Ироим велел разбить походный лагерь, выставить охранные посты. Военачальникам приказал явиться в свой шатёр для обсуждения плана взятия Зероимии.
* * *
Верховный жрец последним покинул императорский шатёр.
Ироим опустился на походное ложе в пурпурном легком платье, едва скрывающем могучий торс, подпоясанный ремнём из золотых пластин с кривым ножом на боку. Снаружи слышался рык львов и вой ночных хищников, пришедших на поле брани, как на пиршество.
Масляный светильник тусклым светом отражался от сверкающего великолепия походной мебели палатки. Сон мягкой ладонью прикрыл глаза полководца.
Чуткий слух настороженного тела внезапно уловил движение постороннего существа в помещении.
Стараясь быть недвижимым, чтобы не спугнуть не прошеного визитёра, Ироим поднял веки и обомлел, увидев ярко желтые янтарные глаза химеры в образе склонившейся над ним роковой обнажённой красавицы. Непреодолимый соблазн обладания потянул руки императора к телу богини. Но врождённая интуиция полубога заставила его выхватить нож и полоснуть по горлу красавицы. Плач ребёнка трепетной болью всколыхнул полог шатра.
Ироим вскочил на ноги. У ног его лежало бездыханное тело химеры с головой льва, изящным телом козы и хвостом-змеёй. Быстро облачившись в латы, с мечом в руке и факелом в другой, откинув плечом полог, он выскочил наружу.
Такой тревожный тишины он не испытывал даже в изолированной многотонными блоками гробнице своего отца.
Быстрый взор успел охватить все видимое пространство. Два стражника императора спали стоя, опершись на копья и уткнувшись шлемом обронённой головы в его древко.
Легионеры вповалку лежали у костров, сморенные сном. Белые львы, пождав хвосты, сбились в кучу и дрожали трусливой рябью могучих тел.
Завораживающая тоскливая мелодия тишины, слышимая сознанием, усыпляла, делала тела безвольными. Сотни химер бродили вдоль костров, вонзая львиные клыки в горла спящих воинов.
Ироим плашмя мечом ударил по шлемам стражников, приводя в чувство, и велел трубить тревогу. Бронзовые трубы выплюнули тревожный рёв. Ошарашенные химеры, подняли окровавленные пасти и оборотились в беззащитных обнаженных красавиц.
Легионеры, поднятые тревогой, с обнаженными мечами и яростным взором искали врагов, а рядом видели небесные создания.
– Рубите нечисть! – как мог громко закричал император и сам сразил ближайшего обольстительного оборотня, замертво рухнувшего чудовищем.
Весть: «Оборотни!!!» облетела лагерь.
Десятки изрубленных химер окрасили кровью землю. Остальные, жутким воем оглушая округу, растворились во мгле.
* * *
Утром следующего дня Ироим отдал приказ о строительстве макетов крепостных стен столицы под руководством своих зодчих, отправившихся в поход в свите.
И вскоре легионеры, обученные на макетах, забросали ров перед крепостными стенами фашинами – связками прутьев, и сходу, по приставным лестницам, преодолев стены крепости, ворвались в город. Под напором стальной мощи смертоносных мечей легионеров, осаждённые двуликие сдались на милость победителя у подножия дворца Изольды, возвышающегося над городом и уходящего аркадами по дороге в горы к отвесной стене скалы, где бесследно исчезло войско с императором Зероимом X.
По приказу Пройма сорок военачальников развернули свои лица в мощных руках Карачубука, лишившись жизни, и толпа покорных двуликих граждан присягнула на верность новому императору.
Распахнулись резные, инкрустированные золотом двустворчатые двери тронного зала дворца, навстречу победителю подобострастно улыбаясь, вышел вельможа, укутанный перламутровой тогой, и с поклоном преподнёс на золотом подносе ключ от столицы Двуликих.
– Странное существо, у него лицо, не свойственное фронтальной маске угрюмых, жестоких лиц населения страны, – обернулся Пройм к Верховному Жрецу.
– Это брат царицы Изольды – Лемух. В династии царей двуликих нет различия в эмоциях двух масок. Он не лицемерен, это врожденное лицо подобострастия. Лемух с глубоким почтением относился к твоему отцу.
– А где царица? – принимая ключ, спросил Пройм.
– Она заперлась в храме Золотого Венценосца.
– Веди меня в храм!
* * *
Мощною рукой император рванул на себя ручку в форме головы льва с кольцом в пасти. Филенчатая створа золотой двери, ломая стальной засов, распахнулась настежь.
В полумраке храма, освещенном тусклым светом алабастронов, он увидел на мозаичном каменном полу распластанное тело хрупкой женщины в белых вышитых покровах тончайшей дорогой материи.
Пройм поднял голову, чтоб взглянуть на Золотого Венценосца – бога двуликих, принимающего мольбы царицы, и невольно вздрогнул. На постаменте из красного порфира стояла золотая химера с венцом, горящим алым пламенем драгоценного металла, и смотрела на императора большими ярко желтыми янтарными, сверкающими ненавистью глазами.
– Поднимите царицу! – приказал он страже.
Изольду подвели к императору. Странное, незнакомое чувство молнией опалило сердце Ироима.
– Божественная…, – невольно прошептал он.
Водопад упругих золотых волос волнами струился по плечам и груди царицы.
Никогда не виданный сиреневый цвет искрящихся глаз проник любовью в его душу. Император был покорён красотой и дикой хищной грацией обманчиво-хрупкого тела поклонницы Химеры.
«Я хочу обладать этой женщиной», – мелькнула мысль в одурманенном разуме, – «Я хочу, чтобы она меня любила!»
* * *
Долгие беседы с царицей напрочь лишили разума императора. Она была умна, мудра и голос, вкрадчивый и ласковый, подавлял волю собеседника.
Раскалённая лава желания обладать женщиной, выжигала его душу. Но он хотел любви взаимной. В безумии своём он предложил царице стать его супругой.
Она же отвечала, склонив немыслимо красивую голову и опустив забрала густых и чёрных век, прикрывая блеск глаз драгоценного александрита:
– Я супруга Золотого Венценосца и ему лишь я раба.
– Химера с мордой льва тебе милей, чем сын покорителя Вселенной?
Колдовская любовь смертельной отравой вброшенная в душу императора химерой, делала его безумцем.
Верховный жрец, наставник мудрый и учитель, дела империи считал священными. Его коробило малодушие императора, павшего под чарами рабыни из провинции.
Он знал, что ослепленный разум Ироима не помнит его рассказа о неизменности масок царей двуликих и посоветовал:
– Ты прикажи Карачубуку развернуть ее лицо к себе, оно будет ласковым и покорным.
Искра надежды отразилась в глазах императора.
– Вели Карачубуку исполнить мою волю!
Голова царицы развернулась новым лицом в руках палача, но сиянием холодных глаз, не изменила восприятия окружения.
Ироим склонился над недвижимо лежащей богиней и взглянул в застывший взор, надеясь там увидеть своё отражение. Но увидел лишь образ Золотого Венценосца, и холод смерти опалил лицо императора. Он зарыдал, и слёзы остудили разум.
– Что происходит? – воскликнул он изумлённо, увидев мертвую царицу.
– Ты был болен, император, – сухо произнёс Верховный Жрец, – но недуг тебя покинул.
Весть о смерти Изольды собрала перед её телом толпу приближённых и рабов.
Маленький мальчик, золотобровый, с ясными глазами и цветастым платком, скрывающим волосы, сжимая маленькие кулачки, рыдая, бросился на Ироима, но был перехвачен чёрным гигантом в кожаном фартуке, ниспадающим с пояса и прикрывающим колени.
– Кто этот мальчишка?
– Сын Изольды.
Император улыбнулся:
– Ты очень дерзок, из тебя получится отличный воин, я заберу тебя с собой.
– Я отомщу тебе, Ироим! – воскликнул горестно мальчик.
Император расхохотался, развернулся и вместе со свитой покинул дворец.
Жрецы храма внесли в зал хрустальную раку. Сняли с тела покойницы одежду и уложили в прозрачный саркофаг. Капли мёда выступили на лбу царицы, и вскоре ароматная вязкая влага, каплями стекающая с божественного тела заполнила ковчег, накрыв медовой прозрачной тканью Изольду. Жрецы закрыли саркофаг крышкой, отнесли в храм и поставили на мраморное ложе перед изваянием Золотого Венценосца.
* * *
Сон императора прервался стоном, он проснулся от звука плачущей души. Образ Изольды стоял над его ложем, прекрасный, всепроникающий.
Мгновение она стояла молча, сверкая презрением драгоценных глаз, затем развернулась и прошла сквозь стену. Император вскочил на ноги. Мирно спящий у его постели белый лев, тревожно поднял голову.
Император хлопнул его по могучему телу, призывая подняться, и сидя на его спине, гигантскими прыжками оседланного животного, понёсся к храму Золотого Венценосца.
Храм был пуст. Ни химеры, ни саркофага с царицей.
Рядом с ним неслышной тенью возник Верховный Жрец.
– Что происходит? – воскликнул император. – Где все эти???
– Они в пути к границе тонкого мира.
– Что за бред я слышу из твоих уст?
– Иди за мной, мой повелитель, увидишь всё своими глазами.
Он вывел императора, опекаемого четверолапым грозным хищником, наружу и указал вдаль по дороге, увитой радугой мраморных аркад. В свете полнотелой, неимоверно яркой луны в сторону отвесной стены скалы шла скорбная процессия жрецов.
Двое богато убранных носилок, колыхались на плечах служителей культа. Впереди на небольшом постаменте стояла золотая химера. Следом на вторых носилках стоял хрустальный погребальный ковчег с телом Изольды. Главный Жрец храма Золотого Венценосца замыкал процессию, держа за руку сына Изольды.
Ироим вскочил на льва и устремился вслед за печальной вереницей. Он почти нагнал её у порога отвесной скалы. Но Золотой Венценосец, следом за ним Изольда с сыном, сопровождаемая жрецами, вошли в стену и, отразившись, словно в зеркале, исчезли в ней.
Лев в полёте, бросившийся следом, лишь жутким скрипом когтей заскользил к её основанию, оставляя раны на теле камня.
Ироим могучими кулаками сотрясал загадочную стену, бесслёзно рыдая порванной душой.
Верховный Жрец обнял его за плечи и увел от бесчувственной стены, забирающей всё самое дорогое для сердца императора.
Ироим утвердил своим декретом брата Изольды Лемуха в царском звании страны Двуликих. Оставил ему в поддержку пять легионов во главе с военачальником Карачубуком и отбыл в столицу империи Рема.
* * *
Шёл второй закатный год до эры новорожденной. Страшные телесные боли и кошмарные сны пророчили семидесятилетнему Ироиму скорое свидание с Изольдой.
Вся жизнь вереницей великих дел, ведомая гордыней созидателя и воина, во снах разбивалась Немезидой, обнажая дорогу, мощённую могильными плитами поверженных врагов императора.
И самый жуткий сон заставил его идти за советом к Верховному Жрецу.
– Я знаю, как и ты, мой учитель, что этот год – последний из жизни моей суетливой. Я жизнь свою просматривал и гордостью наполнялись мысли мои, но Немезида показала мне плиты могильные мной умерщвленных врагов и предателей. Страшно стало мне, но я не каюсь, все делал во имя Богов, меня назначивших своим наместником на Реме для процветания империи, их почитающей. Но во снах Немезида погребает меня заживо пирамидой тел убиенных, окровавленных младенцев числом четырнадцать тысяч. Это безумство амнезии Вселенной, не было такого жуткого преступления на совести моей.
– Ироим, я ждал, когда ты задашь мне вопрос, и я готов ответить. Иди за мной, в сакральное пространство тайного Хранилища.
Огромные скрижали каменными листами, прошитые незримыми пружинами, легко листались рукой Верховного Жреца.
– Классификатор возвращенных сообщает, что знаку звезды твоей соответствует Ирод Великий.
– Я знаю. А что Оракул мне расскажет?
– От имени летописца твоего Иосифа Флавия свидетельствую, что Ирод умер, процарствовав тридцать четыре года после завоевания Иерусалима и тридцать семь лет после провозглашения своего царём со стороны римлян. Дата смерти царя Иудейского – 2 год до н. э.
– А кровавые младенцы здесь причём?
– Читай.
– «16. Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался, и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов». Учитель мой, но ты знаешь, что прах Ирода четыре года до этого события покоился в могильном ковчеге, и возвращённая искра в чреве матери моей дала новую жизнь мне! – изумлённо воскликнул Ироим.
– Ты хочешь взглянуть на того кто пишет этот текст?
– Молю тебя!
Верховный Жрец подошёл к алабастрону у зеркальной стены из обсидиана и зажёг фитиль масляного светильника. Из чёрной глубины застывшей лавы Ироим увидел склонённого над папирусом писца в длинной льняной тунике и плаще из овечьей шерсти.
Цепкая память на лица отозвалась режущей болью в голове:
– Золотобровый! – воскликнул Ироим.
В обсидиановом фантоме мужчины он признал черты сына царицы двуликих Изольды и вспомнил угрозу мальчика.
Ироим зарыдал от боли обиды и бессилия, воскликнув:
– Жестокая месть – покрыть имя мое ужасной славой детоубийцы на века!
Прощальная мистификация Клеопатры
I. Падение Геркулеса
Перчатка, брошенная Марком Антонием в 35 году до н. э. Риму была поднята Октавианом.
Взорвавшийся консул, тонущий в дельте Нила и в чарах Клеопатры, порушил священные римские традиции и примерял корону эллинистического монарха.
Впервые в истории Древнего Рима Антоний справил триумф победы над Парфией и Арменией не в Риме, а в Александрии.
Он бросил к ногам возлюбленной царицы земли, некогда принадлежавшие Риму. Последний фараон Египта – Клеопатра объявила себя «младшей богиней, любящей отца и отчество».
Цезарь Октавиан под предлогом объявленной войны римского народа против египетской царицы, опием любовной магии лишившей разума Антония и поправшей римскую добродетель, отправился в поход на Египет.
Могучий полководец Марк Антоний, раздираемый надвое безумный страстью к великой женщине и гордым духом бесстрашного воина, лишился покровительства Марса и потерпел поражение в решающем морском сражении при Акциуме в Ионическом море.
Его мощные корабли-крепости – эннеры и децимремы – лишенные маневренности, были атакованы стремительными, быстроходными либурнами под командованием талантливого полководца Агриппы.
Блокированный в Амбрийском заливе, Марк Антоний при помощи быстроходных легких кораблей флота Клеопатры прорвал блокаду, пересел с флагманского корабля на скоростную пентеру и вслед за царицей вернулся в Александрию.
После этой битвы девятнадцать легионов Антония добровольно влились в армию Цезаря Октавиана.
Смертельно раненый колдовской любовью, могучий лев умирал, как великий воин в золотой клетке Александрии. Лишь малочисленная элита преданнейших ветеранов-легионеров и военачальников, знавших истинный нрав прежнего полководца, сохраняли верность своему господину.
Изощренный ум Клеопатры врожденной мудростью и высокой образованностью воспринимал земную жизнь как временное пристанище и мог в любой жизненной ситуации с жадным любопытством раскрывать секреты короткого бытия.
В ожидание неизбежной кончины, она создала «Союз смертников», вовлекая Марка Антония и своих приближенных в игру со смертью, в надежде приручить последнюю, сделав управляемой, подчинить её своей воле.
Каждый новый день неистощимой фантазией Клеопатры начинался непредсказуемо.
– Сегодня к смертникам идем, я хочу угостить их смоквой перед казнью.
– Ты великодушна к своим врагам! – воскликнул Антоний.
«Коварная, придумала новую игру», – про себя подумал Селевк, – придворный казначей.