21 интервью - Александр Минчин 4 стр.

Минчин: Может быть, это несерьезный вопрос, но я брошу его к вашим ногам: если бы в прошлом принц Чарльз предложил вам руку и сердце и возможность стать будущей принцессой Англии…

Биссет: Это глупый вопрос. Я бы отказалась! Ладно, так и быть, отвечу: если быть честной, то он не настолько бьет мимо цели. Во время съемок «Восточного экспресса» пресс-секретарь сообщил, что завтра съемочную площадку посетит принц Чарльз. И поскольку у меня свободный от съемок день, то они хотели бы, чтобы я присутствовала во время его визита. Я отказалась. Назавтра мне сообщили, что он хотел бы увидеть меня и познакомиться.

Минчин: Наверное, он был влюблен в вас?

Биссет: Я отказалась от встречи опять.

Минчин: Вы так никогда и не встретились?

Биссет: Гораздо позже я встретилась с королевой Елизаветой, Чарльзом, его сестрой Маргарет и с Дианой.

Минчин: Фильм «Глубина» сделал вас «домашним» именем по всей Америке, вас знали все. Изменилась ли ваша жизнь тогда?

Биссет: Жизнь моя не изменилась. Только люди больше не смотрели мне в глаза. Они смотрели на мою грудь.

Минчин: Мокрая майка на влажной груди?

Биссет: Впечатление, что вся страна и вся пресса только и говорили об этом. Меня это раздражало, так как роль была хорошей, она мне нравилась. И мне нравились режиссер и мой партнер Ник Нолт. Было много забавного. Пять месяцев радости и удовольствия.

Минчин: Ник был влюблен в вас?

Биссет: Нет, нет!

Минчин: Что же такое происходило? Вы – одна из самых красивых женщин в мире, и все ваши партнеры-мужчины в вас не влюблялись?! Что же тогда было не так с мужчинами?

Биссет (смеется): Было по-всякому. Но дружба и работа с ним были чудесными. Он шутил и разыгрывал меня постоянно. Я также поняла кое-что о себе. Я была очень плохим пловцом, но мне пришлось найти в себе смелость для подводных съемок и три месяца находиться под водой. Я даже на наземную жизнь стала смотреть как-то по-другому. Это были уроки жизни, и я была удивлена, что нашла смелость через этот страх пройти. И я стала слишком уверенной в себе, говоря себе: черт побери! В жизни ничто не испугает меня больше, чем вода. Фильм снимался на Багамских островах, после него мне пришлось остричь волосы – соленая вода совершенно испортила их. После съемок я была приглашена на карнавал в Рио-де-Жанейро, вокруг меня были красивые киноактрисы, а я была с короткой стрижкой, курчавая – это был ужас, я выглядела кошмарно, все были с длинными, прекрасными, распущенными волосами, а я была самой страшной…

Минчин: Искусство требует жертв?

Биссет: И еще каких!

Минчин: Английский фильм «Секреты», выпущенный гораздо позже в прокат из-за скандальности темы, – трудно было играть эту роль?

Биссет: Не роль, а любовные сцены. Да, очень. 1969-й год. Тогда мораль была высока.

Минчин: В Штатах картину выпустили в прокат только в 1978-м году.

Биссет: Правда? Вы действительно внимательно следили за моей карьерой! Сам фильм мне доставил удовольствие, мне нравилась история. Я должна была оживлять чужие фантазии и быть женщиной, которой не было. Сниматься голой в любовных сценах я ни за что не соглашалась, что они только со мной ни делали, я отказывалась и говорила нет. Они пытались напоить меня в течение дня, чтобы я обессилела и сдалась к вечеру. Меня уговаривали в завтрак, в ланч и в обед: «Давай, Джекки, это необходимо, иначе мы не можем снять сцену и закончить фильм!» Они старались мне понравиться, но все были взведены до предела. В павильоне 40° жары, так как все было закрыто и забрано шторами. Я сидела и думала, как я попала в такую ситуацию, как?! Но я не могу сниматься совершенно голой, не могу! К полуночи мы начали снимать, я была накрыта в кровати одеялом, во время сцены одеяло соскользнуло на пол, а они продолжали снимать без остановки. Я доиграла сцену, а потом профессионализм взял верх, я вошла в роль и толкала, толкала себя в нее – это тот опыт, на котором ты взрослеешь и становишься абсолютным профессионалом. Я сыграла, как они все хотели… О, как я ненавидела себя потом!..

Минчин: Шерон Стоун сыграла великолепную сцену, закладывая ногу на ногу во время ее допроса в «Основном инстинкте». Это пошло сильно на пользу ее роли.

Биссет: О да, я видела эту сцену. Но Шерон относится легко и спокойно к своему телу. К тому же шестидесятые и девяностые несравнимы ни по морали, ни по зрительскому восприятию. Небо и земля! Потом, когда я смотрела премьеру своего фильма, я сказала: это хорошая эротическая любовная сцена. Классно сделанная, вы не считаете так? Но скольких мук стоило пройти через подобное испытание! На глазах у посторонних на съемочной площадке, а потом на глазах у миллионов.

Минчин: Я бы хотел увидеть его сейчас. Я смотрел этот фильм в кинотеатре моих близких друзей, которые владели шестнадцатью кинотеатрами. Но сегодня, к сожалению, этот фильм нигде не показывают.

Биссет: А кассет своих я никогда не собирала. Они даже показали этот фильм в порнокинотеатре в Париже. Мой агент тогда был в шоке: в каком фильме ты снималась?! Я сказала: в очень хорошем, только в нем есть одна большая эротическая сцена…

Минчин: Что нужно сделать, чтобы заслужить вашу дружбу, которую, когда заслужишь, как вы сами сказали, то получаешь самого настоящего друга на всю жизнь?

Биссет: Это непонятно мне самой. Это необъяснимо, кого мы выбираем в жизни и почему.

Минчин: Сегодня вечная дружба – это редкое понятие, практически несуществующее. Какими качествами должен обладать мужчина, чтобы понравиться вам, чтобы вы могли влюбиться?

Биссет: Никакими. Просто быть мужчиной. Это все происходит неожиданно и спонтанно.

Минчин: Какие чувства вы испытывали, играя великую роль великолепной женщины в экранизации вечного романа Льва Толстого «Анна Каренина»?

Биссет: Наслаждение. С начала и до конца. Я бы отдала многое, чтобы эту героиню сыграть в других видах искусства, например на сцене. Я настолько горжусь тем, как я сыграла в некоторых сценах, что мне даже неудобно за свою нескромность. Я перечитывала роман страницу за страницей, выпивая каплю за каплей жизнь этой необыкновенной женщины – Карениной. Какая потрясающая и потрясшая жизнь. Это был фильм для телевидения, мы снимали в 1984 году в Будапеште. Был правильный сценарий, классные персонажи, и это все было наслаждением. Любая актриса мечтала бы сыграть Анну Каренину. Режиссер не раз был приятно удивлен моей готовностью, знанием роли и пониманием героини: «Я не представлял себе, что вы настолько хорошая актриса!». Это случалось со мной фильм за фильмом. Большинство режиссеров после окончания съемок говорили мне эту фразу, на что я всегда отвечала: зачем же тогда вы пригласили меня? (Смеется.)

Р. S.

Минчин: Посещали ли вы Россию?

Биссет: Да, два года назад я была на кинофестивале. Встречалась с Никитой Михалковым. Я жила в отеле «Метрополь» и совершенно случайно столкнулась с Ричардом Харрисом, который снимался в «Сибирском цирюльнике». Он сразу пригласил меня на съемочную площадку: «Мы снимаем в Кремле!» Я пошла с ними, встретилась с Никитой, увидела Кремль. Это было прекрасное зрелище – внутри Кремля. С Никитой я встречалась не первый раз – его брат Андрей Кончаловский приводил его здесь, в Лос-Анджелесе, ко мне в гости.

Минчин: Никита – хороший режиссер.

Биссет: Да. Но мне очень нравится Андрей – и как режиссер, и как мужчина.

Минчин: По какой-то необъяснимой причине он нравится всем женщинам-актрисам!..

Биссет: Я хотела бы с ним работать и сняться в его картине.

Минчин: Мне как кинорежиссер гораздо больше нравится Никита.

Биссет: Они настолько разные, как день и ночь.

Минчин: Никита еще и очень хороший характерный актер.

Биссет: Я слышала. Меня заинтересовал фильм, который они делали. Несколько ролей было, которые я хотела бы сыграть. И когда я увидела, подумала: «О, Господи, я хотела бы сыграть эту женщину…»

Минчин: Вы предложили Никите?

Биссет: Нет, я постеснялась. К тому же возраст…

Минчин: У него заняло полтора года сделать этот фильм, и бедная Джулия Ормонд – я брал у нее интервью в Нью-Йорке – жаловалась: почему так невероятно долго?

Биссет: Я слышала, что ей было трудно на съемках.

Минчин: Но она стоик.

Биссет: Да, она стоик, она хорошая актриса. Мне было бы интересно с ней поработать. Она могла бы быть моей «дочерью».

Минчин: В ней есть что-то…

Биссет: Английское.

Минчин: Причем английское сценическое. Американцы совершенно слабы на сцене. При всей их силе на экране они абсолютно беспомощны на театральной сцене.

Биссет: О, это неправда!

Минчин: Я видел Аль Пачино в маленьком театре в Гринич-Виллидж в «Американском буйволе». Это было не просто плохо, а ужасно, хотя он мой любимый актер. Фэй Данауэй провалилась со своим спектаклем на Бродвее в первую же неделю, и его сняли после шести спектаклей. Помимо всего прочего, пьеса была ужасной.

Русские и английские актеры могут и играют на сцене, американские актеры не знают, что делать с собой и как вести себя на «живой» театральной сцене. У них нет в запасе 20–30 дублей. Сцена – это живое действие, происходящее при зрителе.

Биссет: Здесь нет таких актерских школ.

Минчин: Значит, вы подтверждаете мой постулат и мои наблюдения. Я говорю это не в обиду им: в Америке просто нет сценической школы, нет традиции.

Биссет: У меня не было школы, но мне кажется, что я играю достаточно неплохо.

Минчин: Да, но вы родились и росли в стране с великой школой театра.

Биссет: Я никогда не была на сцене. Но всегда хотела сыграть на ней.

Минчин: Я уверен, что рано или поздно это произойдет. Например, в Москве…

Биссет: Хотелось бы в Лос-Анджелесе, на моей территории и на моем родном языке.

Минчин: Все мечты рано или поздно сбываются. И если они сбывались у вас до сих пор, благодаря вашему таланту и решительности, они будут сбываться и в будущем.

Биссет: Спасибо за добрые слова.

Интервью с Иосифом Бродским

(которое никогда не было дано, а записывалось по мере общения в жизни)

(Отрывки из бесед – диа-монологов)

Минчин: Иосиф, где вы родились?

Бродский: В Ленинграде, но это скучно и неинтересно.

Минчин: Кем были ваши родители?

Бродский: Отец – фотограф, мать – кто-то еще; Саша, честно, я ожидал, что это будет оригинальней.

Минчин: Я прочитал ваше «Посвящается Ялте». Иосиф, это просто гениально.

Бродский: Ну не гениально, но хорошо.

Минчин: Откуда вы знаете, что это хорошо?

Бродский: Все, что я делаю, – это хорошо, иначе я не делаю.

Минчин: Вы прочитали стихи Беллы, которые я вам давал? (Последняя подборка в «Новом мире», в конце 70-х.)

Бродский: Да. Не понравились совершенно.

Минчин: Почему?

Бродский: Слишком манерная Белла, да? И стихи такие.

Минчин: Жаль, мне очень понравились; думаю, это ее лучшие стихи. А Вознесенский вам нравится?

Бродский: Это вообще не поэзия, это нечто другое.

Минчин: А Евтушенко?

Бродский: Евтух? Талантливый мужик, талантливый.

Минчин: Неизвестный Рейн – он вам как? Я слышал, что он был вашим учителем?

Бродский: Ну, учителем он моим никогда не был. (У гениального Бродского не может быть учителей! – А. М.) Но мы с ним довольно близко общались, что-то могло повлиять.

Минчин: Кто же тогда вам нравится из современных поэтов в России?

Бродский: Рейн хорош, но он не опубликован там. Так что он сам по себе. Пожалуй, никто. Впрочем, вспомнил: Александр Кушнер, он живет в Ленинграде, он действительно поэт. (О вкусах не спорят: в 1987 году я слушал его по приезде в Нью-Йорк и чуть не умер с тоски. – А. М.)

Минчин: А кто-нибудь из прозаиков нравится?

Бродский: На ум сразу кто-то один не приходит.

Минчин: А Битов, «Пушкинский дом» – вы читали?

Бродский: Читал.

Минчин: И как?

Бродский: Никак.

Минчин: Карл все носится с Соколовым, считает, что «Школа для дураков» – лучшая книга, которую «Ардис» за все годы опубликовал.

Бродский: Он давал мне ее на отзыв, до публикации. У нас в Питере так мужики в 50-х писали (в стол), никто и не думал это публиковать.

Минчин: Так кто-нибудь нравится вам в прозе?

Бродский: С вами, прозаиками, вообще нелегко, не так просто разобраться, как с поэтами, да? И хотя я считаю прозу более «презренной» и гораздо ниже, чем поэзию… Да и вообще, разговор о поэзии и прозе давний, если вы заметили, тянется через века… Поэтому, возвращаясь к заданному вопросу: одного кого-то нет.

Минчин: Я только что прочитал «Ожог» Аксенова…

Бродский: Ну и как? (Впервые мелькнула искра интереса в бесцветных невыразительных глазах.)

Минчин: Очень сильный роман, великолепно написан.

Бродский: Да? Вы так считаете? Я с трудом продрался через 1-ю часть. Карл дал для прочтения.

Минчин: А я читал только 2-ю часть (Карл дал для корректирования), обязательно прочтите, хорошо написано.

Бродский: Не думаю, но посмотрим.

Минчин: Кто-нибудь еще, из прозаиков?

Бродский: Я, по-моему, никого не назвал.

Минчин: Ну а великий Солженицын?

Бродский: Эх-х… (Взмах рукой, выражающий «пустое это все».)

Минчин: Оставим современников, среди которых вы, безусловно, первый в забеге…

Бродский: Я так не считаю, я – в стороне, ни с кем никуда не бегу. А что, кто-то бежит?

Минчин: Я образно выразился, это образ такой.

Бродский: Странные у вас образы, Саша.

Минчин: Я с вами себя очень стесненно чувствую и неестественно говорю…

Бродский: Может, не стоить говорить?

Минчин: Тогда возьмем целый XX век: кто, вы считаете, был лучшим?

Бродский: В русской поэзии – Мандельштам, Цветаева ближе мне, а вообще для меня единственная Поэзия, что можно ею назвать, да? – это великая четверка: Мандельштам, Цветаева, Ахматова, Пастернак.

Минчин: А Гумилев, прекрасный поэт?

Бродский: Для меня он не поэт вообще.

Минчин: Вы серьезно?

Бродский: Вполне.

Минчин: Что тогда Есенин, Блок, Бальмонт, Белый, И. Анненский, Мережковский, Кузмин, Волошин?

Бродский: Блок еще ничего. Вы же меня спросили о действительной поэзии, я вам ответил: только эта четверка. Из течений единственное, которое представляло Поэзию, – акмеизм.

Минчин: Я слышал, что вы не пришлись по душе Великой Вдове?

Бродский: А, да, я заявился к ней пьяный, старушка этого очень не любила.

Минчин: Ваши стихи, я слышал, тоже… неужели такое может быть, ведь…

Бродский: Это дело вкуса, кому какие стихи нравятся.