У них со Сьюзен тоже началась «дружба».
В провинциальной, любящей сплетни Калузе оставалось мало тех, кто еще не знал, что Мэтью и Сьюзен снова начали встречаться. Кое-кто цинично утверждал, что внезапная вспышка страсти у Мэтью вызвана вовсе не прелестями Сьюзен, а его желанием избавиться от ярма алиментов. Другие искренне желали, чтобы свадебные колокола поскорее зазвонили вновь. Третьи скептически отмеряли новым (или старым) любовникам от силы три месяца. Но Мэтью встречался с бывшей женой уже полгода, и когда он услышал, как она, затаив дыхание, произнесла: «Когда я смогу с тобой увидеться?», у него участилось сердцебиение и он не смог сохранить безразличный тон.
— Сегодня вечером? — спросил он.
— Нам надо серьезно поговорить, — сказала она.
— Во сколько?
— Когда ты заканчиваешь работу?
— Я как раз собирался уходить. Мне нужно съездить в Санрайз-Шор, побеседовать со свидетелем.
— Когда ты собираешься освободиться?
Мэтью посмотрел на часы.
— В четыре часа.
— Приезжай сразу сюда, — сказала Сьюзен.
Оскару Рэддисону было за пятьдесят, но мускулы под его рубашкой выпирали, как у штангиста, красные шорты открывали крепкие, как дубовые столбы, ноги, покрытые бронзовым загаром. Карие глаза смотрели на собеседника умно и внимательно. Он пригласил Мэтью в дом, не обратив никакого внимания на предупреждение о том, что беседа будет записываться на магнитофон. Он даже предложил Мэтью выпить. Это было в половине третьего дня. Мэтью отказался, и Рэддисон подошел к холодильнику, чтобы достать для себя банку пива. Открыв банку, он произнес:
— Я бы хотел закончить все до возвращения Лу. Это моя жена. Мы приглашены на обед.
— Я не отниму у вас много времени, — сказал Мэтью и включил магнитофон. — Мистер Рэддисон, согласно свидетельским показаниям, которые вы дали детективу Сиэрсу из управления шерифа…
— Хороший парень, — заметил Рэддисон.
— Я с ним еще не встречался, — сказал Мэтью.
— И не дурак, — произнес Рэддисон, — когда я сказал ему про клумбу, он сразу понял, что найдет там улики.
— Вы сказали ему об этом, когда он пришел к вам в ночь убийства? Это было около четверти второго?
— Да.
— Примерно в то же время, когда детектив Блум беседовал с миссис Мейсон.
— Я об этом не знаю.
— Ее свидетельское заявление было сделано в двадцать минут второго.
— Мне об этом ничего не известно. Она его видела? Там, в саду?
— А что видели вы? — спросил Мэтью.
— Карлтона. С лопатой в руках. Копающего на клумбе.
— Во сколько это было?
— Я проснулся около четверти двенадцатого.
— Вы проснулись из-за того, что кто-то роет землю?
— Нет, я захотел в сортир. Я всегда два-три раза за ночь встаю в сортир. Побочный эффект.
— От чего?
— У меня повышенный холестерин, доктор прописал мне лекарство. Один из побочных эффектов — мочегонный. Я обычно ложусь спать около девяти, просыпаюсь в одиннадцать — полдвенадцатого, потом в два и еще раз в пять. Потом я сплю до восьми, встаю и седлаю унитаз. Метеоризм — это другой побочный эффект.
— Понятно, — сказал Мэтью.
— Думаю, мне не следовало все это говорить при вашей включенной машине, но все это чистая правда.
— Значит, вы проснулись, чтобы сходить в туалет, в четверть двенадцатого…
— Правильно. И вот тогда-то я и услышал, что кто-то копает по соседству.
— Кто-то. Не мистер Маркхэм.
— Я не знал, что это Карлтон, пока не выглянул.
— Когда это было?
— Как справил нужду.
— Откуда вы выглянули?
— Из окна ванной.
— В ванной горел свет?
— Нет, я никогда его не включаю, чтобы не разбудить Лу. Я нахожу дорогу в темноте: у меня в прихожей горит маленький ночник, так что мне достаточно света.
— Значит, в ванной было темно?
— Да.
— И вы смотрели из окна ванной на задний двор Маркхэма, так?
— Именно это я и сделал.
— Где находится ванная, мистер Рэддисон?
— Через гостиную от спальни.
— В какой части дома?
— Там, — указал Рэддисон.
— Значит, это южная сторона вашего дома, так? Наиболее удаленная от дома Маркхэма.
— Верно, южная. Но не такая уж отдаленная. И у меня хорошее зрение. Если хотите, можете справиться у моего врача. Никогда в жизни не носил очков и сейчас не ношу. Я видел Карлтона ясно, как днем. Он копал на клумбе.
— Чем?
— Конечно же лопатой. Или заступом. Не могу сказать точно.
— Значит, в руках у него была лопата или заступ?
— Да, сэр.
— И что он делал?
— Копал яму на клумбе.
— Какого размера?
— Достаточного, чтобы засунуть туда одежду и нож, так я считаю.
— Вы не видели эту одежду и нож?
— Нет, я только видел, что он роет. Но когда они пришли и раскопали…
— Значит, вы не видели, как мистер Маркхэм закапывал одежду? Или нож?
— Я видел, как он копал яму на клумбе, как потом засунул туда что-то, засыпал землей и сверху заново воткнул цветы. Вот что я видел.
— Но не окровавленную одежду или нож?
— Это то, что они нашли в той яме, так? Значит, Карлтон их и закапывал.
— Вы хоть заметили, что он закапывал?
— Нет, сэр.
— Чего бы он там ни закапывал… Где все это было, пока он рыл яму?
— На земле.
— Вы это видели на земле?
— Нет, сэр, я этого не видел. Он стоял ко мне спиной, все это должно было лежать на земле у его ног.
— Вы не видели, как он входил в дом?
— Нет, конкретно нет.
— Что вы имеете в виду, говоря «конкретно»?
— Я имею в виду, что не видел того момента, когда он входил в дом. Но он направился к парадному входу. Позже, когда закончил.
— Вы сказали, что он стоял к вам спиной, когда копал.
— Да, сэр.
— Значит, вы не видели его лица?
— Нет, пока он копал.
— Что он сделал, когда кончил копать?
— Поднял вещи с земли и опустил их в яму.
— Он стоял все еще спиной к вам? Когда поднял вещи с земли?
— Да, верно.
— А когда опустил их в яму, тоже?
— Да.
— Значит, вы не видели, что он опускал в яму?
— Я уже сказал об этом.
— И лица его вы тоже не видели?
— В тот момент — нет.
— А вы видели его, когда он закапывал яму? Или когда втыкал на место цветы?
— Нет, тогда тоже не видел.
— Когда же вы увидели его лицо, мистер Рэддисон?
— Когда он уходил со двора.
— Вы видели его лицо, когда он шел?
— Да. Он повернулся в мою сторону на минуту, и я увидел его лицо.
— На минуту?
— Да, сэр.
— Именно на одну минуту?
— Ну около того, чуть больше или чуть меньше.
— Как все-таки — больше или меньше?
— Я не засекал.
— Это могло быть меньше минуты?
— Могло, я точно не знаю. Он повернулся спиной к клумбе и направился к углу дома…
— Куда направился?
— Не знаю. Наверное, спать.
— Вы сказали, что он направился к углу дома?
— Да, в промежуток между двумя домами.
— Ведущий на улицу?
— Ну, он мог этой же дорогой попасть на улицу. Но он мог выйти и к парадной двери.
— Лопата была при нем?
— Да.
— Но вам точно не известно, вы не видели — входил он в дом Маркхэма или нет, когда закончил копать?
— Нет, я не видел. Он скрылся из виду, когда оказался между домами.
— В направлении улицы.
— Или переднего входа.
— А вы слышали, как открывалась или закрывалась дверь?
— Нет, я лег спать.
— Вы были в постели, когда к вам пришел детектив Сиэрс?
— Да.
— Спали?
— Да, спал. Я всегда засыпаю после того, как схожу в сортир.
— Вам не показалось это странным? Что мистер Маркхэм копается на клумбе в такое время?
— Да, мне показалось это странным. Но они вообще странные люди. Муж содержит часовой магазин, жена кино снимает, — Рэддисон приподнял брови, — и кроме того, я тогда еще не знал, что ее убили. Я не знал об этом до тех пор, пока не пришел детектив Сиэрс.
— И вы решили рассказать ему о том, что видели на дворе Маркхэма?
— Да, конечно. А разве вы поступили бы иначе? У человека убили жену, а вы видите, как он закапывает нож и одежду. Я хотел сказать, что…
— Но ведь вы не видели, что он закапывал?
— Но именно это они откопали.
— Несколько раньше, мистер Рэддисон, вы сказали, что решили, будто мистер Маркхэм отправился обратно спать, после того, как закончил копать. Я вас правильно понял?
— Он там не зарядку делал, это точно. Он закапывал нож и одежду.
— Но у вас были основания полагать, что он спал, прежде чем начал копать? Он был в пижаме?
— Нет, не в пижаме.
— А в чем он был?
— В темной одежде. Брюки и какая-то ветровка, то ли синяя, то ли черная.
— А шляпа на нем была?
— Нет, сэр, не было.
— Вы видели волосы?
— Да, сэр.
— Какого цвета?
— Желтые, как солома, — сказал Рэддисон, и сердце у Мэтью сжалось.
Он не мог сосредоточиться на том, что говорила Сьюзен.
Они сидели возле бассейна во дворе дома, который он в последнее время все чаще и чаще разделял с ней. Они потягивали мартини, глядя на закат. Она рассказывала ему, что Джоанна должна приехать на каникулы девятнадцатого числа, осталось меньше двух недель, и они должны решить, что ей сказать, потому что Джоанна — смышленая девочка, она мгновенно догадается, что отношения между ними совсем не те, что были в сентябре, когда она уезжала в школу.
А он размышлял о том, что в деле слишком много «белых пятен». Интересно, как прокурор собирается их восполнить?
— Все дело в том, — сказала Сьюзен, — что пока мы сами для себя не решили, какого черта делаем, мы не сможем объяснить это Джоанне. Ты понимаешь, какого черта мы делаем, Мэтью?
— Я знаю только, что хочу этого, — ответил он.
— Это неправильно, — сказала она, внимательно на него посмотрев. Полные, чувственные губы придавали ее красоте несколько порочный вид, темные волосы успели отрасти после неудачного опыта короткой стрижки, карие глаза смотрели внимательно и печально.
— Ты сейчас где-то далеко отсюда, — сказала она, — скажи мне, что случилось?
— Нет, давай сначала решим с Джоанной. Ты сказала, что…
— У нас до ее приезда есть одиннадцать дней. Что с тобой, Мэт?
— Слишком много «белых пятен», — ответил он, покачав головой.
— Ты о деле Маркхэма?
— Да.
— А что за «белые пятна»?
— Ты когда-нибудь выходила из дому без сумочки?
— Да.
— Куда?
— В гимнастический зал. Я кидаю кошелек в «бардачок» машины.
— А еще куда-нибудь?
— На пляж. То же самое.
— А в городе?
— Беру сумочку. А что?
— Почему прокурор не заинтересовался пропавшей сумочкой?
— Почему пропавшей?
— Женщину нашли убитой на открытом месте с четырнадцатью колотыми и резаными ранами. Ее машина припаркована в двенадцати футах от того места, где лежало ее тело. Машина была закрыта, полиции пришлось взломать ее. В машине сумочки не было. В студии — тоже. Так где же она?
— А кошелек в машине был?
— Нет, ничего. И фильма тоже.
— Фильма?
— Она монтировала фильм там, на Рэнчер-роуд. Значит, исчезли и фильм, и сумочка, и ключи от машины. Я могу сделать вывод, что все это взял убийца. Я прав?
— Да, это выглядит правдоподобно.
— Но почему это не кажется правдоподобным Хэггерти?
— Хэггерти?
— Это человек, поддерживающий обвинение.
— Не улавливаю ход твоих мыслей, Мэтью.
— Я хочу сказать, что он должен понимать то, что понимаю я. Что убийца унес эти вещи.
— Да?
— Но он думает, что мой клиент и есть тот самый убийца! Так что же сделал мой клиент со всеми этими вещами? Где они? Если бы они были у Хэггерти, то он перечислил бы их в своем ответе на мой запрос. Значит, у него их нет. Так где же они? И где лопата или заступ, которыми он якобы закопал одежду во дворе? Значит, этого тоже нет.
— Разве? Так как же он может построить дело без…
— О, он уверен, что сможет. Но почему эти вопросы его не волнуют?
— А почему они должны его волновать?
— Они волнуют меня. Потому что именно это заставляет меня думать: а что же у него есть? Не важно, чего у него нет. Что у него есть? Почему он уверен, что может отправить Маркхэма на электрический стул? У него нет пропавшей сумочки, пропавших ключей, пропавшего фильма, пропавшей лопаты. А есть у него двое свидетелей, окровавленная одежда и нож, и он намерен обойтись этим. Почему?
— А почему бы тебе самому не спросить у него об этом?
— Он уже сказал мне, что у него есть. В ответе на мой запрос.
— А ему можно что-нибудь скрывать?
— Нет, нельзя.
— Он обязан сообщить тебе…
— Да, по закону обязан. Он не обязан сообщать мне, как намерен строить обвинение, но…
— Но он обязан сообщить, какие у него имеются улики.
— Да.
— И он сообщил тебе?
— Я обязан ему верить.
Некоторое время они молчали. Солнце уже почти скрылось.
— Мне очень хотелось бы тебе помочь, Мэтью, — ласково сказала она.
— Извини, что морочу тебе голову своими делами.
Они вновь замолчали.
— Что еще тебя беспокоит? — спросила она.
Он глубоко вздохнул.
— Скажи мне.
— Я, кажется, сойду с ума, Сьюзен. Я могу отправить на электрический стул невинного человека, потому что я не знаю, что мне делать.
— Ты должен знать, что тебе следует делать.
— Возможно.
— Он невиновен?
— Я обязан в это верить.
— А ты веришь?
— Да.
— Тогда ты не позволишь им его убить, Мэтью, — сказала она, сжимая его руку.
Позже, уже в постели с ней, он продолжал думать о деле. Блики света, отражаясь от бассейна, плясали на потолке. Ему стаю казаться, что такие же тонкие лучики и серебристые пылинки доказательств парят в воздухе, гонимые ветром. Ее длинные волосы коснулись его лица, их губы слились. Он закрыл глаза, пятна света плясали на их телах. Она опустилась на него.
И он на какое-то время забыл и о сумочке, и о ключах, и о фильме, и о лопате — обо всех этих пропавших вещах. Во всем свете были только они двое: он и эта женщина, которую он любил когда-то и, возможно, полюбил снова.
Но потом он снова вернулся к той же мысли: вещи были у убийцы.
Надпись на деревянном щите гласила:
«ОРКИДЕЙШЕЗ»
Экзотические орхидеи
Ниже был указан адрес: 3755. Грунтовая дорога вела с Тимукуэн-Пойнт-роуд через пальмовые заросли. Эти земли использовались в качестве пастбищ — около тысячи акров были обнесены колючей проволокой.
Грунтовая дорога проходила мимо озера, окруженного дубами. В озере водились крокодилы. Дорога, тянущаяся вдоль берега целых полмили, упиралась в главный дом. Оранжереи находились ярдах в двухстах от главного дома, между ними был сарай, который служил конюшней во времена, когда здесь были еще лошади. Среди хижин затесалось некрашеное блочное строение без окон, в котором размещался генератор. Строение с земляным полом футов пятнадцать в ширину и двадцать в длину. В одной из стен — вентиляционная щель. С середины потолка свисала голая лампочка, выключатель был внутри, за толстой деревянной дверью, закрытой на засов.
Он отодвинул засов и включил свет.
На ней были только красные кожаные сапоги на высоком каблуке. Из мягкой красной кожи, длинные, до самых бедер. У нее были длинные медно-красные волосы, темнее, чем сапоги. Треугольник еще более темных курчавых волос — в том месте, где раздваивались ее ноги. Она сидела на земле в углу за генератором, со связанными руками и ногами. Трехдюймовая липкая лента закрывала рот. Глаза зеленели в тусклом свете лампочки под потолком.
— Добрый вечер. Кошечка, — сказал он.
Закрыв за собой дверь, он поставил принесенную сумку.
— Соскучилась тут без меня?
И подошел к ней, обогнув генератор. Она отпрянула от него, пытаясь как бы вжаться в угол. Посмотрев на нее и прищелкнув языком, он покачал головой.