— Яд, — прервал его Конгротян.
— Извините? — Джадд быстро приставил ладонь к уху.
— Я не буду принимать снадобье; это часть тщательно разработанного плана убить меня. — Конгротян нисколько не сомневался в собственных словах. Он все понял, как только Джадд приехал с официальным дипломатом из АО «Химия».
— Вовсе нет, — сказал Джадд, резко взглянув на Пемброука. — Я вас уверяю, мы пытаемся вам помочь. Такова наша работа — помогать вам, сэр.
— Поэтому вы меня похитили? — спросил Конгротян.
— Я вас не похищал, — осторожно сказал Джадд. — А что касается…
— Вы все работаете вместе, — сказал Конгротян. И у него был на это ответ, он готовился к нужному моменту. Сконцентрировав свои психокинетические способности, он поднял обе руки и направил всю свою силу на Мерилла Джадда.
Психохимик поднялся с пола, покачался в воздухе, все еще держа в руке свой дипломат АО «Химия»; он, открыв рот, уставился на Конгротяна й Пемброука. С выпученными глазами он пытался что-то сказать, и тогда Конгротян изо всей силы ударил его о закрытую дверь комнаты. Дверь деревянная, но полая внутри расщепилась, когда Джадд ударился о нее и промчался сквозь нее; затем он исчез из виду вовсе. В комнате с Конгротяном остались Пемброук и охранник из НП.
Откашлявшись, Уайлдер Пемброук хрипло сказал:
— Может, мы посмотрим, не сильно ли он ударился? — направившись к сломанной двери, он добавил через плечо: — Я могу предположить, что АО «Химия» будет в какой-то степени расстроена этим. Мягко говоря.
— К черту АО «Химия», — сказал Конгротян. — Мне нужен мой доктор; я не доверяю никому, кого вы сюда привозите. Как я могу знать, действительно ли он из АО «Химия»? Может, он самозванец?
— В любом случае, — сказал Пемброук, — вам едва ли следует волноваться о нем сейчас. — Он осторожно открыл то, что осталось от дверей.
— Он на самом деле был из АО «Химия»? — спросил Конгротян, следуя за ним по коридору.
— Вы сами разговаривали с ним по телефону; именно вы втянули его в это. — Пемброук казался злым и раздраженным теперь, когда он рыскал по коридору в поисках следов Джадда. — Где он? — требовательно спросил он. — Что, во имя Господа, вы с ним сделали, Конгротян?
— Я послал его вниз, в подземную прачечную. С ним все в порядке, — сказал с облегчением Конгротян.
— Вы знаете, в чем заключается принцип фон Лессингера? — спросил его Пемброук, пристально глядя на него.
— Конечно.
— Как член руководства НП я имею доступ к аппарату фон Лессингера, — сказал Пемброук. — Вы хотите знать, кого следующего вы выведете из строя при помощи психокинетических способностей?
— Нет.
— Знание послужит на пользу, потому что вы, может, захотите остановиться. Это будет действие, о котором вам придется сожалеть.
— Кто этот человек? — спросил тогда Конгротян.
— Николь, — ответил Пемброук. — Вы можете мне кое-что сказать, если хотите. Какая практическая теория удерживала вас до нынешнего дня от использования вашего таланта в политических целях?
— В политических? — повторил Конгротян. Он не понимал, каким образом употребил его сейчас в политических целях.
— Политика, — сказал Пемброук, — если я могу вам напомнить, — это умение заставить других делать то, что вы хотите, и если необходимо, то силой. Ваше применение психокинеза только что было довольно неожиданным в своей прямоте… но тем не менее это — политический акт.
Конгротян заметил:
— Я всегда чувствовал, что использовать его против людей — неправильно.
— Но сейчас…
— Сейчас, — отрезал Конгротян, — ситуация другая. Я пленник: все против меня. Например, вы против меня. Возможно, мне придется использовать его против вас.
— Пожалуйста, не надо, — сказал Пемброук. Он скованно улыбнулся. — Я просто служащий государственного учреждения, который за зарплату исполняет свою работу.
— Вы гораздо больше, чем это, — сказал Конгротян. — Мне было бы интересно узнать, как я собираюсь использовать свой талант против Николь. — Он не мог себе этого представить: слишком уж благоговел перед ней. Слишком.
Пемброук сказал:
— Почему бы нам не подождать? Тогда и увидим.
— Мне кажется очень странным, — сказал Конгротян, — что вы беспокоитесь и утруждаете себя работой с аппаратом фон Лессингера просто для того, чтобы узнать что-то про меня. В конце концов, я совершенно бесполезен, я отщепенец. Урод, которому никогда не следовало бы рождаться.
— Вашими устами говорит болезнь, — сказал Пемброук. И где-то в глубине души вы догадываетесь, только боитесь себе сознаться.
— Но вы должны признать, — настаивал Конгротян, — что непривычно использовать аппарат фон Лессингера так, как вы это сделали. Какова ваша цель?
Ваша истинная цель, подумал он.
— Моя задача — защитить Николь. Естественно, поскольку вы скоро будете предпринимать резкие выпады в ее сторону…
— Я думаю, вы лжете, — прервал его Конгротян. — Я никогда бы не мог сделать ничего подобного. Не по отношению к Николь.
Уайлдер Пемброук поднял бровь. Затем он повернулся и нажал кнопку лифта, чтобы спуститься вниз в поисках психохимика из АО «Химия».
— Что вам нужно? — спросил Конгротян. Он очень подозрительно относился к людям из НП, так было всегда и так будет, и особенно с тех пор, как национальная полиция появилась в притоне драндулетов и схватила его. А этот человек вызывал у него еще большие подозрения и опасения, хотя он и не понимал почему.
— Я просто делаю свою работу, — повторил Пемброук.
И все же по каким-то необъяснимым причинам Конгротян ему не верил.
— Как вы теперь собираетесь лечиться? — спросил его Пемброук, когда двери лифта открылись. — Поскольку бы вывели из строя человека из АО «Химия»? — Он вошел в лифт, приглашая Конгротяна последовать за ним.
— При помощи моего собственного доктора. Эгон Саперс все же может меня вылечить.
— Вы хотите его видеть? Это можно устроить.
— Да, — живо ответил Конгротян. — И как можно быстрее. Он один во всем мире на моей стороне.
— Я мог бы сам вас туда отвезти, — проговорил Пемброук с задумчивым выражением на непроницаемом, хмуром лице. — Если бы счел нужным… но я не совсем уверен…
— Если вы этого не сделаете, — сказал Конгротян, — я вас подниму здесь, а опущу в Потомаке.
Пемброук пожал плечами.
— Я и не сомневаюсь. Но согласно аппарату фон Лессингера вы, видимо, этого не сделаете. Я полностью полагаюсь на случай.
— Не думаю, что аппарат фон Лессингера может в точности предсказывать действия таких психов, как я, — раздраженно сказал Конгротян, тоже входя в лифт. — По крайней мере я слышал такое. Мы действуем как беспричинные факторы. — С этим человеком трудно было иметь дело. Это был сильный человек, который ему решительно не нравился. Он ему также не доверял. Может, это просто полицейский менталитет, размышлял он, пока они спускались.
Или что-то большее.
Николь, подумал он. Ты знаешь чертовски хорошо, что я ничего не могу тебе сделать; об этом не может быть и речи — весь мир рухнул бы для меня. Все равно что обидеть мать или сестру, кого-либо святого для меня. Мне нужно сдерживать свой талант, понял он. Пожалуйста, Господи, помоги мне сдерживать свои психокинетические способности, когда я рядом с Николь. Хорошо?
Когда лифт остановился, он пылко ждал ответа.
— Кстати, — прервал его размышления Пемброук, — насчет вашего запаха. Похоже, он исчез.
— Исчез?! — И тут он понял, что значила эта фраза полицейского. — Вы хотите сказать, что чувствовали мой фобический запах тела? Но это невозможно! Этого не может быть… — Он замолчал, смущенный. — И теперь вы говорите, что он исчез?
Пемброук посмотрел на него.
— Я бы его обязательно заметил, сидя в лифте вместе с вами. Конечно, он может вернуться. Я с радостью вас извещу, если это случится.
— Спасибо, — сказал Конгротян. И подумал: однако этот человек берет верх. Постоянно. Он отличный психолог… или, по его определению, он отличный стратег в политике?
— Сигарету? — Пемброук протянул свою пачку.
— Нет! — в ужасе отпрянул Конгротян. — Слишком опасно! Я бы не осмелился выкурить ни одной.
— Опасность везде, — сказал Пемброук, зажигая сигарету. — Верно? Опасность есть везде в мире. Надо быть осторожным постоянно. Кто вам нужен, Конгротян, так это телохранитель. Взвод отборных вымуштрованных ребят из НП, сопровождающих вас везде. — И добавил: — Иначе…
— Иначе вы считаете, что у меня мало шансов.
Пемброук кивнул:
— Очень, очень мало, Конгротян. И я говорю это, руководствуясь сведениями, полученными благодаря аппарату фон Лессингера.
Дальше они спускались в полной тишине.
Лифт остановился. Двери открылись. Они были под землей Белого дома. Конгротян и Пемброук вышли из лифта в зал…
Их ждал мужчина, которого они оба узнали.
— Я хочу, чтобы вы меня выслушали, Конгротян, — сказал пианисту Бертольд Гольтц.
Очень быстро, за какую-то долю секунды комиссар НП выхватил пистолет. Он прицелился и выстрелил, но Гольтц уже исчез.
На полу, где он стоял, лежал кусочек свернутой бумаги. Гольтц его обронил. Наклонившись, Конгротян потянулся за ней.
— Не трогайте! — резко сказал Пемброук.
Было слишком поздно. Конгротян поднял ее и уже разворачивал. Там было написано: «Пемброук ведет вас к вашей смерти».
— Интересно, — сказал Конгротян. Он передал бумагу полицейскому. Пемброук убрал пистолет, взял бумагу и внимательно прочитал. Его лицо исказилось от гнева.
За его спиной Гольтц сказал:
— Пемброук месяцами ждал, когда вас арестуют и поместят сюда, в Белый дом. Теперь времени уже не остается.
Резко повернувшись, Пемброук схватился за пистолет, вытащил его и выстрелил. Снова Гольтц исчез, улыбаясь горько и презрительно. Тебе никогда его не достать, подумал Конгротян. До тех пор пока у него в распоряжении аппарат фон Лессингера.
— Не остается времени для чего? Что должно случиться?
Казалось, Гольтц знает, и, возможно, Пемброук тоже; оба обладают одним и тем же аппаратом.
И как это относится ко мне? — подумал пианист.
Ко мне и моему таланту, который я поклялся сдерживать? Значит ли это, что я им воспользуюсь?
Однако, сколько он ни задавал себе один и тот же вопрос — ответить так и не смог. Интуиция тоже ничего вразумительного не подсказывала.
* * *
Нэт Флиджер слышал, как на улице играли дети. Они пели какой-то мотив типа погребального, совершенно незнакомый ему. А он занимался музыкальным бизнесом всю жизнь. Как он ни старался, он не мог разобрать слов: они как-то странно размазывались, сливались в одно.
— Вы не против, если я взгляну? — спросил он Бет Конгротян, поднимаясь со скрипучего плетеного кресла.
Побледнев, Бет Конгротян сказала:
— Лучше бы не надо. Пожалуйста, не смотрите на детей. Пожалуйста.
Нэт мягко сказал:
— Мы — компания звукозаписи, миссис Конгротян. Все, что касается музыки, — это наше дело. — Он абсолютно не мог удержаться от того, чтобы не подойти к окну и не выглянуть наружу; в нем говорил инстинкт: правильный или ложный, он был прежде всего, прежде приличия, прежде доброты. Выглянув, он увидел их, сидящих в кружочке. Все они были друпаками. Он подумал, кто был Платусом Конгротяном. Все они казались похожими друг на друга. Может, этот маленький мальчик в желтых шортах и футболке, сидящий в стороне. Нэт махнул Молли и Джиму, они подошли к нему. Пять неандертальских детей, подумал. Нэт. Вырванные из времени; кусочек прошлого, вырезанный и приклеенный сюда, в его время, в его век, в сегодняшний день, чтобы мы могли их услышать и записать. Интересно, какую обложку предложит к альбому наш отдел искусства. Он закрыл глаза, чтобы не видеть больше сцену за окном. Но мы это сделаем, знал он. Потому что мы приехали сюда, чтоб хоть что-нибудь получить; мы не можем — или по крайней мере не хотим — уезжать пустыми, безо всего. И — это важно. С этим нужно работать профессионально. Возможно, даже важнее Роберта Конгротяна, как бы хорош он ни был. И мы не можем позволить себе роскошь прислушиваться к своим чувствам.
— Джим, — тут же сказал он, — неси «Ампек Ф-а2», скорей. Пока они не остановились.
Бет Конгротян сказала:
— Я вам не позволю их записывать.
— Мы будем, — сказал ей Нэт. — Мы привыкли к подобным вещам на фольклорных музыкальных сессиях. Все это проверялось в судах Штатов много раз, и фирма всегда выигрывала. — Он пошел вслед за Джимом, чтобы помочь наладить записывающее устройство.
— Мистер Флиджер, вы понимаете, кто они? — спросила его миссис Конгротян.
— Да, — сказал он и продолжил свое дело.
Вскоре они установили «Ампер Ф-а2»; организм сонно пульсировал, волнообразно расправляя свои псевдоподии, словно был голоден. Казалось, влажная атмосфера мало повлияла на него, он был вялый, как никогда.
Появившись за их спинами, сосредоточенная, с жестким, решительным лицом, Бет Конгротян тихо сказала:
— Послушайте, пожалуйста, меня. Вечером, а точнее сегодня вечером, будет их общий сбор. Взрослых. В их главном зале, недалеко отсюда, в лесу, на красной кирпичной боковой дороге, которую они все используют; она принадлежит им, их организации. Там будет много песен и танцев. Как раз то, что вам нужно. Гораздо больше, чем вы найдете здесь, у этих детей. Поэтому, пожалуйста, подождите и запишите тех.
Нэт сказал:
— Мы запишем обе группы. — И дал знак Джиму нести «Ампек Ф-а2» поближе к детям.
— Я вас оставлю здесь, в доме, на ночь, — сказала Бет Конгротян, спеша за ним. — Очень поздно, примерно в два утра, они прекрасно поют — слова понять трудно, но… — Она схватила его за руку. — Мы с Робертом пытались воспитывать нашего сына вдали от этого. Дети, пока они маленькие, не принимают в этом большого участия, у них вы не получите настоящего материала. Когда вы увидите взрослых… — Она резко замолчала и тускло произнесла: — Тогда вы поймете, что я имею в виду.
Молли сказала Нэту:
— Давай подождем.
В нерешительности Нэт повернулся к Джиму. Тот кивнул.
— О’кей, — сказал Нэт миссис Конгротян. — Если вы отведете нас туда, где они встречаются. И поможете проникнуть незамеченными.
— Да, — сказала она. — Я это сделаю. Спасибо, мистер Флиджер.
Я чувствую себя виноватым, сказал себе Нэт. А вслух произнес:
— О’кей. И вы… — Тут чувство вины возобладало. — Зачем, вы не должны оставлять нас в своем доме — мы остановимся в Дженнере.
— Я бы хотела, чтобы вы остались, — сказала Бет Конгротян. — Мне очень одиноко. Мне нужно чье-нибудь общество, когда нет Роберта. Вам не понять, что это значит, когда приезжает кто-нибудь… оттуда, хоть ненадолго.
Дети, заметив взрослых, неожиданно прекратили петь и смутились; они внимательно смотрели на Нэта, Молли и Джима широко открытыми глазами. Скорее всего, нам бы и не удалось их записать, понял Нэт. Итак, с этой сделкой он ничего не потерял.
— Вас это пугает? — спросила Бет Конгротян.
Он пожал плечами:
— Нет, в общем, нет.
— Правительство знает об этом, — сказала она. — Здесь побывало много этнологов и Бог знает кого еще. Все они говорят, что это доказывает тот факт, что в доисторические времена, еще до кроманьонцев… — Она беспомощно замолчала.
— Они скрещивались, — закончил за нее Нэт. — Как показали найденные в пещерах Израиля скелеты.
— Да, — кивнула она. — Возможно, все так называемые подрасы. Расы, которые не выжили. Их поглотил хомо сапиенс.
— Я бы сделал другое предположение, — сказал Нэт. — Мне кажется более вероятным, что так называемые подрасы были мутацией, которая существовала очень недолго и затем исчезла потому, что они не могли приспособиться. Возможно, в те дни были проблемы радиации.
— Я не согласна, — сказала Бет Конгротян. — И та работа, которую они проводили на аппарате фон Лессингера, подтверждает мои мысли. По вашей теории они просто… посмешище. Но я верю, они представители настоящей расы… Я думаю, что они развивались отдельно от первоначального примата, от Проконсула. И наконец соединились, когда хомо сапиенс мигрировал в их охотничьи владения.