Затем я снова ныряю под одеяло, ибо именно с этой позиции я привык выслушивать пятнадцатиминутный вокализ моей жены, который служит для меня своеобразным «крико-комментарием» ко всем фазам завтрака детей.
Звонок в дверь, знаменующий приход женщины, которая помогает жене по хозяйству, кладет конец всей этой суматохе и оповещает о начале второй, более мощной волны домашней какофонии. Умело и беспощадно эксплуатируемые женой и прислугой, вступают в действие все исчадия современной техники, придуманные для того, чтобы врачи-отоларингологи не сидели без пациентов.
Если вы не слышали, какой грохот поднимают работающие одновременно полотер, пылесос, посудомойка и стиральная машина, значит, вам не известно, что такое ад. Фантазия самого Данте получила бы еще один мощный стимул, знай он, что представляют собой эти современные орудия пытки.
Во время звукового тайфуна, завываний которого не выдержали бы самописцы самого прочного фонометра, то и дело раздаются телефонные звонки. Но никто к телефону не подходит. Да и зачем? По утрам в нашем доме не услышишь и собственного голоса. Тем более что всю эту оргию ревущих электроприборов постоянно перекрывает занудный лай Дзеты: гордо возвышаясь над корзинкой со щенками, она демонстрирует свою готовность грудью защитить их от воображаемого похитителя.
— Дзееееетаааа! — напрягая голосовые связки, кричит жена.
— Бррруаабррруаабррруаа, — надрывается стиральная машина.
— Швак-дррабанатак-дррак-драк, — выходит из себя посудомойка.
— Дзззыдззыыдзззыдззы, — завывает пылесос.
— Гррряяяягррряягряяяя, — ревет полотер.
— Гав-гав-гаввву… гав-гав-гавввууу, — лает Дзета.
— Дзеееетаааа! — кричит жена.
И так далее.
А Лоренцо хнычет: ему скучно! Либо наш ребенок глухой, либо у него какие-то повышенные требования к жизни.
Наступает время обеда. С шумом возвращаются из школы дети и тут же разбегаются по всему дому. Именно разбегаются. С молниеносной быстротой. Франко, например, ухитряется быть в трех местах одновременно. Вжжжик — проносится он как стрела и всюду успевает что-нибудь натворить. Но речь сейчас не об этом. Вернемся к шумам. Нельзя заниматься всеми стихийными бедствиями сразу.
Совершив набег на кухню и под крики матери (чей голос ничуть не утратил силы), утверждающей, что они обязательно перебьют себе аппетит, дети хватают бутерброды, всякое там печенье, молоко и кока-колу. После чего каждый устраивается в своем углу. Франко ставит какую-то пластинку и отбивает такт на ударной установке собственного изобретения, которая состоит из семи жестянок из-под кофе, связанных ремешком для учебников. Роберта, прекрасно знающая, что у нее нет музыкального слуха, принимается бренчать на пианино. Валентина запускает на всю железку проигрыватель с записью битлов.
Когда я прохожу по коридору, мне кажется, что это не квартира, а наша радиостудия, где двери всех комнат открыты и из каждой доносятся обрывки разных музыкальных программ.
— Ребята, ради бога! — жалобно кричу я.
Франко сразу же оставляет в покое свои жестянки и берет гитару. Валентина выключает проигрыватель и включает магнитофон. Роберта же продолжает терзать пианино, всем своим видом показывая, что она не такая малодушная, как некоторые.
Тут на сцену выходит мама. Напрягая до предела свои мощные голосовые связки, она кричит:
— Вы перестанете наконец шуметь?! Лоренцо заснул!
Правда, кричит она это у самой двери нашей комнаты, где спит малыш. Лоренцо просыпается и заводит свой концерт, а из кухни прибегает Дзета — ее лай означает буквально следующее: «Что такое? Мои дети спят! Какое хамство!»
Но вот все усаживаются за стол. Теперь мы можем выслушать отчет детей о том, как прошел у них день в школе. Пока говорит Валентина, все идет гладко. Роберту мы стараемся не трогать:
— Ладно-ладно, хорошо, только успокойся, пожалуйста! — говорим мы ей (из глаз у нее тотчас выкатываются две заранее заготовленные слезы).
— Ну а у тебя, Франко, как дела? — спрашивает под конец жена тоном, которому позавидовал бы любой профессиональный инквизитор. — Что ты там натворил сегодня?
— Я? Ничего! Подожди, дай подумать… Нет, ничего. Как мне каэцца, ничего.
— Как мне кажется, дуралей, — говорит Валентина своим обычным тоном, вызывающим желание залепить ей пощечину. Только пощечин — сам не знаю почему — мы никогда ей не даем.
— Ты уверен, что не получил двойки по какому-нибудь предмету? — повышает голос жена.
— Я? Понимаешь, мама… — лепечет Франко, — по-моему, нет… Я бы не хотел ошибнуться…
— Не ошибнуться, а ошибаться, — тут же поправляет его Роберта.
— Ошибиться, дуреха! — гневно изрекает Валентина.
— Значит, у тебя действительно все в порядке? — продолжает настойчиво выспрашивать жена, сверля Франко глазами.
— Хорошо? Да не очень… Ни хорошо, ни плохо… Если только…
Этим своим «если только» Франко пользуется слишком часто. Его нерешительность немедленно убеждает жену в обоснованности ее подозрений. Значит, он действительно что-то натворил. А если не натворил, то вполне мог натворить. Или еще натворит. Короче говоря, голосовые связки Мильвии снова напрягаются, и кухня оглашается ее яростным криком. Дзета же из-под стола вторит ей своим лаем: «Не выйдет! Моих щенков у меня никто не отнимет!»
После обеда наступает относительное затишье. Дело в том, что моя жена в это время «отдыхает». На деле же она просто спит, да так крепко, что ее храп разносится далеко окрест. И все же во время этого «отдыха» пятьдесят процентов шумов автоматически отпадают. Зато начинает звонить телефон. Это 175 приятелей и приятельниц Валентины, которые, несмотря на то что они пробыли вместе с ней в школе до 13.45, в 14.45 испытывают неодолимое желание услышать ее голос. Время от времени какому-нибудь «чужаку» удается вклиниться между такими звонками, и тогда Валентина раздраженным голосом возвещает:
— Папа, это тебя!.. — Или: — Роберта, дуреха, иди, твоя идиотка подруга тебя требует. Только не виси долго на телефоне, а то получишь!
Телефонный шквал несколько спадает к 17 часам, когда из спальни появляется моя жена с криком, что ей не удалось ни минутки вздремнуть из-за воплей Франко и Роберты, которые два часа кряду швыряли друг в друга подушками и теперь такие потные, что хоть бери и отжимай их в центрифуге.
Кто-то включает телевизор. Покончив со своими телефонными контактами, Валентина отправляется готовить уроки, но делать это она может только под аккомпанемент группы «Битлз». Франко усаживается рисовать, включив предварительно на полную мощность приемник, а Роберта плачет навзрыд, обсуждая с матерью вопрос, что ей надеть завтра в школу.
Из кухни доносятся ласкающие ухо звуки вновь заработавших посудомойки и стиральной машины. Лоренцо хнычет, потому что ему скучно, а Дзета продолжает лаять: «До щенков вы доберетесь только через мой труп!»
В девять включают второй телевизор: звуки всех этих «Каруселей», «Тик-Таков» и «Музыкальных антрактов» сливаются в невообразимую какофонию.
В 11 часов наши моющие машины издают последний стон, а неугомонная ребятня отправляется наконец спать. Спустя некоторое время весь дом (если не считать Франко, решившего выдать последнее соло на своем ударном инструменте) затихает. Вернее, начинает издавать какое-то нечленораздельное бормотание.
Я один бодрствую — в надежде «услышать» тишину. Около полуночи мне это удается, и я наслаждаюсь ею с полчасика. Потом укладываюсь сам, совершив перед этим традиционный обход дома, чтобы выявить источники последних шумов. Подкладываю полотенце под капли, падающие из испорченного душа, выключаю урчащую газовую колонку, как можно туже закручиваю подтекающий кран, плотно закрываю поскрипывающую от сквозняка дверь ванной комнаты, мимоходом даю легонького пинка Дзете, все еще бредящей похищениями.
В конце концов я растягиваюсь на постели и блаженствую в тишине. Надеваю даже очки, чтобы почитать перед сном книжку, которая лежит у меня на тумбочке с 1968 года. И в эту самую минуту над бортиком детской кроватки возникает мордашка Лоренцо. Он улыбается, показывая еще не вполне прорезавшиеся зубки, и убежденно заявляет:
— Тете мы бубу ма.
Думаю, это означает: «Теперь мы с тобой поиграем в мяч», потому что именно этим мы с ним и занимаемся. Почти каждую ночь.
МОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Перевод Э. Двин.
Есть у меня старый дядюшка, который каждый год в день моего рождения неизменно дарит мне пятьдесят лир. Если бы не он, я забывал бы об этой торжественной дате и она проходила бы незамеченной, как любой будничный день. Но уже много лет в этот день дядюшка приезжает, заходит ко мне в комнату, треплет по плечу, будит ни свет ни заря и, сияя от удовольствия, протягивает новехонькие пятьдесят лир, выкроенные из только что полученной пенсии. После чего он спешит оповестить всю семью, что «свой подарок» он уже вручил. Это служит сигналом для остальных. Процессию поздравляющих открывают обычно дети. Входит заспанная Роберта и вручает мне книжку, которую она взяла из моего же шкафа и кое-как завернула в смятый лист яркой упаковочной бумаги с маркой известного книжного магазина.
— Поздравляю, — говорит она. — Тебе нравится эта книга? Ты ее уже читал?
— Нет, еще не читал. Спасибо! — отвечаю я, изображая необычайную заинтересованность.
Ведь главное не подарок, а внимание. Роберта проявила его, догадавшись взять мою старую книгу и подарить мне. Когда я протягиваю руки, чтобы вытащить портмоне из кармана брюк, висящих возле кровати, глаза ее загораются.
— Вот оно, — говорит Роберта и подает мне уже открытое портмоне, чтобы я мог, нисколько себя не утруждая, выудить оттуда тысячу лир ей «на конфеты».
Чуть позже являются еще двое. Ясно, что эту делегацию снарядила наспех мама, заставив детей сбегать в цветочный магазин, что напротив, и купить восемь гвоздик. Более хилого и бледного букета я в своей жизни не видел, но ведь дарят его мои ребятишки, и потому он кажется мне самым прекрасным на свете. В данном случае и «подарок», и «внимание» налицо. Три тысячи лир «на конфеты».
Потом приходит жена.
— Пуловер тебе подойдет? — спрашивает она.
— Ну зачем же, не беспокойся, пожалуйста. Подарки мне ни к чему, ты ведь знаешь.
— Нет-нет. Я непременно хочу сделать тебе хороший подарок. Я настаиваю. Могу я позволить себе это хотя бы в твой день рождения? Я решила подарить тебе красивый пуловер. Знаешь что, купи его сам, по своему вкусу, а потом, в конце месяца, вычтешь эту сумму из денег, которые ты мне даешь на расходы. А еще лучше сделаем так: поскольку у меня тоже скоро день рождения, скажи, какую сумму ты ассигновал на подарок. Я куплю себе сумочку за столько, за сколько ты купишь себе пуловер, и пусть считается, что это твой подарок. Идет? Таким образом, мы с тобой будем в расчете, а деньги на хозяйство ты мне дашь полностью.
Романтизму моей жены могли бы позавидовать все сестры Бронте, вместе взятые.
На душе у меня легко и спокойно, я поднимаюсь с постели и начинаю пересчитывать дядюшкины подарки. Все презентованные им деньги хранятся у меня в специальной шкатулке, и в день рождения я обычно их пересчитываю: это занятие поддерживает во мне желание копить их и дальше.
НЕВНИМАТЕЛЬНАЯ ЖЕНА
Перевод Э. Двин.
С некоторых пор определение «хлопотунья» утратило свою связь со словом «жена». Жены, действительно хлопочущие по хозяйству, встречаются сейчас очень редко. А если жена и показывает всем своим видом, что хлопот у нее полон рот, то делает это просто из любви к искусству: пыль вытирает по системе Станиславского, гладит белье по канонам мелодрамы, готовит обед по методу Софии Лорен. Скажите, найдется ли муж, который не разразится аплодисментами, видя, с каким блеском жена проводит сцену «застилания постели» в аффектированной манере Сары Бернар? С помощью всех этих искусных сценических приемов почти все жены умудряются убедить нас в том, что они отличные хозяйки, и это само по себе должно служить оправданием их невнимательности к собственным мужьям.
Вот, например, возвращается муж с работы. Усталый, конечно. Его жена в это время «по горло занята» домашними делами. Едва открыв дверь, она тут же убегает со словами: «Ой, у меня сковорода на огне!» Объяснение сугубо риторическое, поскольку весь дом уже пропитан запахом подгоревшего лука.
— Что новенького, милый? — спрашивает она из кухни.
— Новостей хоть отбавляй, — отвечает муж, снимая пальто. — Мне повысили зарплату! Сегодня утром на заседании дирекции…
— Прости, дорогой, — перебивает жена, проносясь, словно метеор, из кухни в спальню, — я только закрою окно, а то сквозит… Так ты мне не ответил — есть новости?
— А я отвечаю, — говорит муж, вешая пальто на крючок, — что новости есть: мне повысили зарплату… Дирекция…
— Говори громче, я ничего не слышу, — кричит жена из ванной.
— Я и говорю. Сегодня утром на заседании дирекции было решено дать мне прибавку…
Его слова заглушает шум воды. Он обреченно вздыхает и повторяет громче:
— Мне наконец дали прибавку. Ты же знаешь, сколько я ждал…
— Я здесь, любовь моя, — кричит жена, каким-то чудом оказавшаяся снова в кухне. — Ты, кажется, что-то сказал?
— Да-а! — орет в ответ муж.
— Иди же сюда, что ты бродишь по квартире! — восклицает жена.
Еще раз вздохнув, муж плетется в кухню, где жены, понятно, уже нет, зато полно дыма.
— Где ты? — в отчаянии кричит муж.
— Я в ванной! Причесываюсь. Хочу быть красивой. Для тебя. Так ты говоришь, у тебя какие-то новости?..
— Ну да, мне повысили зарплату. И выплатят разницу за целых два года…
— Вот, теперь все в порядке, — сообщает жена, проносясь мимо мужа со скоростью курьерского поезда и скрываясь в неизвестном направлении. — А теперь расскажи толком, что нового у тебя на работе. Ой, лук, кажется, совсем сгорел! Сейчас, я только посмотрю…
Муж в изнеможении опускается в кресло.
— Ну куда же ты запропастился? — кричит жена из кухни.
— Я здесь, — тихо отвечает муж, в уверенности, что она все равно его не слышит.
— Где — здесь? Иди сюда и не заставляй, пожалуйста, вытягивать из тебя каждое слово. Могу я наконец узнать, есть новости или нет?
— Есть! — орет муж.
— Так что же ты молчишь! Невозможный человек! Слова от тебя не добьешься!
— Но… — пытается оправдаться муж. И тут же умолкает, потому что жена, как ракета, опять куда-то унеслась.
— Что — но? — кричит она издалека. — А как же прибавка? Так никогда ее, наверно, и не дождешься!
Муж набирает полные легкие воздуха и вопит:
— Прибавку мне уже дали! Пятый раз повторяю!
— Не ори, я не глухая. Что ты повторяешь пятый раз? — говорит жена, проходя через комнату.
— Можешь ты хоть на минутку остановиться? — раздраженно спрашивает муж.
— Лук! — восклицает жена, снова скрываясь в кухне. — Ты говори, говори, я же прекрасно слышу и отсюда…
Муж чувствует легкую дурноту, но, взяв себя в руки, скандирует:
— Я сказал, что сегодня мне…
— Одну минуточку. Я только сниму белье на балконе…
— Нет! Ты останешься здесь и выслушаешь меня! Стой, а то стрелять буду! — кричит он.
— Ну и грубиян же ты! — возмущается жена. — Я же просто хотела узнать про прибавку, уже и спросить нельзя?!
— Иди к черту! — вопит муж.
— Сам иди! Полюбуйтесь на этого типа! Ни о чем его нельзя спросить! Стоит только рот раскрыть, как он кидается на тебя чуть ли не с кулаками! Я ничего не имею права знать! Целый день работаешь, крутишься, присесть некогда, и еще, видите ли, не приставай к нему с расспросами. Вечно я все узнаю от других… Ну и пусть, я даже рада, что тебе не дали прибавки! Так тебе и надо!..
Что делать в подобных случаях? Когда вы, едва переступив порог дома, слышите от жены: «Ну, что новенького, милый?» — отвечайте спокойно: «Я подложил в газовую плиту бомбу. Как только поднесешь спичку к горелке, все взлетит на воздух».
Дальше события будут развиваться так:
— Прости, я на минутку отвлеклась. Ты что-то сказал, кажется?