— В то время, скорее всего, темно уже было — они могли и не заметить, что нас нет.
— Ну, не знаю. Но когда все по домам вернулись, мама-то твоя сразу поняла, что тебя нет.
Испуг, появившийся на лице Бекки, сказал Тому, что он дал маху. Бекки же в ту ночь дома не ждали! Дети снова примолкли. И скоро на Бекки накатил новый прилив горя, и Том понял — ей пришла в голову та же мысль, что и ему: раньше середины воскресного утра миссис Тэтчер о том, что Бекки не ночевала у миссис Харпер, не узнает.
Дети неотрывно смотрели на огарок свечи, наблюдая за тем, как он безжалостно тает; вот от него осталось всего полдюйма; язычок пламени слабел, поднимаясь и поникая, и наконец, он потянулся вслед за тонкой струйкой дыма, помедлил немного и — к совершенному ужасу детей, на них опустилась тьма!
Сколько времени прошло после этого, прежде чем Бекки понемногу начала понимать, что плачет в объятиях Тома, ни один из детей сказать не взялся бы. Оба сознавали только одно — прошло его очень много. Оба вышли из мертвого оцепенения сна, но лишь для того, чтобы снова ясно понять, какая с ними случилась беда. Том сказал, что сейчас, пожалуй, уже воскресенье, да нет, скорее всего, понедельник. Он попытался разговорить Бекки, но горе ее было слишком тяжким, а надежд она лишилась совсем. Их, верно, хватились уже давно, сказал Том, так что поиски идут сейчас полным ходом. Вот он сейчас покричит, сказал Том, глядишь, кто-нибудь и придет. Он крикнул, однако далекое эхо его крика прозвучало во мраке так жутко, что новых попыток Том предпринимать не стал.
Тянулись пустые часы и пленников подземелья снова начал терзать голод. Дети разделили то, что осталось от прежней доли Тома и съели ее. И проголодались еще пуще. Жалкие крохи лишь обострили аппетит.
Внезапно Том произнес:
— Чш! Ты слышала?
Оба затаили дыхание, вслушались. И услышали что-то вроде тишайшего, очень далекого крика. Том мгновенно ответил на него и, схватив Бекки за руку, побежал по коридору туда, откуда донесся крик. Потом остановился, прислушался снова; крик повторился и, похоже, чуть-чуть приблизился.
— Это они! — сказал Том. — Они идут к нам! Вперед, Бекки, — мы спасены!
Радость детей охватила почти умопомрачительная. Однако продвижение их замедляли покрывавшие этот коридор и требовавшие постоянной осторожности ямы. И скоро дети натолкнулись на такую, что пришлось и вовсе остановиться. Глубины в ней могло быть три фута, а могло и сто, обойти же ее никакой возможности не было. Том лег на живот, опустил в нее руку — так далеко, как только мог. Дно отстствовало. Оставалось лишь одно — сидеть здесь и ждать прихода спасателей. Дети прислушались — крики явно стихали, становясь еще более далекими! миг-другой и они стихли совсем. Какая надрывающая сердце тоска! Том кричал, пока не охрип, но без толку. Он разговаривал с Бекки, пытаясь обнадежить ее, однако прошли столетия тревожного ожидания, а звуки так и не вернулись.
Дети на ощупь возвратились к источнику. Тянулось усталое время; они снова заснули, изголодавшиеся, убитые горем. Том полагал, что уже настал вторник.
И тут ему явилась новая мысль. Совсем рядом с ними уходило в сторону несколько боковых галерей. Чем сидеть и томиться тягостным бездельем, не лучше ли исследовать хоть некоторые из них? Он достал из кармана клубок бечевки от змея, обвязал ею каменный выступ и отправился вместе с Бекки в путь. Том шел впереди, ощупывая стену и разматывая клубок. Через двадцать шагов галерея уперлась во что-то вроде обрыва. Том встал на колени, пошарил ладонью по его уходящей вниз стене, потом по углу, который она образовывала с другой стеной, потом потянулся, как мог дальше, вправо, и тут ярдах в двадцати от него из-за угла появилась рука со свечой! Том восторженно завопил, но следом за рукой появилось и тело, которому она принадлежала — тело Индейца Джо! Том закоченел, он даже шелохнуться не мог. И в следующий миг с великой радостью увидел, как «испанец» круто развернулся и скрылся из глаз. Том не понимал, как же это Джо не узнал его голос, не набросился на него и не убил за выступление в суде. Должно быть, голос исказило эхо. Да, конечно, так и было, решил Том. От испуга каждая мышца его обмерла. И Том сказал себе, что, если ему хватит сил вернуться к источнику, так он там и останется и ничто не заставит его рискнуть еще одной встречей с Индейцем Джо. Рассказывать Бекки об увиденном Том не стал. Сказал, что крикнул просто так, «на всякий случай».
Однако, в конечном счете, голод и ощущение обреченности взяли верх над страхами Тома. Еще одно томительное ожидание у источника, еще один долгий сон изменили его настроение. Дети проснулись измученными неистовым голодом. Том полагал, что уже настала среда или четверг, а то и пятница — может быть, даже суббота. Он предложил Бекки заняться еще одной галереей. Теперь он готов был и к встрече с Индейцем Джо, и к любым другим ужасам. Но Бекки совсем ослабла. Она впала в сумрачную апатию и даже встать не пожелала. Сказала, что подождет его здесь, на этом месте, а после умрет — теперь уже ждать не долго. Пусть Том возьмет клубок и займется, если ему так хочется, исследованием коридоров, но только, с мольбой попросила она, пусть время от времени возвращается к ней и пусть пообещает, что когда придет ужасный срок, он останется рядом и будет держать ее за руку до самого конца.
Том, у которого перехватило горло, поцеловал ее, изобразил уверенность в том, что он непременно отыщет спасателей или выход из пещеры, взял в руку клубок и на четвереньках пополз по новому проходу, мучимый голодом и предчувствием неотвратимой смерти.
Глава XXXII
«Вставайте! Нашлись!»
Наступил и истаял в сумерках вечер вторника. Городок Санкт-Петербуг по-прежнему скорбел. Пропавших детей так и не нашли. За них молились в церкви, возносили, горячо и от всего сердца, мольбы во многих домах, однако никаких радостных вестей из пещеры по-прежнему не поступало. Большая часть спасателей сдалась, бросила поиски и вернулась к своим обычным занятиям, говоря, что все уже ясно — отыскать детей не удастся. Миссис Тэтчер слегла и большую часть времени проводила в бреду. Говорили, что она то и дело окликает свое дитя, да так, что у тех, кто слышит ее, просто сердце надрывается, а иногда приподнимает голову и целую минуту вслушивается, но затем со стоном опускает ее на подушку. Тетя Полли впала в полное уныние, волосы ее почти совсем побелели. И с наступлением ночи городок заснул, несчастный и опечаленный.
И вдруг, в самую полночь, в нем забили все колокола, а миг спустя улицы наполнились исступленными полуодетыми людьми, кричавшими: «Вставайте! вставайте! они нашлись! нашлись!». К этим крикам добавился лязг жестяных сковородок и рев рожков, все понеслись к реке и увидели детей, которые ехали в открытой коляске, запряженной восторженно вопившими жителям городка, и столпились вокруг и величавым маршем пошли с ними к дому Тэтчеолв, ревя по пути «ура! ура!».
Городок осветился, никто и не думал о том, чтобы снова забраться в постель, то была величайшая из когда-либо виданных им ночей. В первые полчаса через дом судьи Тэтчера текла череда горожан, желавших обнять спасенных, расцеловать их, пожать руку миссис Тэтчер, сказать что-нибудь, — но это мало кому удавалось и люди просто покидали дом, потопляя его в слезах.
Счастье тети Полли было полным и окончательным, счастье миссис Тэтчер почти таким же. Впрочем, этому «почти» предстояло устраниться, как только посыльный доставит великую новость ее мужу, еще остававшемуся в пещере. Том лежал на софе и излагал жадно внимавшей ему публике историю своего великого приключения, добавляя к ней множество поразительных подробностей и прикрас, а закончил всю историю рассказом о том, как он оставил Бекки и отправился в исследовательскую экспедицию, как прошел по двум коридорам на всю длину бечевки, как пробирался по третьему, пока бечевка не натянулась, точно струна, и совсем уж надумал повернуть назад, когда углядел далеко впереди искорку света, похожего на дневной; как бросил бечевку и на ощупь направился к этой искорке, и просунул голову и плечи в маленькую прореху в стене пещеры, и увидел широкую Миссисипи, катившую мимо него воды свои! А ведь случись это ночью, никакой искорки он не увидел бы и от дальнейшего исследования прохода просто отказался! Следом Том поведал о том, как он принес благую весть Бекки, а та попросила не приставать к ней с такой ерундой, потому что она устала, и знает, что скоро умрет, и желает этого. Том подробно описал, как уговаривал ее и убеждал, как она едва не померла от радости, когда добралась с ним до места, с которого различалась та самая голубая искорка дневного света, как он выбрался из прорехи и помог выбраться Бекки; как они опустились на землю и заплакали от счастья; как увидели проплывавших мимо в ялике людей, и как он, Том, окликнул их и рассказал, что произошло с ним и с Бекки, и как они оба изголодались; поначалу эти люди рассказу его не поверили, «потому как», говорили они, «до долины, в которой пещера, отсюда пять миль вверх по реке», но затем посадили детей в лодку, догребли до своего дома, накормили, дали им, когда стемнело, отдохнуть часа два или три и отвезли в город.
Судью Тэтчера и горстку оставшихся с ним спасателей удалось отыскать в пещере еще до зари — по двум веревкам, которые они оставляли за собой, — и сообщить им великую новость.
Три дня и три ночи тяжких усилий и голода не могли, конечно, пройти даром, и Том с Бекки скоро поняли это. Всю среду и четверг они провели в постелях и обоим показалось, что за это время они только сильнее устали. В четверг Том начал понемногу ходить, в пятницу погулял по городку, а в субботу почти пришел в себя; Бекки же пролежала до воскресенья, а когда встала, выглядела пережившей изнурительную болезнь.
Том, прослышав, что Гек занедужил, отправился в пятницу повидаться с ним, но к Геку его не допустили, — то же повторилось и в субботу, и в воскресенье. А потом пускали уже что ни день, предупреждая, впрочем, что и о приключении его, и о прочих волнующих предметах ему надлежит помалкивать. За соблюдением этого правила следила остававшаяся у постели Гека вдова Дуглас. О событиях на Кардиффской горе Том же знал от домашних; знал он и о том, что труп «оборванца» в конце концов обнаружили в реке у переправы; по-видимому, негодяй утонул, пытаясь сбежать из городка.
Недели через две после его выхода из пещеры Том направлялся к Геку, который уже успел окрепнуть и для разговоров волнующих, — а у Тома имелось, как он полагал, что рассказать другу. Дорога вела мимо дома судьи Тэтчера и Том заглянул туда, чтобы повидаться с Бекки. Судья принимал гостей, они попросили Тома присесть, поговорить с ними, и кто-то шутливо спросил, не желает ли он еще разок заглянуть в пещеру. Том ответил, что, пожалуй, не отказался бы. На что судья сказал:
— Что же, Том, нисколько не сомневаюсь, что ты такой не один. Но мы приняли необходимые меры. Больше в этой пещере никто не заблудится.
— Почему?
— Потому что две недели назад я распорядился обшить ее дверь котельным железом да запереть на три замка, а ключи отдать мне.
Том побелел, как полотно.
— Что с тобой, мальчик? Эй, кто-нибудь, сюда! Принесите воды!
Воду принесли, побрызгали ею в лицо Тома.
— Ну вот, тебе и получше стало. Что случилось, Том?
— Ах, судья, там, в пещере, Индеец Джо!
Глава XXXIII
Участь Индейца Джо
Новость эта за несколько минут облетела городок и десяток лодок устремился к пещере Мак-Дугалла, а вскоре за ними последовал и набитый пассажирами пароходик. Том Сойер плыл в одном ялике с судьей Тэтчером.
Когда дверь пещеры открыли, в тусклом свете ее предстала скорбная картина. Мертвый Индеец Джо лежал на земле, прижавшись лицом к трещинке в двери, как если бы тоскующий взгляд его до последнего мгновения не отрывался от света и радости привольного наружного мира. Том был тронут, ибо по собственному опыту знал, что пришлось вытерпеть несчастному. Он жалел Индейца, и тем не менее, ощущал великое облегчение и свободу, ибо только теперь вполне понял, каким тяжким бременем лежал на нем страх с тех пор, как он решился возвысить свой голос против кровожадного изгоя.
Рядом с Индейцем Джо валялся его длинный охотничий нож, переломленный надвое. Тяжелый нижний брус двери был изрезан и исщеплен этим ножом — труд тяжкий, но бессмысленный, поскольку за дверью находился сооруженный самой природой каменный порожек, которому нож был нипочем — о порожек-то он и сломался. Но даже в отсутствие порожка труд этот был напрасен, — если бы Индейцу Джо и удалось перерезать брус полностью, протиснуться под дверью он все равно не смог бы и хорошо знал это. И стало быть, брус он кромсал лишь для того, чтобы занять себя — скоротать томительное время, отвлечься от жестоких мыслей. Обычно из углублений ближних к двери стен торчало с полдюжины оставленных посетителями пещеры свечных огарков, теперь не было ни одного. Узник отыскал их и съел. Он ухитрился даже изловить нескольких летучих мышей и их съел тоже, оставив лишь коготки. Несчастный умер голодной смертью. Неподалеку от входа в пещеру вот уже несколько столетий неторопливо вырастал из земли сталагмит, создаваемый падавшими сверху, со сталактита, каплями воды. Узник разломал сталагмит и поместил на оставшийся от него пенек камень, с выскобленной в нем лункой для сбора драгоценной влаги, капли которой падали в нее раз в три минуты с тоскливой размеренностью тикающих часов — за сутки набиралась десертная ложка воды. Эти капли падали сюда, когда возводились Пирамиды, когда была разрушена Троя, когда закладывались первые здания Рима, когда распинали Христа, когда отправлялся в плавание Колумб, когда была «новостью» битва при Лексингтоне. Они падают и сейчас — да так и будут падать, когда все, о чем я здесь рассказываю, потонет в предвечерье истории, в сумерках преданий, в темной ночи забвения. Имеет ли все сущее назначение и цель? И неужели эти капли падали в течение пяти тысяч лет лишь для того, чтобы послужить нуждам вспорхнувшей на миг человеческой букашки — или в следующие десять тысяч лет им предстоит исполнить иную, более важную миссию? Какая нам разница? Много, много годов прошло с тех пор, как злосчастный полукровка выскоблил камень, чтобы ловить в него бесценные капли, но и по сей день турист, забредающий в пещеру Мак-Дугалла, чтобы полюбоваться ее диковинами, подолгу и с чувством вглядывается в него. «Чаша Индейца Джо» стоит в списке чудес пещеры первой и даже «Дворец Алладина» соперничать с ней не может.
Индейца Джо похоронили неподалеку от входа в пещеру и, чтобы посмотреть на это, люди стекались сюда в лодках и фургонах из городков, деревушек и с ферм, разбросанных на семь миль в округе. Многие привозили с собой детей и всякого рода провизию и многие говорили потом, что получили от погребения Индейца почти такое же удовольствие, какое доставило бы им его линчевание.
Погребение это положило конец неустанному распространению одного начинания — сбору подписей под обращенным к губернатору штата прошению о помиловании Индейца Джо. Подписей набралось уже немало и немало было проведено собраний, на которых произносились пылкие и слезливые речи, — кроме того, составлен был комитет недалеких умом дам, коим надлежало, облачившись в глубокий траур, изводить губернатора нытьем, дабы он показал всем, какой он милосердный осел, и попрал ногами свой долг. Полагали, что Индеец Джо повинен в смерти пятерых граждан городка — ну так и что с того? Да будь он хоть самим Сатаной, и то нашлось бы достаточное число бесхребетных слюнтяев, готовых подписать петицию о его прощении, и сронить на эту бумажку каплю влаги из их вечно неисправных, протекающих слезных протоков.
На утро после похорон Том заведенным порядком отвел Гека в укромное место, дабы обсудить с ним важное дело. К этому времени валлиец и вдова Дуглас уже посвятили Гека во все подробности приключения Тома, однако Том заявил, что имеется одно существенное обстоятельство, о котором Геку не рассказали, о нем-то он и хочет поговорить. Гек опечалился.
— Да знаю я, о чем ты, — сказал он. — Ты пробрался во Второй Номер и ничего, кроме виски, там не нашел. Никто не говорил мне, что это был ты, ну да я и сам догадался, как только услышал насчет этого дела, и что денег ты не нашел тоже понял, потому что иначе ты бы мне на это уж как-нибудь да намекнул бы, даже если бы другим ничего не сказал. Знаешь, Том, я почему-то всегда думал, что не дадутся нам эти денежки в руки.
— Нет, Гек, на хозяина постоялого двора я не доносил. Уж ты-то знаешь, что в субботу, когда я отправился на пикник, с двором все было в порядке. Ты же должен был сторожить там в ту ночь, помнишь?
— Ну да! Господи, кажется все это год назад было. Я тогда проследил Индейца Джо до самого дома вдовы.
— Так это ты его выследил?
— Я… только ты никому ни звука, Том. Я так понимаю, у Индейца Джо дружки остались — очень мне надо, чтобы они взъелись на меня да какую-нибудь свинью подложили. Если б не я, он бы сейчас в Техасе был, живехонький.
После этого Гек поведал всю правду о своем приключении Тому, знавшему о нем только то, что рассказывал валлиец.