— Можно еще кофе? — спросила Молли. — Я замерзла. — Она вздрогнула. — Эта влажность убивает меня.
— Мы вернемся в дом, — согласилась Бет Конгротян. — Да. Вы не привыкли к такой погоде, я понимаю. Я помню, как мы впервые приехали сюда.
— Платус родился не здесь, — сказал Нэт.
— Нет, — кивнула она. — Мы приехали сюда из-за него.
— Разве правительство не позаботилось бы о нем? — спросил Нэт. — Они содержат специальные школы для тех, кто уцелел после радиации. — Он избегал использовать точный термин: жертвы радиации.
— Мы думали, ему будет лучше здесь, — сказала Бет. — Большинство из них — друпаков, как они себя называют, — здесь. Они собрались здесь за последние двадцать лет из разных уголков планеты.
Они вошли снова в теплый, сухой дом.
— На самом деле он прелестный маленький мальчик, — сказала Молли. — Очень милый и трогательный. Кроме… — Она запнулась.
— Челюсти и шаркающей походки, — сказала миссис Конгротян как бы между прочим. — Но они еще не полностью сформировались. Это начинается примерно в тринадцать лет.
Она поставила на кухне воду для кофе. То, что мы собираемся привезти из поездки, — странно, подумал Нэт Флиджер. Совсем не то, что мы и Лео ожидали.
Интересно, как это будет продаваться, подумал он.
* * *
Приятный, чистый голос Аманды Коннорс, раздавшийся из переговорного устройства, заставил вздрогнуть доктора Саперса, который просматривал график приема больных на завтра.
— Вас хочет видеть некий мистер Уайлдер Пемброук.
Уайлдер Пемброук! Доктор Саперс выпрямился и отложил свое расписание. Чего на этот раз хотел представитель НП? Он тут же инстинктивно понял, что надо вести себя осторожно, и сказал в переговорное устройство:
— Одну минуту, пожалуйста.
Пришел, чтобы закрыть меня, наконец, думал он. Тогда, должно быть, я уже виделся с этим пациентом, не понимая этого. С тем, которым я должен заниматься, или, скорее, не заниматься. Тот, с кем у меня ничего не должно получиться.
На лбу выступил пот, когда он подумал: вот теперь и моя карьера заканчивается, как карьера любого другого психоаналитика в Штатах. Что я теперь буду делать? Некоторые его коллеги улетели в коммунистические страны, но, очевидно, там им было не лучше, некоторые иммигрировали на Луну или Марс. А некоторые, удивительно большая группа «некоторых», пошли работать в АО «Химия» — организацию, которая в первую очередь отвечает за все репрессии, направленные против них.
Он был слишком молод, чтобы бросать работать, и слишком стар, чтобы иммигрировать. Он с горечью подумал: итак, мне совсем ничего не остается. Я не могу продолжать, и я не могу прекратить; это настоящий двойной узел, как раз то, с чем ко мне обычно приходят мои пациенты. Теперь он еще больше им сочувствовал и понимал, в какую неразбериху превращалась их жизнь.
Он сказал Аманде:
— Пригласите комиссара Пемброука.
Спокойный на вид, с тяжелым взглядом полицейский, одетый, как и в первый раз, в штатское, медленно вошел и сел перед доктором.
— Какая у вас там милая девочка, — сказал он и облизнул губы. — Интересно, что с ней станет. Возможно, мы…
— Что вам нужно? — спросил Саперс.
— Ответ на вопрос. — Пемброук откинулся назад, достал золотой портсигар и удобно устроился, скрестив ноги. И сказал: — Ваш пациент Роберт Конгротян обнаружил, что может давать сдачи.
— Кому?
— Своим притеснителям. Нам, конечно. Всем, кто попадется на его пути. Вот что бы я хотел знать. Я хочу работать с Робертом Конгротяном, но я бы хотел защитить себя от него. Честно говоря, я его боюсь, боюсь больше, чем кого-либо на свете. И я знаю почему: я использовал аппарат фон Лессингера и знаю, о чем говорю. Какой есть к нему ключик? Как мне сделать так, чтобы он был… — Пемброук искал подходящее слово. Взмахнув рукой, он сказал: — Надежным. Вы понимаете. По сути дела, я бы не хотел, чтобы однажды утром меня подняло с земли и швырнуло на шесть футов вниз, под землю, только из-за незначительной размолвки. — Он был бледен и сидел в напряжении.
Помолчав, доктор Саперс сказал:
— Теперь я знаю, кто этот пациент, которого я жду. Вы лгали насчет неудачного лечения. Вовсе не предполагается, что у меня ничего не выйдет. Фактически моя помощь необходима. А пациент вполне нормален.
Пемброук внимательно смотрел на него, но ничего не говорил.
— Пациент — вы. И вы об этом знали все время, из-за вас я был сбит с толку. С самого начала.
Чуть погодя Пемброук кивнул.
— И дело вовсе не государственное, — сказал Саперс. Это вы задумали, а Николь ни о чем даже не подозревает.
По крайней мере наверняка, подумал он.
— Берегитесь, — сказал Пемброук. Он достал свой пистолет и положил его на колени, но держа рядом руку.
— Я не могу вам сказать, как контролировать Конгротяна. Я не могу сам его контролировать, вы это видели.
— Но вы узнаете, — сказал Пемброук, — смогу ли я с ним работать. Вы знаете о нем достаточно много. — И он впился взглядом в Саперса, его глаза были прозрачны и не мигали. Он ждал.
— Вам придется мне рассказать, что вы собираетесь ему предложить.
Взяв пистолет и направив его прямо на Саперса, он сказал:
— Скажите мне, как он относится к Николь.
— Она для него фигура Магна Матер, как и для всех нас.
— Магна Матер. — Пемброук наклонился. — Что это значит?
— Самая главная исконная мать.
— То есть, другими словами, он ее идеализирует. Она для него как богиня. Бессмертная. Как бы он отнесся… — Пемброук засомневался. — Если бы Конгротян стал Хранителем, настоящим, обладающим наиболее ценным правительственным секретом, — что Николь умерла много лет назад, что эта так называемая Николь — артистка. Девушка по имени Кэйт Руперт.
Саперс выпучил глаза. Он изучал Пемброука и понимал одно, понимал со всей ясностью. Когда эта беседа закончится, Пемброук его убьет.
— Потому что, — сказал Пемброук, — это правда.
Он засунул свой пистолет опять в чехол:
— Потеряет ли он свое благоговение к ней? Сможет ли он… сотрудничать?
Помолчав, Саперс сказал:
— Да, сможет. Определенно.
Пемброук ощутимо повеселел. Он перестал дрожать, и его лицо, тонкое и равнодушное, стало не таким бледным.
— Хорошо, и я надеюсь, что вы, доктор, говорите правду, потому что если нет, я вернусь сюда, что бы ни случилось, и убью вас. — Он неожиданно поднялся. — До свидания.
Саперс сказал:
— Моя клиника теперь закрыта?
— Конечно. Почему нет? — Пемброук спокойно улыбался. — Кому вы нужны? Вы это знаете, доктор. Ваше время прошло. Странный каламбур в том, что…
— А если я расскажу все, что вы мне рассказали?
— Видите ли, доктор, я собираюсь обнародовать именно эту тайну. И одновременно «Карп и сыновья» откроют Исполнителям другую.
— Какую?
— Вам придется подождать, — сказал Пемброук. — Пока Антон и Феликс Карпы не будут готовы. — Он открыл дверь кабинета. — Скоро увидимся, доктор. Спасибо за помощь. — Дверь за ним закрылась.
Я узнал самую главную тайну государства, понял доктор Саперс. Теперь я принадлежу к верхушке Хранителей.
И это ничего не значит, потому что я никак не могу использовать эту информацию, чтобы сохранить карьеру. А ведь только это и имеет значение. Насколько я понимаю, моя карьера и ничего больше, черт побери, ничего больше!
Он почувствовал всепоглощающую слепую ненависть к Пемброуку. Если бы я мог его убить, подумал он, я бы это сделал. Прямо сейчас. Пойду за ним…
— Доктор, — послышался голос Аманды из переговорного устройства. — Мистер Пемброук говорит, что мы должны закрываться. — Ее голос дрожал. — Это правда? Я думала, что они позволят вам работать еще какое-то время.
— Он прав, — подтвердил Саперс. — Все кончено. Вам лучше позвонить моим пациентам, всем, с кем я должен был встретиться, и сообщить им это.
— Да, доктор, — сказала Аманда голосом, полным слез, и повесила трубку.
Черт бы его побрал, сказал себе Саперс. И я ничего не могу поделать. Совершенно ничего.
Переговорное устройство снова заработало, и Аманда неуверенно произнесла:
— Он еще сказал… я не собиралась говорить вам — это касалось меня. Я знала, что вы рассердитесь.
— Что он сказал?
— Он сказал — может, ему понадобятся мои услуги. Он не сказал какие. Однако, я почувствовала… — она немного помолчала, — я почувствовала, что меня от него тошнит, — закончила она. — Такого чувства я еще не испытывала ни к кому. Независимо от того, что мне говорили. Это было что-то другое.
Поднявшись, Саперс подошел к двери в приемную и открыл ее. Пемброук, конечно, уже ушел. Он увидел только Аманду Коннорс в приемной за своим столом, утирающую глаза платком. Саперс подошел к входной двери, открыл ее и спустился по ступенькам на улицу.
Он открыл багажник своего припаркованного автомобиля и достал ручку от домкрата. Взяв ее, он отправился вниз по тротуару. Стальная ручка была скользкой и холодной. Он искал комиссара Пемброука.
Вдали он увидел сжавшуюся фигуру. Измененная перспектива, догадался Саперс. Она делала его маленьким, но это не так. Доктор Саперс направился к полицейскому из НП, подняв вверх ручку от домкрата. Фигура Пемброука росла.
Пемброук не обращал никакого внимания на Саперса. Он не видел, что тот приближается. Замерев, стоя рядом с группой других людей, прохожих, Пемброук внимательно смотрел на заголовки, демонстрируемые машиной последних известий.
Заголовки были огромные, зловещие и черные. Приближаясь, доктор Саперс стал различать слова. Он замедлил шаги, опустил ручку от домкрата и наконец застыл, как и все остальные.
— Карп открывает самую главную тайну правительства! — визжала машина так, что в пределах слышимости ее слышал каждый. — Хозяин — робот-двойник! Уже создается новый!
Машина последних известий двинулась с места в поисках новых покупателей. Здесь никто не покупал. Все стояли как замороженные. Доктор Саперс подумал, что это похоже на сон; он закрыл глаза и подумал: я не могу в это поверить. Никак не могу в это поверить.
— Подчиненный Карпа похищает все планы для нового хозяина-робота! — визжала теперь машина новостей в другом квартале. Звук ее пронзительного голоса раздавался эхом. Планы опубликованы!
Все эти годы, подумал доктор Саперс, мы поклонялись кукле, чучелу. Безжизненному, инертному существу.
Открыв глаза, он увидел Уайлдера Пемброука, который гротескно согнулся, пытаясь расслышать прощальный вопль удаляющейся машины. Пемброук сделал несколько шагов вслед за машиной, как будто загипнотизированный ею. Удаляясь, Пемброук снова стал уменьшаться. Я должен пойти за ним, решил доктор Саперс. Сделать его реальным. Вернуть ему его рост, так чтобы я смог сделать с ним то, что я вынужден сделать. Ручка стала такой скользкой, такой мокрой, что он едва мог ее удержать.
— Пемброук! — окликнул он.
Фигура остановилась, мрачно улыбаясь.
— Итак, теперь вы знаете обе тайны. Вы полностью проинформированы, Саперс. — Пемброук подошел к нему. — У меня есть для вас один совет. Я предлагаю вам позвонить и вызвать журдяка, чтобы рассказать ему то, что знаете вы. Вы боитесь?
Саперс смог сказать:
— Это слишком много — все сразу. Я должен подумать. — Сбитый с толку, он слушал завывания машины последних новостей; ее еще было слышно.
— Но вы расскажете, — сказал Пемброук. — В конце концов, — все еще улыбаясь, он достал свой служебный пистолет и со знанием дела направил его в висок Саперса, — я вам приказываю, доктор. — Он медленно подошел к доктору. — Теперь не осталось времени, потому что «Карп и сыновья» уже сделали свой шаг. Настал момент, доктор, это… как говорят наши немецкие друзья. Вы не согласны?
— Я… вызову журдяка, — сказал Саперс.
— Не упоминайте источник, доктор. Думаю, я вернусь с вами вместе. — Пемброук подтолкнул доктора Саперса назад к ступенькам, ведущим к входной двери офиса. — Скажите просто, что один из ваших пациентов, один из Хранителей, открыл вам это в доверительной беседе, но вы чувствуете, что это слишком важно, чтобы умалчивать.
— Хорошо, — сказал Саперс, кивая.
— И не волнуйтесь за психологический эффект этого, за действие, оказываемое на всю нацию, — сказал Пемброук.
На массу Исполнителей. Я думаю, они смогут выдержать и это, когда пройдет первый шок. Конечно, реакция будет, я предполагаю, что она разрушит всю правительственную систему. Вы со мной не согласны? Я хочу сказать, что не будет Хозяев и так называемых «Николь», не будет деления на Хранителей и Исполнителей. Потому что все теперь мы будем Хранителями. Верно?
— Да, — сказал Саперс, медленно проходя приемную, где Аманда Коннорс, онемев, уставилась на него и Пемброука.
Наполовину обращаясь к себе, Пемброук пробормотал:
— Единственное, о чем я беспокоюсь, — это реакция Бертольда Гольтца. Все остальное, кажется, в порядке, но этот фактор, я, видимо, не могу предвидеть.
Саперс остановился и повернулся к Аманде:
— Соедините меня, пожалуйста, с машиной-репортером из «Нью-Йорк Таймс» Подняв трубку телефона, Аманда молча набрала номер.
* * *
Мори Фрауенциммер издал громкий горловой звук и с посеревшим лицом опустил газету и пробормотал, обращаясь к Чаку:
— Ты знаешь, кто виноват в утечке информации?
Его тело обвисло, как австралийская акация, по которой как будто уже взбиралась смерть.
— Я…
— Это был твой брат, Винс, которого ты привел от Карпа. Это конец. Винс работал на Карпа; они его никогда не увольняли — они его заслали. — Мори обеими руками смял газету. — Боже, почему ты не иммигрировал? Если бы ты упехал, ему бы никогда не удалось проникнуть сюда: я бы не взял его без твоей рекомендации. — Он поднял полные ужаса глаза. — Почему я не дал тебе уехать?
На улице против «Товарищества Фрауенциммера» завизжала машина новостей:
— Главный государственный секрет: Хозяин — робот! Изготавливается новый! — Она начала все снова, поскольку контролировалась центральной системой механически.
— Разрушь ее, — рявкнул Мори на Чака. — Эту машину на улице! Пусть она убирается, ради Бога!
Чак глухо сказал:
— Она не уберется. Я пытался. Когда впервые ее услышал.
Они смотрели друг на друга, он и его босс Мори Фрауенциммер; ни один не мог произнести ни слова. Да и нечего было говорить. Это был конец их фирмы.
И, возможно, их конец.
Наконец Мори сказал:
— Эти стоянки Луни Люка. Эти притоны драндулетов. Правительство все закрыло, да?
— А что? — спросил Чак.
— Потому что я хочу иммигрировать, — сказал Мори. — Мне нужно выбраться отсюда. Да и тебе тоже.
— Они все закрыты, — согласно кивнул Чак.
— Ты знаешь, что мы наблюдаем? — сказал Мори. — Это переворот. Заговор против правительства Штатов, организованный кем-то или целой группой кого-то. И это люди внутри аппарата не такие аутсайдеры, как Гольтц. И они работают с картелями, с Карпом, самым крупным. У них огромная сила. Это не уличная потасовка, не грубая ссора. — Он вытер свое красное, мокрое от пота лицо носовым платком. — Мне плохо. Черт, нас втянули в это дело — тебя и меня; в любую минуту ребята из НП будут здесь.
— Но они должны знать, что мы не хотели…
— Они ничего не знают. Они будут хватать всех. Без разбору.
Вдали послышался звук сирены. Мори слушал с широко раскрытыми глазами.
Глава 14
Как только Николь Тибодокс разобралась в ситуации, она отдала приказ убить рейхсмаршала Германа Геринга.
Это было необходимо. Возможно, что у революционной клики были с ним связи. В любом случае она не могла рисковать. Слишком многое было поставлено на карту.
В потайном дворике Белого дома взвод солдат с ближайшей военной базы сделал эту необходимую работу. Она рассеянно слушала глухой, почти неуловимый звук их мощных лазерных ружей, думая, что смерть Геринга наглядно доказывала, как мало власти он имел в Третьем рейхе. Поскольку его смерть не повлекла никаких изменений в ее времени, в настоящем; это событие не вызвало даже легкого волнения, предвещавшего изменения. Это было одной из характерных черт правительственной структуры нацистской Германии.