В каземате, освещенном факелами, Клеопатра в окружении союзников стояла перед осужденными на смерть пленниками, закованными в цепи.
– Ирада, – приказала служанке, – поставь перед ними корзину с фруктами.
– Угощайтесь, сегодня я добра, – обратилась она к изможденным заключенным.
Один из них, со страшным шрамом на лице, жёг царицу огнём единственного глаза.
Он скинул крышку корзины. Аромат инжира смутил рассудок лишенных воды и пищи пленников. Еще две жадные руки опустились в корзину, извлекая крупные смоквы. Но тут же вскрики ужасы и грязные проклятья взвились к своду потолка.
Два смертника корчились на каменном полу, опрокинув корзину и давя своими телами благоухающий инжир. Красно-жёлтые и траурно-чёрные браслеты гибких тел аспидов сверкнули тонкими полосками в свете факелов, и змеи, уползая, быстро растворились во мраке каземата.
– Подать вина! – воскликнул изумленный Антоний.
Золотые чаши, наполненные красным вином, отражая пламя факелов, залили цветом крови освещенное пространство каземата.
Гости пили, философски наблюдая аккорды танца смерти корчившихся тел.
Вечерний пир в парадном зале тянулся до утра. Во главе стола в красном хитоне с расстёгнутой пряжкой на правом плече, обнажая могучие мышцы, восседал Антоний, а рядом в изумрудном длинном платье – пеплосе, приталенном золотым поясом, с обнаженным упругим боком смуглого великолепного тела – божественная Клеопатра. Густые волнистые волосы изысканной прической, вплетенной золотой лентой и жемчужными нитями, окольцованной тонкой золотой диадемой, обвитой аспидом, красовались на порочной, мудрой голове безумно обольстительной царицы.
Геркулес на поле боя, Марк Антоний, внешне напоминающий мифического бога, на пиру преображался в Диониса.
Неутомимый виночерпий бесконечно наполнял вином чаши пирующих гостей.
Пьяные ветераны Энобарб и Эрос в честь своего господина устроили импровизированный бой, поражая гостей искусством владения мечом.
И ранние часы безумного рассвета дарили блаженство обнаженным телам Антония и Клеопатры в объятьях изысканных любовных игр.
И новый день, и новые встречи с дружески настроенной смертью.
В кромешной тьме могильного склепа царица вместе со своими союзниками по игре взывала к смерти, предлагая дружбу. И изумленные сподвижники чувствовали движение тьмы и незримые ладони званой подруги, обжигающие леденящей лаской лица.
И снова пир, и Дионис восседал во главе стола.
Но год ожидания пролетел незаметно.
Первого августа в гавани Александрии появился флот Цезаря Октавиана.
Стальная лавина римских легионеров, сметая всё на своем пути, стремительно приближалась к воротам Александрии.
Марк Антоний расстался с Дионисом и просил покровительства Геркулеса.
Облаченный в латы полководец предстал перед своим малочисленным легионом ветеранов, встреченный громогласным возгласом восторга. Открылись ворота, и разящий меч Антония поверг в шок легионеров Октавиана.
Неутомимый воин во главе конного отряда рассеял ряды противника, оставив груды изрубленных тел.
Но слишком неравные силы и предательство пехоты, перешедшей на сторону Октавиана, вынудили Марка Антония вновь запереться в столице.
* * *
Октавиан праздновал победу, готовился торжественно войти в Александрию и пленить отступников, поправших римскую добродетель, завладеть несметными богатствами и устроить грандиозный триумф своего вхождения в Рим, сопровождаемый караваном пленных, ведя в золотых цепях полубогов Марка Антония и царицу Клеопатру.
* * *
Клеопатра на открытой веранде с колоннами всматривалась в звездное небо.
Мольба, посылаемая Богам, была услышана. Голос стражника доложил:
– Царица, к тебе купец с Кипра с двумя рабами.
– Впусти его.
Она признала долгожданного гостя.
– Александр, ты долго добирался, но волею Богов ты здесь. Показывай товар!
Купец обернулся к рабам в париках, укутанных платками клафт, приказал открыть лица.
Крепкого телосложения мужчина и хрупкая женщина представились глазам царицы.
– Антоний и Клеопатра! – изумленно воскликнула она и приказала: – Готовь корабль к походу.
– Он в тайной гавани и ждёт тебя, царица!
– Иди, мой друг, и жди сигнала.
* * *
Марк Антоний с поникшей головой, мощным обликом своим похожий на Геракла, голосом отеческим и грустным прощался с остатками своей элиты полководцев.
– Вы – дети славного Рима, ему служить обязаны. Я оступился, и это боль моя. Я – раб и повелитель своей богини, царицы Клеопатры. Подлостью, трусостью и предательством не запятнан, лишь признаю, что смертельно ранен я стрелой Амура. Идите к Цезарю Октавиану, служите славному Риму! Вы – герои! Много славных дел за вами. И не должны в устах бесславной толпы сената звучать позором ваши имена.
Приглушённый ропот печальных голосов был ему ответом.
– А теперь оставьте меня! Я хочу отдать последний свой долг Риму.
– Эрос, – обратился Антоний к своему оруженосцу, – ты в этом должен мне помочь.
Колесница Зевса Громовержца прокатилась бронзой колес по кремниевым облакам, высекая молнии, чёрная весть упала на землю:
– Марк Антоний покончил собой, бросившись на собственный меч!
* * *
Приверженец Цезаря Октавиана, консул Карнелий Долабелла, более известный своим распутством, влюблённый в Клеопатру, тайно известил её о намерении правителя в скором времени отправить царственную пленницу в Рим для участия в своём триумфе.
Клеопатра вручила консулу письмо с просьбой передать Октавиану.
Затем покинула дворец и заперлась с двумя служанками в царской усыпальнице.
Клеопатра лежала на золотом ложе, полупрозрачный калазирис – платье из тонкой ткани, вышитое растительным орнаментом и покрытое сеткой драгоценных камней – розовым цветом окрашивало проступающие контуры изящного тела.
Пурпурная царская мантия – парфира – прикрывала плечи. Над короной, венчающей голову царицы, выступал священный знак фараонов – урей – золотая кобра с раздутым воротником, готовая к броску. Две верные служанки, Хармиана и Ирада, поправляли изысканный наряд божественной царицы.
У свода гробницы, по другую сторону, в тайной комнате, отодвинув в сторону каменный брусок, двое наблюдали за всем происходящим в усыпальнице.
– Она прекрасна! – лёгкий женский шёпот волной восторга коснулся слуха собеседника.
– Да, Клеопатра, это копия твоя, но я влюблён в оригинал.
– Спасибо, мой Антоний! Но нам пора. Александр готовит гребцов и поднимает паруса.
– Прощай навеки, тщеславный Рим, изгнавший меня из Александрии, тебя я оставляю в своем сердце! Пускай судьёй история мне будет.
* * *
Лежащая на смертном ложе богиня вздрогнула.
Под сводом гробницы заиграла флейта.
Призрак Птолемея Авлета полупрозрачным облаком стоял в выси над ложем.
Отец Клеопатры извлекал из флейты звук скорби и боли оголённого нерва сгорающей звезды, потерявшей свою орбиту, перебором золотым коснулся урея, кобра стройным телом закачалась словно метроном, отсчитывая секунды, и слепящим сиянием ночи изумрудных глаз заполнила пространство всей гробницы. И струйки яда брызнули из пасти аспида.
* * *
Октавиан прочитал письмо, переданное ему Долабеллой от Клеопатры.
Она обращалась в письме с одной просьбой, похоронить её в одной могиле с Марком Антонием.
Октавиан вскочил на ноги и вскоре со свитой приближённых стоял у смертного ложа царицы.
Досада и восхищение величием духа последнего фараона отразились на его лице.
– Марка Антония и Клеопатру поместите в один ковчег погребальный, и пусть встречает Бог Анубис их тела, лишь он судья великим, – скорбно произнёс Цезарь, обращаясь к Долабелле.
Внезапно все находящиеся в гробнице умолкли, привлечённые шумом улицы:
– Что происходит? – воскликнул Цезарь, – что там случилось?
Октавиан вместе со свитой спешно покинул гробницу и вышел наружу.
Вечереющее небо, подёрнутое дыханием пустынных тропиков Средиземноморья, трепетной плотью плоских облаков зависло над Александрией.
Розовые барханы солнечных лучей рассеянным светом вырывались сквозь облака на горизонте. Изумлённые александрийцы, глазами, наполненными суеверным страхом и восторгом, наблюдали за божественным карнавалом, идущим по облакам.
Корабль с пурпурными парусами плыл у горизонта. На корме стоял Геракл, обнимая Афродиту.
Александрийский маяк на острове Форос горящим глазом Циклопа висел звездой над мачтой. Маяк стометровой плотью белой флейты разносил тревожные и торжественные, завораживающие, ласкающие и рвущие сердце звуки.
– Авлет, Птолемей Авлет встречает дочь свою, – произнёс завороженно кто-то из свиты Цезаря.
По краю облаков шли ослы, нагруженные пряностями, слоны, обутые в золото и хоботом своим дымящие благовония и златорогие быки, а вслед за ними шёл Дионис с золотым кубком, из которого изливалось вино, окрашивая облака в кровавый цвет печали.
* * *
Уютная загородная вилла на острове Кипр утопала в вечерней неге мягкого, ласкового тепла Средиземноморья.
Хозяин виллы, мужчина средних лет, атлетического телосложения, сидел за столиком в беседке, увитой виноградною лозой, погруженный в чтение заинтересовавшей его статьи в газете.
Дымящая чашка кофе арабика остывала, забытая человеком, поглощающим жадными глотками строчки текста:
«По словам доктора Хаваса, примерно в 45 километрах от Александрии под развалинами храма Осириса его группа обнаружила 120-метровый тоннель, заполненный песком. Очистив его, ученые нашли посмертную маску Антония, статую Клеопатры и 20 монет, отчеканенных в Египте во времена её правления с её же профилем.
– Маска Антония и бюст Клеопатры – это совсем не типичные предметы для древнеегипетских храмов, – заявил Захи Хавас. – Если Клеопатра всё же была божественной царицей и имела основания, чтобы её почитали в храмах, то Антоний для египтян был никем. Поэтому логично предположить, что и маска, и скульптура были принесены сюда во время похоронной церемонии влюбленных согласно последней воле самой Клеопатры. Точное местонахождение самой могилы пока не установлено. Но Хавас уверен, что в стенах обнаруженного подземного коридора наверняка имеется замаскированный склеп с телами Антония и Клеопатры. Устраивать такие потайные могилы, дабы до них не добрались грабители, было как раз в традициях древних египтян. Сейчас в этой стране начался период, когда из-за жары все раскопки прекращаются. Но Захи Хавас обещает вернуться к дворцу Осириса осенью вместе со специальным радаром, предназначенным для поиска полостей в земле».
Мужчина задумчиво отложил газету и погладил сидящего рядом породистого пса Кане-Корсо, уходящего родословной в Древний Рим, где их использовали для натравливания на гладиаторов. Пёс благодарно лизнул ладонь хозяина.
В это время в беседку грациозной походкой, мягко ступая, вошла пятнистая египетская кошка. Избалованная вседозволенностью, она подошла к мирно сидящему псу и играючи когтистой лапой провела по носу собаки.
Пёс от неожиданности вскочил и бросился на обидчицу. Кошка отпрыгнула в сторону, выгнула красивую леопардовую спинку и грозно зашипела.
Хозяин поспешил уладить назревающий конфликт и прикрикнул сначала на кошку:
– Клеопатра, не задирайся!
Затем собаке:
– Октавиан, к ноге!
В это время в чехле у пояса призывно зазвонил сотовый телефон. Мужчина поднёс его к уху и услышал незнакомый голос:
– Николай Георгиади, это вы?
– Нет, вы ошиблись.
– Простите, пожалуйста, а кто вы?
– Марк Антониади.
II. У богов есть свои тайны
«Quaerite el invenietis»
Древние руины храма Аполлона на склоне горы Парнас – как проигранная партия с вечностью. Черно-серая сетка шахматной доски оголённого фундамента и разновеликие ладьи разрушенных колонн.
Златокудрый бог Солнце вернулся на небеса. Мифический Оракул не смог предвидеть участи своего земного пристанища в Дельфах.
Амфиктиония, союз местных племён греков, не уберёг свою святыню. Она пала под натиском последнего императора единой Римской империи Феодосия, мечом прорубившего дорогу новой вере, переданной римлянам апостолом Петром.
Доктор Захи, вбирая печаль в сердце, гладил древние колонны, затем поклонился низко великим останкам.
– Вы, я вижу, человек серьёзный. Археолог? – услышал он голос за спиной.
Обернулся. Крепкий старик в потёртом замшевом костюме колючими глазами словно сканировал мысли ученого.
– Да, а что?
– Хочу предложить вам занятную вещицу. Уверен, она вас заинтересует.
– Сувениры?
– Нет, что вы, артефакт, – произнёс таинственно мужчина.
Он оглянулся, убедившись в отсутствии свидетелей, достал из внутреннего кармана пиджака сморщенный свиток пергамента и протянул Захи.
Секундный тремор пальцев избытком чувств сотрясал развёрнутый манускрипт. Природная интуиция и на этот раз предугадала результат:
– Жрец Храма Аполлона, – выдохнул восторженно доктор, узнав почерк Плутарха.
Текст рукописи не имел начала и так же внезапно обрывался.
– Откуда это у вас?
– А вам не всё равно? Тысяча баксов, и она – ваша.
«Да этой вещи цены нет» – подумал в ответ Захи, лихорадочно вынул портмоне и отсчитал требуемую сумму.
Старик исчез в мгновение, пока учёный приходил в себя с бесценным сокровищем в руках.
В отеле Захи пугливо-неосознанно зашторил окно. Уселся за стол и включил настольную лампу.
Осторожно развернул драгоценный обрывок пергамента и напряженно погрузился мыслями в текст:
«… да, дед мой был легионером Марка Антония. Стоял у смертного одра Антония, потом и царицы Клеопатры. Плечом к плечу с ними разил врагов империи мечом.
Был близок с ним в бою и на пиру, великий полководец солдатом не гнушался.
Я спросил египтянина:
– И что его поразило?
– Дед утверждал, что смерть изменила их тела. У Марка Антония под левой ключицей виднелось большое родимое пятно, которого раньше не было. А царица Клеопатра стала более белокожей, чем при жизни.
Я возразил александрийцу, что, бывает, смерть обеляет кожу, а родимым пятном могла быть запёкшаяся кровь мечом пронзённого сердца.
– Нет, нет, дед имел дар богов, он во тьме мог отличить своего от чужого. Он уверял, что покойники были чужие.
Да, и ещё одна деталь показалась ему странной. Он стоял на страже во дворце, когда купец с Кипра привёл царице двух рабов, укутанных платками так, что лиц было невозможно разглядеть. Это были атлет-мужчина и стройная женщина.
Через время купец покинул дворец один. А в день смерти Клеопатры знакомый рыбак утверждал, что видел в море его корабль, покинувший Александрийский порт. Он клялся, что видел на корме этих двух рабов, укутанных платками. Скажи, ты видел в жизни купцов, возящих товар на продажу за сотни миль и с тем же товаром возвращающихся?
Противоречивые чувства вызвал у меня рассказ египтянина.
Сознание напомнило, что Птолемеи были правителями Кипра почти три столетия, включая Клеопатру.
Много позже Златокудрый Оракул на мой вопрос ответил:
– У богов есть свои тайны…»
На этой фразе рукопись обрывалась.
Доктор Захи, напрягал зрение, требуя продолжения. Фантом лоскута оборванного пергамента на миг проявился на столе.
Учёный пытался разобрать текст. Незримая тяжёлая рука за волосы приподняла его голову, отрывая взгляд от фантома, и он увидел напротив, с другой стороны стола древнего великого квирита Местрия Плутарха. Захи показалось, что тот произнёс на латыни:
– Ищите и обрящете.