* * *
В это же самое время Станислав Крячко отправился на собеседование к Веронике Павловне, докторше здешней медчасти, которая располагалась в одноэтажном доме, метрах в полста от служебного здания посольства. Подойдя к постройке, отделанной белым сайдингом, под зеленой крышей из металлочерепицы, Стас вошел в приемную. В углу, напротив входа, он увидел шкаф с бумагами. Рядом с ним был стол, за которым восседала крупная женщина в белом халате и белой косынке.
Поздоровавшись, Крячко представился и уведомил, что хотел бы увидеть главного доктора. Та сообщила, что Вероника Павловна у себя и обязательно его примет. Постучав в дверь с табличкой «Зав. медсанчастью Рябинина В.П.» и, услышав благозвучное, чем-то очень знакомое контральто: «Да, да! Войдите!» – он толкнул застекленную дверь с белыми занавесочками изнутри и увидел… Ту самую хорошенькую особу, которую приметил в столовой.
Докторша в медицинском халате, шапочке и с фонендоскопом на шее сидела за столом и что-то писала в толстенной амбулаторной карте. Стас поприветствовал хозяйку кабинета и объявил о том, что намерен занять не меньше часа ее рабочего времени.
Жизнерадостно улыбнувшись, Рябинина пообещала уделить ему столько времени, сколько он пожелает занять. Приняв озабоченный вид, Крячко указал взглядом на уже основательно истрепанное медицинское «досье», исписанное малоразборчивой докторской скорописью.
– Кстати, хотел бы спросить – у вас амбулаторная карточка, случайно, не Карлсона? Он же – самый больной в мире человек. Вон, я гляжу, сколько записей сделано!..
С ходу поняв суть его прикола, Вероника усмехнулась.
– Вы не поверите, но этого пациента именно так у нас и прозвали – Карлсон. И именно за то, что он хронически «самый больной в мире человек». Это советник посла, Миронец Геннадий Юрьевич, товарищ и в самом деле довольно-таки крупный, к тому же очень любит лечиться. Он здесь у нас гость частый. То – давление проверь, то – температуру измерь, то – легкие послушай…
– Тогда вам тут надо держать большие запасы лучшего лекарства для Карлсонов – конфет, варенья, меда… – хмыкнул Станислав, дивясь чрезмерной заботе посольского работника о своем здоровье.
Сам он уже и не помнил, когда в последний раз был на приеме у «эскулапов».
– Этому Карлсону сладостей нельзя, – с оттенком сочувствия отметила его собеседница. – Поджелудочная у Геннадия Юрьевича ослабленная, есть риск развития инсулинозависимого диабета. Кстати, вы его видели – это он в столовой спрашивал про Москву. Ну а вы ко мне по поводу смерти Максима Горбылина, врио военного атташе?..
– Да… Именно из-за него нас и пригнали в Мехико, на другой конец света. Господи, как же тяжело привыкать к суткам наоборот! Месяца три назад мы с Львом Ивановичем летали на Дальний Восток. Тоже, скажу вам, край не ближний, и тоже пришлось привыкать к смене часовых поясов… Но здесь – вообще, полный атас! Это и понятно – другое полушарие. Вот, сейчас у нас дома вечер, тут – утро. Еще немного, и буду засыпать на ходу.
Он передернул плечами и помотал головой.
– Ну, что уж так спешить домой? – проговорила Вероника. – Погостите, посмотрите Мексику – когда еще тут доведется побывать?
Стас пообещал обязательно воспользоваться ее советом. Перейдя непосредственно к делу, он попросил рассказать о состоянии здоровья Горбылина – с чем обращался, от чего лечился, какие болезни перенес, проводила ли доктор Рябинина посмертный осмотр его тела.
Достав из шкафа медицинскую карточку врио атташе, Вероника сообщила, что за время работы в посольстве Горбылин обращался к ней раз восемь. Первый его визит в медчасть был чисто дежурным – как вновь прибывший он должен был пройти обследование и сообщить о себе всю необходимую информацию. Как явствовало из записи в карточке, Горбылин Максим Викторович, семьдесят восьмого года рождения, подполковник Российской армии, уроженец Пензы, дважды женатый и дважды разведенный, в общем и целом на день оформления карточки на состояние здоровья не жаловался.
О своих былых болезнях и травмах сообщил, что в детстве перенес токсический энтерит в спортивно-оздоровительном лагере по причине того, что неумеха повар вместо каши с мясом сварил сущую отраву. Во время прохождения службы в качестве командира взвода мотострелков в две тысячи третьем он лечился в госпитале по поводу сотрясения мозга, полученного во время войсковых учений. По словам Горбылина, это произошло в момент десантирования из БМП. Когда он первым покидал отсек боевого расчета, рядом рванул учебный фугас, и его взрывной волной отбросило назад, ударив головой об одну из створок бронедвери машины.
При клиническом обследовании в медчасти было обнаружено, что у Горбылина М.В. предположительно может иметь место дисфункция печени и начальная стадия артрита левого коленного сустава. Кроме того, на основании косвенных признаков предполагалось наличие бессимптомного простатита.
Второй визит врио атташе произошел через пару дней, как считала Вероника, по надуманному предлогу, имевшему единственную цель – установить с ней более близкие отношения. Но, что особо подчеркнула докторша, какого-либо запредельного впечатления он на нее не произвел.
– Смазливенькие барышни в штанах – не в моем вкусе… – отметила она. – Почти полная копия моего бывшего.
– А Горбылин был «барышней в штанах»? – с интересом уточнил Станислав.
Поморщившись, Вероника в знак согласия кивнула.
– Знаете, меня сразу же очень впечатлили два его развода. Если мужчина не смог ужиться с двумя женами, то он или вообще не разбирается в людях, или сам являет собой такое «счастье», от которого все бегут, как от чумы. Ну, он, скорее всего, был вторым вариантом. Это можно было понять из того, как он сам себя нахваливал и превозносил, – констатировала она.
Как пациент Горбылин дважды обращался в медчасть с симптомами «высотной болезни» – сильным головокружением и расстройством пищеварения. Будучи латентным ипохондриком, склонным в любом пустяке видеть нечто смертельное и неизлечимое, врио атташе еще раза два приходил с заурядной мигренью, считая ее патологически возросшим внутричерепным давлением. Он подозревал, что из-за этого может развиться что-то наподобие инсульта.
– Пришел ко мне, стонет и охает. Вижу – никакие слова его не убеждают, – задумчиво рассказывала Вероника. – Ну и ладно! Даю обычные назначения от мигрени, ввожу ему физраствор, при этом как бы про себя рассуждая о том, что приходится тратить на ерунду высокоэффективные лекарства. Минуты не прошло, он уже объявляет, что у него все уже хорошо, что уже отпустило… Что было еще? Небольшой конъюнктивит по причине излишнего пребывания на солнце, небольшая невралгия тройничного нерва. Ну, это – мелочи, которые привести к смерти никак не могли.
Как явствовало из дальнейшего повествования Вероники, о смерти Горбылина она узнала вечером, когда уже была у себя дома и смотрела по телевизору местную развлекательную передачу. Ей позвонили и сказали, что атташе Горбылин найден у себя в квартире без признаков жизни. Она быстро собралась и со своего четвертого этажа спустилась на третий, где и проживал врио атташе. Когда она вошла, Горбылин лежал у входной двери лицом вниз. Проверив пульс, Вероника констатировала наступление смерти и начало трупного окоченения в области жевательных мышц. Каких-либо признаков насильственной смерти заметно не было.
По поручению главы посольства комендант вызвал местную полицию и машину из морга. Прибывшие полицейские и судмедэксперты также констатировали, что смерть Горбылина, скорее всего, имеет ненасильственный характер. По просьбе главы посольства местные правоохранители пообещали провести вскрытие и провести токсикологический анализ. Но, судя по результатам осмотра квартиры, в ней не было даже намека на наличие ядов или наркотиков.
– …Вот, теперь ждем результатов токсикологической экспертизы, – сказала Рябинина в заключение своего рассказа.
– Как я понял из того, что уже удалось услышать, этот гражданин был охоч до женского общества, – выслушав ее, констатировал Крячко. – А в гости к нему дамы часто заходили? У него в квартире бывали какие-то гулянки, пирушки?
– Мне кажется, здесь, на территории посольства, он не донжуанил – наша женская половина к его чарам оказалась равнодушной. Я слышала, что у него была постоянная любовница – продавщица из магазина, по-моему «Эль Кондор». Но это на уровне слухов. Не исключаю, что бегал он и в местные бордели.
– А они здесь есть? – скептически спросил Стас. – В Мексике, насколько я знаю, подобное запрещено.
Вероника покачала головой.
– Формально – запрещено, а фактически – сколько угодно. Это почти как и у нас. Вроде бы ловят, вроде бы штрафуют, кого-то даже сажают, а платные интим-услуги повсеместно. Ну а здесь и вовсе глаза закрывают на деятельность притонов. Вон, взять Тихуан – город на границе с Техасом. Там, вообще, говорят, интим-заведений – тьма. А суть в чем? Туда косяками едут американцы и оставляют там свои баксы. Экономически государству это выгодно, поэтому на моральные издержки мексиканские власти внимания не обращают. Кстати, по каким-то делам Горбылин в Тихуан ездил, и не однажды. Вроде бы в составе инспекции пограничных частей и военной полиции.
– Так! – Станислав потер лоб ладонью и, как бы про себя, предположил: – Получается, если он там бывал, то вполне мог оказаться у тех же американцев «на крючке» и его могли принудить работать на США. Логично? Логично. Потом он им оказался не нужен, и его угостили ядом пролонгированного действия, не оставляющим следов в организме. Зачем им оставлять в живых того, кто слишком много знал? Верно?
– М-м-м… Не знаю! – Рябинина пожала плечами. – Это не моя сфера деятельности, мне об этом трудно судить.
– Похоже, сфера и не совсем наша, – отметил Крячко. – Тут, я вижу, скорее, нужен не угрозыск, а ФСБ.
На его вопрос о родных и близких врио атташе Рябинина пояснила, что знает о них тоже на уровне слухов. Отец Горбылина хоть и не олигарх, но человек не бедный. Он в нескольких регионах на протяжении немалого числа лет возглавлял дорожно-строительные ведомства. Трудно сказать, насколько хороши были построенные им дороги, но несколько лет назад Горбылин-старший ушел в отставку и купил себе в Подмосковье большой завод строительных материалов.
Есть ли дети от Горбылина у его бывших жен, в посольстве никто не знал, но месяца полтора назад одна из них подала на него какой-то иск, и он уже несколько раз по телефону советовался со своим адвокатом в Москве. Кроме того, врио атташе без конца хлопотал о кандидатской степени. Как поговаривали в посольстве, он нашел себе безденежного спеца, который за не самые большие деньги «кропал» ему диссертацию по военным наукам.
Когда разговор был закончен, Стас откланялся.
Глава 4
Крячко вышел из медчасти на улицу и взглянул на часы. Дело двигалось к обеду, и он решительно направился в столовую. Стас уже поднимался по ступенькам на крыльцо, как сзади послышался голос Гурова:
– А про меня не забыл?
Оглянувшись, Крячко с наигранной досадой всплеснул руками.
– Ах ты ж, боже ж ты мой! Забыл! Как есть – забыл! Ай-яй-яй! А ты тоже обедать?
Лев пожал плечами.
– Ну, если здесь солярий, то позагораем, если каток – шайбу погоняем. А вот если столовая – то, может, и поедим. Тебе сейчас что ближе? Кстати! Как успехи-то? С кем успел побеседовать?
– Скажи ты первый! – Крячко ткнул в его сторону указательный палец.
– Скажу! – невозмутимо ответил Гуров. – Я встретился с чрезвычайным и полномочным послом, со вспомогательным сотрудником атташата, с третьим секретарем. Есть приметы одного типа англо-саксонской наружности, с которым Горбылин встречался вне территории посольства, к вечеру будет готов портрет мексиканца, который также был замечен в компании с Горбылиным.
Услышанное Стаса огорошило – надо же, какие темпы и результативность! Откашлявшись, Стас с помпезностью и довольно пространно объявил:
– А я работал в сфере медицины, выясняя обстоятельства, приведшие к смерти гражданина Горбылина. По мнению руководителя здешней медчасти, не исключена смерть от причин насильственного характера…
– А… начальник медчасти, – вкрадчиво и как бы даже соболезнующе продолжил мысль приятеля Лев, – надо полагать, та самая хорошенькая гражданочка, с которой во время завтрака ты обменивался пылкими взглядами… Я прав?
Это было чем-то уже наподобие удара «под дых». Испепеляющее взглянув на приятеля, Крячко решительно распахнул дверь и вошел в столовую. Их трапеза прошла в полном молчании. Когда опера вышли из обеденного зала, то, можно сказать, столкнулись с Вероникой, которая тоже пришла на обед. Доктор Рябинина и Стас обменялись взглядами, что для Гурова никак не осталось незамеченным. Когда Вероника скрылась в столовой, Лев негромко спросил:
– У вас с ней сегодня рандеву или вы оба сторонники практики «трех свиданий», когда постель допустима только после третьей встречи?
Издав приглушенное, маловразумительное бурчание, Станислав демонстративно проигнорировал этот вопрос. Гуров, рассмеявшись, примирительно хлопнул друга по плечу и уже вполне серьезно предложил:
– Ну, хватит дуться! Давай обсудим, что у нас есть на этот момент, и прикинем, куда и как двигаться дальше.
– Давай, давай! – все еще пребывая во власти эмоций, хмуро обронил Стас. – Только без пошлых намеков!
– Абсолютно! – Лев прижал руку к груди. – Клянусь всем Западным полушарием, да и Восточным – тоже! Пошли вон к той лавочке, присядем, потолкуем…
Они сели на нагретую полуденным солнцем фасонистую деревянную скамейку со спинкой. Глядя на жиденькие тучки, медленно ползущие по небосклону, Гуров откинулся назад и, сплетя руки на груди, задумчиво отметил:
– Как бы не к дождю… Сезон дождей тут вроде бы закончился, но небо какое-то подозрительное. И спать-то как хочется! Ходишь, как чумной!
– А то! – не сдержав зевка, Крячко передернул плечами. – Короче, Вероника рассказала, что любовница Горбылина работает в магазине «Эль Кондор». Думаю сходить, пообщаться. Вот только без переводчика не обойтись. Кого бы взять с собой?
– Есть тут один знаток Мехико, который числился как бы в друзьях усопшего Горбылина. Он, я так понял, испанским владеет как родным. Это третий секретарь Буряк. Парень неплохой, но закомплексованный и затюканный донельзя, – отметил Лев.
– А почему он был «как бы в друзьях»? – уточнил Стас, тоже положив ногу на ногу и обхватив коленку сцепленными руками.
– Ну, потому, что господин Горбылин мнил себя чем-то заоблачным, а все прочие были обязаны ублажать его бесценное эго… – с ноткой сарказма пояснил Гуров. – Формально они считались хорошими друзьями, но на деле речь о дружбе не идет. Это было наподобие того, как какая-нибудь хабалка находит себе «в подружки» бедолагу, которой не повезло с внешностью, чтобы на ее фоне хотя бы себе самой казаться королевой красоты…
– Вон оно чего… – Крячко понимающе кивнул. – У парня те же проблемы?
– В чем-то – да… Он дико комплексует из-за роста. Кстати, вон он идет! – Лев указал глазами в сторону третьего секретаря, который вышел из служебного корпуса и направился в сторону жилого, как видно, собираясь пообедать. – Константин! На минуточку можно тебя? – окликнул он Буряка.
Тот, взглянув в их сторону, кивнул и с улыбкой зашагал к операм.
– Здесь работает его бывшая однокашница, от которой он без ума. Она к нему, похоже, тоже неравнодушна. Но он страшно боится женщин, хотя и каратист! – скороговоркой пояснил Гуров и жестом пригласил подошедшего к ним Константина присесть на скамейку.
Тот сел. Крячко подал ему руку и представился:
– Станислав Крячко.
– Константин Буряк! – ответил тот на рукопожатие.
– Слушай, Костя, а с кем бы можно было поговорить, чтобы тебя прикомандировали к нам для работы в городе? – Лев вопросительно посмотрел на Буряка. – Мехико мы не знаем, по-испански, по сути, ни бум-бум… Нам нужен толковый, дельный помощник. Как смотришь на это?
Не ожидавший такого предложения Константин был польщен тем, что московские светила уголовного розыска хотят привлечь его к своей работе.