К этому времени уже была проведена реконструкция 9 крупных самолетостроительных заводов и построено 9 новых. Одновременно строились 6 крупных авиамоторных заводов, реконструировались все старые. Являвшийся тогда заместителем наркома А.С. Яковлев пишет, что у Сталина «решались оперативные вопросы по осуществлению программ постройки и отбора для массового производства лучших образцов боевых самолетов. Сталин требовал ежедневного отчета о ходе испытаний новых самолетов, вызывал конструкторов, летчиков-испытателей, вникал во все детали и от нас требовал исключительной четкости» [15] .
Вопросы решались комплексно и распространялись на научно-исследовательскую деятельность. 13 июля вышло постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) об организации Летного исследовательского института (ЛИИ) Наркомата авиационной промышленности, начальником которого был назначен знаменитый летчик-испытатель, Герой Советского Союза М.М. Громов.
Между тем Гитлер осуществлял свою политику. Еще 9 октября 1939 года в его ставке была разработана «Памятная записка и руководящие указания по ведению войны на Западе». Основной замысел заключался в том, чтобы, обойдя через территории Люксембурга, Бельгии и Голландии долговременные линии обороны Франции, расположенные на границе с Германией, окружить и уничтожить главные силы французов и экспедиционных частей Англии.
И с весны 1940 года ситуация в Европе стала принимать необратимый характер. «Странная война» превратилась в обычную. С танковыми марш-бросками, беспорядочным отступлением и окружением многотысячных войск, паникой среди мирного населения, капитуляцией армий и правительств. 9 апреля германские войска за несколько часов без боя захватили Данию; за пару дней овладели почти всеми крупными городами и портами Норвегии.
10 мая 1940 года в обход линии Мажино через территорию Голландии и Бельгии, выбросив воздушный десант, немцы захватили важные районы, аэродромы и мосты. К 12 мая их части перевалили через холмы и пересекли французскую границу. Они переправились через Маас, а к 14 мая пробили восьмидесятикилометровую брешь между армиями французов. Уже за первую неделю германские войска продвинулись на 350 километров. Нидерландская армия капитулировала. К 20 мая немецкие танки вышли к побережью Ла-Манша, отрезав английские и французские войска от их баз на севере.
Такой легкой победы генералы Гитлера не ожидали. Казалось бы, что Великобритания и Франция, умиротворявшие Гитлера в Мюнхене, наконец-то должны были проявить решимость и волю в оказании сопротивления германским захватническим планам. Но этого не произошло. Случилось иное. Прижав в ходе Дюнкеркской операции англо-французско-бельгийские войска к морю, 23 мая Гитлер остановил свои танки сам.
Он демонстративно дал возможность противнику эвакуироваться. Из французского порта Дюнкерка, расположенного на берегу пролива Па-де-Кале, 340 тысяч войск, включая 149 тыс. французских, переправились в Англию. В эвакуации участвовали тысячи разнообразных судов, суденышек и лодочек. Бросив все свое вооружение, английский экспедиционный корпус переправился через Ла-Манш, укрывшись на Британских островах. 28 мая капитулировала Бельгия.
И только после продолжительной паузы, обойдя оборонительную линию Мажино, Гитлер двинул свои армии на Францию. Операцию «Рот» он начал 5 июня, и уже 14-го по приказу французского главнокомандующего Вейгана без боя был сдан Париж. 16 июня премьер-министром Франции стал 85-летний маршал Петен. Уже на следующий день он запросил перемирия, и 22-го числа Франция заявила о капитуляции.
Кампания на Западе завершилась. Гитлер торжествовал. В течение 44 дней, с 10 мая по 22 июня, были разгромлены французская, английская, голландская, нидерландская и бельгийская армии. Со стороны немцев в операции участвовало 140 дивизий, 2580 танков, 3824 самолета, 7378 орудий. Союзные противники Гитлера имели 147 дивизий, 3100 танков, 3800 самолетов и более 14 500 орудий. Потери немцев за шесть недель легких боев составили всего 27 тыс. солдат. Теперь под пятой Германии оказались Норвегия, Дания, Бельгия, Голландия, Люксембург.
Убедительный триумф Гитлера серьезным образом повлиял на настроения руководства и националистически настроенной части населения прибалтийских стран. «Если до сих пор, – пишет эстонец Х. Аллик, – часть прибалтийской и особенно эстонской буржуазии была ориентирована на победу Англии и Франции в идущей борьбе, то теперь решительно победила прогерманская ориентация. Буржуазия не без оснований ждала, что после победы на Западе Гитлер обратит оружие на Восток – против Советского Союза, и начала подготовку к созданию для него плацдарма».
Ослепленные успехами германского оружия националисты поднимали голову. Германский порядок рисовался им как волшебный мир, они не могли, да и не хотели понять, что в глазах немецкого руководства они останутся все тем же навозом, который пригоден лишь для удобрения нивы тысячелетнего Рейха.
Буржуазные правительства Прибалтики не хотели добрососедских отношений с СССР. Они искали другого покровителя – более близкого идеологически. Еще в конце февраля 1940 года литовский президент А. Сметона направил в Берлин с секретной миссией директора департамента государственной безопасности министерства внутренних дел Повилайтиса. Ее целью было получить согласие Германии на то, чтобы она установила над Литвой протекторат или взяла ее под свою политическую опеку.
Еще раньше с подобной идеей к Германии обратился президент Эстонии. Но эта идея не привлекла Гитлера. В ответном письме президенту Эстонии К. Пятсу Гитлер заявил, что он не будет возражать, «если в Эстонии будут размещены советские войска». В это время ему было не до мелких холуев. Его не интересовало национальное тщеславие и симпатии прибалтов. В этот период он решал свои проблемы в Центральной Европе и предложил эстонскому и литовскому правительствам «потерпеть до осени 1940 года».
Впрочем, у руководителей Рейха были свои взгляды на национальную политику. Бывший начальник имперской службы безопасности в Прибалтике группенфюрер СС Екельн на суде после войны показал: «В беседе со мной рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер сказал: вы должны подготовить физическое истребление населения, проживающего в Прибалтике. Эти Untermenschen (представители низшей расы, «недочеловеки») Германии не нужны. Их земли займут немецкие колонисты».
То же касалось и Польши. Свои далеко идущие планы руководство Германии изложило в секретном майском, 1940 года, меморандуме Гиммлера, который завизировал Гитлер. Он предлагал «разбить бывшее польское государство и его разные расы (поляков, украинцев, белорусов, евреев) на возможно большее число кусочков… Расово ценные элементы следует извлекать из этой мешанины», а тех, кто останется, предоставить их собственной судьбе. В течение десяти лет население генерал-губернаторства «сведется к остаткам подстандартных существ… рабочей силы, не имеющей лидеров и способных ежегодно снабжать Германию разнорабочими, а также рабочей силой, потребной для специальных проектов… (русских и украинцев, а также поляков) следует отодвинуть дальше на Восток и положить им конец как расовым сущностям».
Трудно сказать: знали ли прибалты о таких звериных замыслах Гитлера? Но то, что Сталин имел информацию о планах прибалтийских фашистов, не подлежит сомнению. Летом советская разведка сообщила ему, что «под видом проведения «балтийской недели» и «праздника спорта» 15 июня «фашистские организации Эстонии, Латвии и Литвы при поддержке некоторых членов правительства готовились захватить власть и обратиться к Германии с просьбой ввести войска в эти страны».
Сталин быстро оценил ситуацию и смело принял решение. Накануне готовившегося путча Советское правительство потребовало от Литвы немедленно сформировать новое правительство, способное честно выполнять советско-литовские соглашения. Не препятствовать вводу «на территорию Литвы советских воинских частей для размещения в важнейших центрах Литвы в количестве, достаточном для того, чтобы обеспечить возможность существования советско-литовского Договора о взаимопомощи и предотвратить провокационные действия, направленные против советского гарнизона в Литве».
Аналогичные требования 16 июня были предъявлены Латвии и Эстонии. Несомненно, что политику Сталина в этот период необходимо рассматривать детерминированно; она опиралась на объективные процессы, которые были сильнее его желаний и устремлений. К принятию конкретных шагов его обязывал сам ход мировых катаклизмов, а они становились все более потрясающими. Однако нельзя не заметить, что Сталин предвидел эти события.
Еще 23 марта 1935 года, делая правку статьи Тухачевского, пытавшегося блеснуть своим знанием высказываний некоторых немецких военных, из предварительно просмотренного текста Сталин выбросил начетнические рассуждения о том, что «политику мира» Советского Союза «поддерживают десятки миллионов пролетариев и трудящихся всех стран», и восхваления в свой адрес.
Он вообще изменил акценты статьи. Из книги Гитлера «Mein Kampf» он выделил мысль: «Мы кладем предел вечному движению германцев на юг и на запад Европы и обращаем взор к землям на востоке… Но когда мы в настоящее время говорим о новых землях в Европе, то мы можем в первую очередь иметь в виду лишь Россию и подвластные ей окраинные государства».
Одновременно Сталин сделал вставку, менявшую смысл содержания статьи. Указав на то, что империалистические планы Гитлера имеют не только одно «антисоветское острие. Это острие является удобной ширмой для прикрытия реваншистских планов на западе (Бельгия, Франция) и на юге (Познань, Чехословакия, аншлюс). Помимо всего прочего нельзя отрицать того, что Германии нужна французская руда. Ей необходимо расширение ее морской базы. Опыт войны 1914 – 1918 годов показал со всей очевидностью, что без прочного обладания портами Бельгии и северными портами Франции морское могущество Германии невозможно построить. Таким образом, для осуществления своих реваншистских захватнических планов Германия будет иметь к лету этого (1935-го. – К. Р. ) года армию минимум 849 000 человек…».
То есть еще за четыре года до действительных событий в Европе Сталин пророчески предсказал их логическое развитие. И когда предсказанное им свершилось, у него не могло быть иного убеждения, что, покончив с делами на западе, Гитлер закономерно обратит свой взгляд на восток.
Уже предвосхищая капитуляцию Франции, Сталин предпринял энергичные действия по расширению пространства, отдалявшего потенциального агрессора от центров Советского Союза. Его меры по укреплению обороноспособности страны не могли не завершиться советизацией Прибалтики, с соответствующим переносом границ.
Он не строил воздушные замки и на события в Европе отреагировал сразу. Понимая, что мирных перспектив нет, он спешил устранить удобный плацдарм для потенциального агрессора. Он отдалил тот рубеж, с которого враг начнет нанесение первого удара. Уже на следующий день после триумфального вступления германских армий в Париж с 15 по 17 июня на территории прибалтийских стран стали вводиться дополнительные части Красной Амии.
Там уже готовились к выборам. Для наблюдения за формированием новых правительств в Таллин, Ригу и Вильнюс выехали Жданов, Вышинский и Деканозов. Значительная часть населения городов Прибалтики откровенно приветствовала советские войска, встречая их восторженно как защитников и освободителей, но иной была реакция националистов. В Эстонии по приказу генерала Лайдонера полиция «разгоняла митинги и арестовывала ораторов, приветствовавших Красную Армию». Полиция проявила жестокость и в Риге: при разгоне демонстрантов, вышедших встречать советские части, было ранено 29 человек, двое из которых скончались. Жданов осмотрительно запросил Москву: «Не следует ли вмешаться в это дело или оставить до нового правительства?»
Москва не хотела создавать лишние осложнения отношений, но после расстрелов в Риге и арестов, произведенных полицией в Таллине, Молотов 20 июня телеграфировал Жданову: «Надо твердо сказать эстонцам, чтобы они не мешали населению демонстрировать свои хорошие чувства к СССР и Красной Армии. При этом намекнуть, что в случае стрельбы в демонстрантов советские войска возьмут демонстрантов под свою защиту».
Проявляя выдержку и благоразумие, советское руководство не стало форсировать события. Даже когда в период формирования новых правительств местные коммунисты стали настаивать на комплектовании их состава из числа членов компартий и их союзников, то Жданов, Вышинский и Деканозов, имевшие соответствующие инструкции Сталина, отвергли эти предложения.
Поэтому в правительство Литвы, сформированное Креве-Мицкевичусом, вошел бывший министр финансов при режиме Сметоны Э. Гланаузкас, а единственным коммунистом был министр внутренних дел. В эстонском правительстве И. Вареса коммунистов не было совсем – в его составе преобладали социалисты и беспартийные. Только в Латвии коммунисты добились включения в состав правительства, возглавленного беспартийным А. Кирхенштейном, четырех членов компартии, но президенты Латвии – Ульманис и Эстонии – Пятс сохранили свои посты, и лишь бывший президент Литвы Сметона эмигрировал – естественно, в Германию.
Взвешенность осуществленных мер обусловила то, что новые правительства пользовались несомненной поддержкой населения. Это была вынуждена признать даже комиссия АН Эстонской ССР, готовившая идеологическое обоснование выхода страны из состава Советского Союза.
«Большая часть народа Эстонии, – отмечается в докладе «академиков», – приветствовала новое правительство по различным причинам: демократически настроенная интеллигенция связывала с этим свои устремления к демократизации государственного строя, наиболее бедные слои населения надеялись на улучшение своего материального и социального положения, основная часть крестьянства добивалась уменьшения налогов, ложащихся на хутора, малоземельные и безземельные крестьяне хотели получить землю, коммунисты видели в этом один из этапов своих программных требований. Это подтверждают многочисленные митинги, народные собрания, резолюции трудовых коллективов и программные документы созданных новых организаций».
Сталин не ограничился мерами стратегического переустройства Прибалтики. Он уже не мог больше откладывать и решение другого вопроса. В эти же дни он форсировал изменение ситуации на юго-западе страны. Еще при заключении советско-германского договора о ненападении Сталин оговорил заинтересованность Советского Союза в Бессарабии.
Однако к реализации этого пункта договора он приступил лишь сейчас, спустя почти год. Он понимал, что, занятый «поглощением» Франции, Гитлер не станет отвлекаться на «второстепенные» проблемы. Учитывал он и то, что вернуть добровольно территории, отторгнутые от России в результате Гражданской войны, Румыния может не согласиться.
Сталин не дал возможности немцам на осмысление его целей. Уже на следующий день после капитуляции Франции, 23 июня, посол Германии в СССР фон Шуленбург телеграфировал в Берлин: «Срочно! Молотов сделал мне сегодня следующее заявление. Разрешение бессарабского вопроса не терпит дальнейших отлагательств. Советское правительство все еще старается решить вопрос мирным путем, но оно намерено использовать силу, если румынское правительство отвергнет мирное соглашение. Советские притязания распространяются на Буковину, в которой проживает украинское население…»
Расчет Сталина оказался правильным, и в своем ответе послу 25 июня Риббентроп просил посетить Молотова и заявить, что «Германия остается верной московским соглашениям. Поэтому не проявляет интереса к бессарабскому вопросу». Однако в отношении Буковины, которая ранее «была территорией австрийской короны и густо населена немцами», он проявил озабоченность. Он просил высказать, что «имперское правительство вместе с тем надеется, что в соответствии с московскими соглашениями Советский Союз сумеет решить этот вопрос мирным путем».
Встретившись с Молотовым, в этот же день посол телеграфировал в Берлин, что на рекомендацию отказаться «от Буковины, которая никогда не принадлежала даже царской России… Молотов возразил, сказав, что Буковина является последней недостающей частью единой Украины и что по этой причине Советское правительство придает важность разрешению этого вопроса одновременно с бессарабским…».