Два веса, две мерки (Due pesi due misure) - Дино Буццати 47 стр.

У одного бара они увидели какого-то подозрительного типа: он стоял, упершись ногой в стену. Филини за своими толстыми, как у слепого, стеклами очков и Фантоцци принялись вращать глазами и чудовищно гримасничать. Наконец тип кивнул им, приглашая следовать за собой. Они пошли за ним, держась на почтительном расстоянии и озираясь с превеликой осторожностью. Парень вошел в подъезд.

— Вы идите, — сильно побледнев, сказал Филини, подталкивая Фантоцци плечом, — а я постою на стреме.

Фантоцци вошел в подъезд. Ладони у него были липкие от пота, во рту пересохло, колени дрожали. Он спросил:

— Сколько?

— Тридцать тысяч вперед, — ответил парень.

Дрожащими руками Фантоцци протянул ему деньги, а тот сунул ему зажигалку за две тысячи лир и исчез.

В подъезд вошел Филини и, увидев Фантоцци, стоящего с зажигалкой в руках и с выпученными глазами, безжалостно его обругал:

— Извините, господин бухгалтер, но неужели вы не могли понять, что это не тот человек, что нам нужен… Еще раз простите, но вы позволили выудить у себя тридцать тысяч, как последний идиот… Ладно, давайте сюда эту зажигалку, пусть она будет у меня…

Фантоцци с отсутствующим видом передал ему зажигалку.

— Идемте, — сказал ему Филини, — и в следующий раз будьте осмотрительнее.

Настроение у обоих было подавленное, ужинали они у Фантоцци в леденящем душу молчании. Пина то и дело встревоженно поглядывала на них: они сидели как пришибленные, уставившись перед собой невидящим взглядом, а Филини со своими окулярами и впрямь напоминал ночную птицу. Так прошло около восемнадцати минут. Неожиданно Фантоцци вскочил и издал дикий вопль:

— Ружье землемера Гамбати!

Филини от испуга чуть со стула не свалился.

— Говорите же скорей, неужели вы надумали, где взять оружие? — взволнованно спросил он; Пина между тем глядела на них со всевозрастающей тревогой.

— Да! — выдохнул Фантоцци. — Охотничье ружье Гамбати. Он несколько раз предлагал мне купить его, он хочет триста тысяч лир.

Они сжали друг друга в объятиях, а Пина уж было решила вызывать «скорую» из психушки.

Назавтра они выхлопотали в управлении кадров разрешение получить аванс — по сто пятьдесят тысяч на каждого — и поднялись на пятый этаж к землемеру Гамбати из отдела несчастных случаев.

— Предоставьте действовать мне, — сказал Филини, — вот увидите, что он отдаст ружье за сто тысяч.

После долгих и очень осторожных переговоров между Филини и Гамбати (Фантоцци стоял на стреме у дверей кабинета) они купили ружье за четыреста двадцать тысяч. Вечером, завернув в большую черную тряпку, они принесли его на квартиру к Фантоцци и спрятали под кровать. Ночью Фантоцци много раз наклонялся посмотреть на ружье: оно казалось ему трупом убитого. Пина же глядела на супруга в крайнем отчаянии.

Пробное ограбление ломбарда было назначено на пятницу. С утра они придумали себе служебные дела в городе — это в случае чего стало бы прекрасным алиби. Ровно в десять они вышли из своих рабочих комнат.

Фантоцци проскользнул к стоянке машин осторожно и бесшумно, словно израильский коммандос в Каире — то есть так, что на него в изумлении оглядывались все прохожие. Достав из своей «бьянкины» длинный черный сверток с ружьем, направился к входу в ломбард, где, тараща свои совиные глаза, его уже поджидал Филини. Когда он был в двух шагах, он шепотом окликнул: «Филини!» И тот, так и не увидев его, с грохотом распахнул стеклянную дверь. Поднимаясь по лестнице, Филини услышал за спиной какое-то странное бормотание.

— Да перестаньте же молиться! — прошипел он.

Они вошли в зал ломбарда со многими окошечками, и решительно направились к окну номер один.

— Эй, вы, куда! — строго прикрикнул на них швейцар. — Встаньте, как все, в очередь!

Машинально они повиновались. Прошло жутких четверть часа. Теперь окошечко было совсем уже близко. Вот и их очередь! Филини подтолкнул Фантоцци к окошечку, тот начал позорно долго разматывать ружье, на что ушло добрых две минуты, потом наставил его на служащего в окошке, который, взяв ружье из рук Фантоцци, осмотрел его и вынес приговор:

— Двадцать четыре тысячи! — и вручил ему квитанцию.

Они прошли к кассе и получили двадцать четыре тысячи лир. Такого ошарашенного вида, как у них, пожалуй, еще никогда ни у кого не было.

Два дня спустя, вооружившись кухонным ножом, они напали на филиал № 16 Итальянского коммерческого банка, находящийся в доме, где жил Филини.

На работе они сказались больными. Для того чтобы остаться неузнанными, они оделись как молодые бандиты: американские майки с надписями на груди и джинсы в обтяжку, а также прихватили вязаные лыжные шлемы, закрывающие почти все лицо.

Выйдя из квартиры Филини, они сели в «бьянкину», объехали вокруг дома и натянули шерстяные шлемы. Им показалось, что они сунули головы в раскаленную печь! Пот катился с них градом. Войдя в банк, Фантоцци подошел к кассе и сунул в окошечко листок бумаги, на котором заранее торопливо нацарапал: «Ограбление!»

— Какое отправление? — спросил кассир, поднимая на него глаза. Потом, с трудом разбирая буквы, перечел: — «Отравление!» — И на этот раз взглянул на него подозрительно.

Фантоцци вырвал у него из рук листок, вновь быстро написал на обороте свою угрозу и поднес бумажку к глазам кассира.

Кассир, вертя ее в руках, попытался расшифровать написанное, а потом сказал:

— Извините, синьор, я не могу разобрать ваш почерк, — и возвратил ему листок.

Тогда Филини заорал:

— Всем лечь на пол! Это огра… — Размахивая кухонным ножом, он попытался перескочить через барьер, но промахнулся на целый метр и со страшной силой ударился коленом о металлический выступ. Воя от дикой боли, он свалился на пол.

На шум сбежались служащие и клиенты, прибежал сам директор.

— Черт возьми, вот это удар! Дайте ему скорее воды! Бедняга, как он сильно ушибся! Боже мой, вызовите «скорую помощь»!

— Хватит! — завопил вдруг Фантоцци, у которого уже в голове помутилось из-за теплого шлема. — Это настоящее ограбление!

Подняв с пола нож, он с угрожающим видом приблизился к кассе. Кассир отдал ему четыреста тысяч лир — все, что было в сейфе. Фантоцци хотел было спрятать деньги, но на нем были фирменные джинсы «Левис» без карманов.

Филини поднялся с пола, хромая, как клоун в цирке. Набрав в руки столько денег, сколько могли унести, они кинулись к «бьянкине», усыпая все вокруг ассигнациями. Машина резко рванулась вперед, преследуемая каретой «скорой помощи», «газелью» карабинеров, «пантерой» полиции, директором банка, всеми служащими и клиентами. Они проехали всего сто двадцать метров, оставив за собой след в триста девяносто тысяч лир бумажками по десять тысяч, и, когда у них осталась лишь одна ассигнация, с грохотом врезались прямо в уличный фонарь. Никому даже в голову не пришло арестовать грабителей. Их немедленно отправили в психиатрическую больницу, где взяли под наблюдение.

ВЕЛОСИПЕДНАЯ ГОНКА^{21}

Перевод Л. Вершинина.

Когда Тотальный Директор, граф Балабам, заболел краснухой, Филини осуществил два мероприятия. Первое — посещение клиники, где лежал граф, служащими подхалимами, изображавшими сильнейшее волнение. Второе — тайный сбор денег на четырнадцать служб в церкви Святого Сердца Христова, чтобы Балабам сдох. Ибо ненависть к этому садисту была безграничной.

Он унижал их всячески, прибегая к самым изощренным пыткам. Фантоцци даже внес деньги за шестерых сразу да еще заказал в церкви неподалеку от своего дома отдельную мессу, только чтобы граф поскорее испустил дух.

Однажды вечером после работы он робко вошел в церковь, понимая всю необычность своей просьбы. Но тут же из-за колонны, с трудом различимой в гнетущей полутьме, выскочил мерзкого вида священник и блеющим голосом спросил:

— Хотите заказать мессу за или против кого-то?

— Против, — тихо ответил Фантоцци.

— Она стоит втрое дороже, — с жадным блеском в глазах сказал священник. — Пятнадцать тысяч лир.

Фантоцци безропотно уплатил.

— Так сильно его ненавидите? — спросил священник.

Фантоцци только кивнул — он вспомнил все оскорбления, которые претерпел от Балабама за последние десять лет. Всякий раз, когда граф встречал его с Сильвани в лифте, он небрежно бросал:

— Вы, Фантоцци, такой храбрец, что, ручаюсь, боитесь даже лифта… вы просто трусливая поганка, не так ли, синьорина?

Сильвани в ответ лишь улыбалась и согласно кивала.

Однажды, в канун рождества, детям служащих вручались рождественские пироги. Граф Балабам в присутствии тысячи двухсот коллег, в том числе Фантоцци, его жены Пины и его восьмилетней дочери, величественным взмахом руки а-ля Караян установил полную тишину и после многозначительной паузы спросил у Пины:

— Синьора Фантоцци, кто больший болван — я или ваш муж? — При этом он не сводил змеиного взгляда с Фантоцци.

У Пины глаза увлажнились от еле сдерживаемого бешенства. Она опустила их и полушепотом ответила:

— Мой муж.

— Ни шиша не слышу, — с гнусным смешком произнес Балабам. — Так кто из нас больший болван?

— Мой муж, — ответила Пина и судорожно зарыдала.

Служащие отозвались поистине космическим смехом, который до сих пор звучит у Фантоцци в ушах.

Выйдя из церкви, он поспешил домой.

— Сегодня вечером ужинать не будем, — сказал он и вместе с женой Пиной и дочкой всю ночь читал заупокойные молитвы и просил господа послать графу скорую смерть.

Как только Балабам заболел, к его секретарше потянулась процессия служащих, будто бы ужасно обеспокоенных здоровьем графа.

— Чего вы волнуетесь, — отвечала секретарша. — Болезнь-то пустяковая — краснуха!

Теперь голоса молящихся доносились до самого бара «Стелла».

Вечером были отслужены тайные мессы, заказанные Филини и отдельно — Фантоцци.

Два дня спустя граф Балабам умер от «пустяковой» краснухи.

— Нас покинул один из директоров, наиболее любимых своими подчиненными, — сказал Коломбани на похоронах, и в тот же миг в коридорах служебного здания раздались столь же радостные вопли, как на проспекте Президента Варгаса в Рио-де-Жанейро во время карнавального шествия юных исполнителей самбы. Служащие заказали в баре сто восемьдесят бутылок «Россо антико»; в ознаменование столь счастливого события все облачились в соломенные шляпы и почти все разделись до пояса. Они обнимались, бросали в раскрытые окна разорванные в клочья бланки, отплясывали огненные румбы и самбы, отбивая такт кулаками, которыми молотили по шкафам и по металлическим столам фирмы «Трау Оливетти», и кричали как полоумные, с выпученными глазами и со вздувшимися на шее венами. Это был незабываемый день.

Прошло еще десять дней безвластия и тревожного ожидания, но никаких сведений не просачивалось. И вдруг в самое тихое время, четыре часа пополудни, когда все спали крепким сном за своими письменными столами, раздался рев громкоговорителя.

— Всех сотрудников просят спуститься в зал столовой.

В томительной тишине, прерываемой лишь коротким шепотом, директор директоров Семенцара вошел в сопровождении своих осведомителей, взобрался на возвышение и, откашлявшись, объявил:

— С завтрашнего дня новым Тотальным Директором фирмы назначается виконт, Кавалер Ордена Негодяев, инженер… и после секундной паузы… Кобрам!

Кальбони в обмороке свалился под стол. Все остальные застыли, словно каменное статуи. Затем потерял сознание и Филини. Лицо Фантоцци покрылось багровыми пятнами — виконт Кобрам был самым страшным из всех кандидатов… фанатиком велосипедных гонок!

Он начал свою карьеру с низов. Юношей был посредственным гонщиком-любителем и одновременно подавал велосипедным асам воду. В восемнадцать лет фирма приняла его на работу архивистом. Он сразу стал блюдолизом, наушником и доверенным лицом своих непосредственных начальников и на пути к возвышению не преминул завести на каждого из них досье: записанные разговоры, компрометирующие фотографии и свидетельства, с помощью которых он устранял соперников, едва достигал одного с ними служебного положения. Он перенес массу издевательств, и целью жизни для него сделалась власть, чтобы употребить ее против всех, кто над ним издевался. «У меня один-единственный недостаток — я немного наивен, зато я очень добрый», — говорил он, восхваляя себя, словно это была надгробная речь. Между тем все знали, что он хитер, как кобра, и коварен, как раненая мурена. Кроме карьеры, у него была еще одна всепоглощающая страсть — велосипедный спорт, которым он занимался с маниакальным упорством в любой свободный час. Кумирами его были великие гонщики прошлого. В его служебном кабинете висела фотография, где он был снят в спортивной форме рядом с Джино Бартали. Виконт Кобрам был твердо убежден, что велосипедный спорт — панацея от всех бед. И от старения, и от болезней, и от ожирения, а главное — он обостряет ум и повышает работоспособность. Само собой, его окружали сотрудники-велосипедисты, которые не признавали никакого другого спорта, кроме велосипедного, и только о нем Кобрам с ними и беседовал.

— Теннис, — с презрением бросал он, — занятие для маменькиных сынков, а футбол — спорт, достойный пугливых девиц.

Словом, горе тому, кто не велосипедист!

— Если мне однажды представится возможность хоть что-то изменить в этом обществе безмозглых хлюпиков, я вас научу уму-разуму, негодяи! — восклицал он. И уже лет десять подряд рычал в коридоре, с ненавистью впиваясь в подчиненных своими желтыми, как у тигровой акулы, глазами. — Заставлю вас изменить, да-да, в корне изменить все ваши дурацкие привычки! — При этом он исполнял странную пантомиму — из удобного кресла перебирался на пол и становился на корточки, почти касаясь лицом земли. — Вы даже не представляете себе, что вас ожидает!

Увы, они себе представляли, и весьма зримо! Вот почему все были теперь в отчаянии.

Фантоцци, чрезмерно уповая на всесилие церкви, предпринял отчаянную попытку — отправился к жадному приходскому священнослужителю.

— Если я заплачу, ну, скажем, миллион триста тысяч лир, в рассрочку конечно, сможете ли вы оживить человека, умершего от краснухи, и…

— Нет, дорогой сынок, — ухмыляясь, прервал его священник, — нельзя противиться воле господней.

С воцарением на престоле Кобрама для Фантоцци началась новая эра. Ему пришлось узнать и выучить имена всех победителей велогонки Милан-Сан-Ремо за последние сорок шесть лет. В присутствии кобрамовских доносчиков он, Фантоцци, который заплакал, когда «Ювентус» проиграл «Интеру» у себя на своем поле, кричал:

— Я за футболом не слежу, он мне противен. Я болельщик велоспорта и обожаю гонки.

Понятно, все служащие купили гоночные велосипеды. За советом они отправились к Кобраму, ведь это был единственный способ добраться до его трона, а главное — показать, что и они начали заниматься велосипедным спортом.

Для Фантоцци этот визит обернулся жесточайшим ударом. Кобрам посоветовал ему купить:

Два миллиона три тысячи двести лир, которые по меньшей мере года три будут в дни выплаты жалованья неумолимо напоминать о себе!

Спустя две недели после своей коронации Кобрам вошел в зал столовой, встреченный бурными аплодисментами и звериными воплями «Да здравствует наш директор-велосипедист!», «Да здравствует велосипедный спорт всего мира!». А Кальбони от себя лично выкрикнул: «Слава дружным когортам велосипедистов!»