войны Продолжения, были малоэффективны, поскольку она велась в грубой, примитивной форме. Как справедливо отмечал профессор Тимо Вихавайнен, «пропаганда оставалась настолько схематичной, что она совершенно не отвечала местным условиям и оставляла впечатление откровенной лжи». Однако данное утверждение, по моему мнению, верно только отчасти. Меня, прежде всего, интересует вопрос насколько влияли пропагандистские листовки на желание финского солдата сдаться в плен?
Можно с уверенностью утверждать, что на первом этапе войны Продолжения, то есть до перехода старой границы, большинство населения страны прекрасно понимало, что вернуть утраченные территории можно только в результате войны с СССР. Имея такого мощного в военно-техническом плане союзника или, как часто называют в Финляндии, «собрата по оружию», как Германия, финны рассчитывали закончить войну достаточно быстро. Однако война затягивалась, и с середины 1943 года у некоторой части населения страны пропадает уверенность в военной победе.
Вообще же, уверенность в справедливом характере войны продолжения и у гражданского населения, и у военнослужащих финской армии, судя по письмам, захваченным в ходе боев, снятым с убитых солдат и офицеров, а также отобранным у военнопленных, несколько ослабла. В связи с этим предпринятые советской пропагандистской машиной некоторые шаги подтолкнули определенную часть финских солдат сдаваться в плен. Конечно, в большинстве своем это были перебежчики, то есть люди с давно устоявшимися политическими симпатиями к Советскому Союзу. Однако, даже несмотря на это, переход в августе — сентябре 1941 года нескольких десятков военнослужащих 21-го батальона майора Пярми ("Parmin osasto") вызвало беспокойство у военного руководства страны.
Изучая, сравнивая и анализируя различные финские и советские документы, касающиеся обстоятельств пленения военнослужащих финской армии, можно сделать вывод о том, что советская пропаганда в незначительной степени влияла на желание финских солдат сдаться в плен. В основном на это обстоятельство указывали перебежчики периода позиционной войны. Однако в результате проделанной работы мной замечено одно немаловажное обстоятельство: листовки, передаваемые по радио призывы сложить оружие и сдаться в плен и обещания гуманного обращения с военнопленными сформировали у некоторых финских пленных своего рода убеждение, что советские солдаты их не расстреляют в случае пленения. Это предположение подтверждает информация, зафиксированная в протоколах допросов финских пленных в разделе «обстоятельства пленения>>, и воспоминания самих бывших военнопленных. Но все же большинство военнослужащих финской армии были уверены в обратном.
Как Советский Союз, так и Финляндия во время войны Продолжения использовали в своем арсенале идеологической борьбы вербальный и оральный методы пропаганды. Первый включал в себя листовки, обращения военнопленных финнов к своим однополчанам на фронте. Кроме того, на смену газете «Kansan Valta» («Народная власть») издававшуюся для финских военнопленных под редакцией Ю. Линко, приходит газета «Sotilaan Aani» («Голос солдата»). Ее редактором был известный финский коммунист Тууре Лехен. Газета издавалась в Беломорске. На начальном этапе войны Продолжения она выходила раз в декаду, а с 1943 года — два-три раза в неделю.
Помимо листовок и газеты «Sotilaan Aani», советские органы агитпропа значительное внимание уделяли радиопропаганде. Она велась как среди военнослужащих финской армии на фронте, так и среди гражданского населения в тылу. Радиовещательные станции находились в Москве, Ленинграде и Беломорске. Радиопередачи выходили ежедневно, несколько раз в день. Например, председатель Радиокомитета КФССР Шаломаев в «Докладной записке о работе Карело-Финского радиокомитета с июня 1941 по апрель 1942 года» отмечал, что, «кроме местных передач, с января работает станция по вещанию для фронта и Финляндии. До 15 апреля велась передача 4 раза в день, а сейчас 12 раз на финском и 12 раз на немецком языках».
Кроме того, стоит упомянуть и такой аспект, как устная пропаганда. На протяжении всей войны Продолжения советские органы разведки и политотдела Карельского фронта специально отпускали некоторых финских военнопленных, ставя им одно условие — они должны были вернуться в расположение свой части и агитировать солдат сдаться в плен. Впрочем, я глубоко убежден, что эффект от такой «агитации» был мизерный. Некоторые финские солдаты, пробыв несколько дней в плену, принимали предложение органов НКВД о «сотрудничестве». После перехода линии фронта они незамедлительно докладывали об этом командованию своих частей. Иногда после допроса и соответствующей проверки их возвращали в действующую армию. Например, младший сержант Арво Матиас Ууси-Каккури (Uusi-Kakkuri Arvo Matias) из Курикка попал в плен 5.11.1941 в Лиинахамари. Скрыв от советских военных свою принадлежность к Шюцкору, Ууси-Каккури удалось добиться того, что его в конце зимы 1942 года отправили из Мурманска на финскую сторону в качестве «шпиона». Ориентируясь по звездам, на исходе сил Ууси-Каккури добрался до немецкой заставы, где его приняли за настоящего шпиона и бросили в сорокаградусный мороз в яму к русским пленным. Позже в ходе допросов в обстоятельства дела была внесена ясность, и по прошествии времени Ууси-Каккури вернулся на фронт, когда за него поручился некий капитан из Курикка. Однако трудно обвинить органы НКВД в наивности, вполне очевидно, что они предполагали такое развитие событий. Я считаю, что подобная «вербовка» преследовала совершенно иную цель: такая наглядная агитация, как возвращение живых и невредимых солдат из плена, должна была опровергнуть мнение финнов о том, что в СССР убивают и пытают всех военнопленных.
Следует также остановиться и на некоторых нюансах русской пропаганды среди финских солдат на фронте и военнопленных в лагерях и приемных пунктах НКВД. Если говорить о печатных изданиях, то, к сожалению, исследователи не располагают точными данными о количестве листовок, брошюр и обращений, изданных специально для агитационной работы среди финнов. Но вполне очевидно, что тираж исчислялся десятками миллионов. Российский исследователь Ю. Басистов отмечает, что только за время боев на Карельском перешейке с 1941 по 1944 год было распространено 32 млн листовок 624 наименований. Для сравнения: в СССР было напечатано свыше 3 млрд листовок для немецких военнослужащих и военнопленных.