Тихо, Джерри! Еще нельзя. Держись.
Ты… ты слышал его? ТЫ СЛЫШАЛ ЕГО?
Слышал. Мы еще не в безопасности. Виси!
Дверь ломбарда приоткрылась. Внутрь искательно скользнул острый, как бритва, луч фонаря. Луч выхватил из мрака красновато-серую широкую лужу останков – плоти, крови и костей, задержался секунды на три и погас. Дверь затворилась.
– Порядок, Джерри. Они снова подумали, что я погиб. Теперь можешь начинать истерику.
– Пауэлл, я не могу спуститься. Я не могу наступить на…
– Я не виню тебя за это. – Пауэлл, придерживаясь одной рукой, ухватил другой Черча и раскачал его в направлении конторки. Черч улетел в пустоту, обрушился на конторку и затрясся. Пауэлл последовал за ним и сам с трудом подавил приступ тошноты.
Ты что-то говорил про киллеров Киззарда?
Ага. У него под началом целый отряд психопатов. Мы их регулярно вылавливаем и посылаем в Кингстон, а Киззард набирает новых. Приманивает дофамином.
Но какое им дело до тебя? Я…
Джерри, возьми голову в руки. Их послал Бен. Бен начинает паниковать.
Бен? Бен Рейх? Но они ж ко мне в ломбард полезли. Тут мог оказаться и я.
И ты оказался. Какая, к черту, разница?
Рейх бы не убил меня. Он…
Разве?
Образ улыбающегося кота.
Черч глубоко вздохнул и внезапно взорвался:
– Сукин сын! Гребаный сукин сын!
– Джерри, успокойся. Рейх сражается за свою жизнь. Не стоит ожидать от него чрезмерной щепетильности.
– Ну, я тоже сражаюсь, а этот ублюдок захотел решить мою судьбу за меня. Пауэлл, приготовься. Я раскрываюсь. Я тебе все выкладываю.
После страшной гибели Тэйта, закончив разбираться с показаниями Черча и возвратясь из полицейского управления, Пауэлл рад был увидеть в своем доме светловолосую озорницу. Барбара д’Куртнэ держала в правой руке черный мелок, а в левой – красный. Она энергично царапала ими по стенам, высунув язык и щуря темные глаза от усердия.
– Бэб! – воскликнул он шокированно. – Ты что делаешь?
– Рифоваю кайтинки, – прошепелявила она, – кляфные кайтинки для папы.
– Спасибо, солнышко, – сказал он. – Приятно это услышать. А теперь иди сюда, посиди с папой.
– Не, – ответила она, продолжая малевать.
– Ты моя девочка?
– Ага.
– А разве моя девочка бывает непослушной?
Барбара обдумала это возражение.
– Не, – ответила она, положила мелки в футляр, опустилась на кушетку рядом с Пауэллом и взяла его руки своими, выпачканными в мелу.
– Барбара, ну правда, – пробормотал Пауэлл, – меня начинает беспокоить, что ты шепелявишь. Может, тебе скобки на зубы поставить?
Он не вполне шутил. Тяжело было постоянно напоминать себе, что рядом с ним в действительности взрослая. Он заглянул в темные глубокие глаза. Те блестели, как пустой хрустальный бокал в ожидании, когда его наполнят вином.
Он медленно прозондировал пустующие уровни сознания, опустился в турбулентную зону подсознания, затянутую грозными тучами, словно обширная темная туманность. За тучами блеснул слабый свет, изолированный, какой-то подростковый, уже успевший полюбиться. Но сейчас, проложив себе путь вниз, он отметил, что слабый просверк этот трансформировался в бледную спикулу звезды, запылавшей с жарким ревом, будто новая.
Привет, Барбара. Ты, кажется…
Ответом стала вспышка страсти такой силы, что Пауэлл поспешно сдал назад.
– Мэри, иди сюда! – позвал он. – Быстрее!
С кухни выглянула Мэри Нойес.
– У тебя снова проблемы?
– Еще нет. Но вскоре вероятны. Наша пациентка идет на поправку.
– Не заметила никаких отличий.
– Ступай к ней внутрь вместе со мной. Она установила контакт со своим Ид. Глубоко на нижнем уровне. Мне чуть мозги не выжгло.
– И кто ж ей нужен сейчас? Компаньонка, чтобы охраняла сладкие секреты девичьего сердца?
– Шутишь, что ли? Это мне нужна охрана. Иди сюда. Возьми меня за руку.
– Ты держишь ее руки обеими своими.
– Всего лишь фигура речи. – Пауэлл неуверенно покосился на спокойное личико куклы перед собой, на холодные расслабленные руки, которые заключил в свои. – Пойдем.
Он снова пустился в странствие по темным коридорам, ведущим глубоко вниз, в печь, пылавшую у девушки внутри… внутри у каждого человека… резервуар психической энергии, безвременный, безрассудный, безжалостный, охваченный ненасытным стремлением к удовлетворению страстей. Он чувствовал, как следом за ним на ментальных цыпочках крадется Мэри Нойес. Остановился он на безопасном расстоянии.
Привет, Барбара.
– Проваливай!
Это же я, призрак.
Ненависть хлестнула его.
Ты помнишь меня?
Ненависть унялась, сменилась турбулентностью, из которой взметнулась волна горячего желания.
Линк, ты бы убирался оттуда поскорее. Если тебя затянет в хаос боли и наслаждения, ты пропадешь с концами.
Мне нужно кое-что отыскать.
Ты ничего там не отыщешь, кроме беспримесной любви и беспримесной смерти.
Я хочу выяснить, какие у нее сложились отношения с отцом. Я должен понять, почему он испытывал такую вину перед ней.
Ну ладно, а я пошла.
Печь снова задымилась. Мэри убежала.
Пауэлл потоптался на краю ямы, зондируя, исследуя, стараясь прочувствовать. Так может электрик аккуратно касаться кончиков оголившейся проводки, определяя, какой из проводов обесточен. Мимо промелькнул пылающий сгусток энергии. Он зацепил его – мало не показалось; Пауэлл отступил, прячась под покров инстинктивного самосохранения. Расслабился, позволяя себе втянуться в спиральный вихрь ассоциаций, приступил к сортировке, но в энергетическом хаосе трудно было придерживаться избранной системы отсчета.
Вот подпитывающие котел соматические импульсы: клеточные реакции, исчисляющиеся миллиардами, вопли органики, приглушенное гудение мышечных тонов; сенсорные токи второго уровня, кровеносная система, неспокойный супергетеродин кровяного pH… все это кружило и пенилось в неустойчивом равновесном мотиве девичьей психики. Нескончаемый перестук синапсов вливался в более сложные скрипучие ритмы. В изменчивых промежутках были плотно закодированы образы, полуоформленные символы, частично проявленные отсылки… ионизированные ядра мысли. Пауэлл уловил фрагмент взрывоподобного хлоПка, проследил его до буквы П… до сенсорной ассоциации с утратой, затем, по закороченной цепочке, до младенческого сосательно-грудного рефлекса… инфантильных воспоминаний о… матери? Нет. О кормилице. А эти, в свою очередь, обросли, точно коростой, родительскими ассоциациями… отрицательными. Минус мать… Пауэлл насилу увернулся от пламенной вспышки инфантильного гнева и отвержения, синдрома сироты. Возвратясь к П, поискал связанные с ним образы… Па… Папа… Отец.
Внезапно он очутился лицом к лицу… сам с собой.
Он уставился на образ и дрогнул, с трудом сохраняя ясность мысли и рассудок. Потом насилу выбрался.
Что ты, черт побери, такое?
Образ лучезарно улыбнулся и пропал.
П… Па… Папа… Отец. Пыл любви и преданности, ассоциированный с… Он снова оказался лицом к лицу со своим двойником. На сей раз тот был наг и могуч, черты его окутывала аура любви и желания. Образ протянул руки.
Брысь. Ты приводишь меня в замешательство.
Образ пропал.
Вот блин! Девчонка, что ли, влюбилась в меня?
– Привет, призрак.
А вот как она представляет себя саму: жалкая карикатура, белесые патлы вместо волос, темные глаза как чернильные пятна, прекрасная фигура перепахана неуклюжими углами и плоскостями… Образ померк, и на него вдруг ринулся, вытесняя собой все остальное, Пауэлл, Могучий и Нежный Родитель, сеющий разрушение на своем пути. Он не отступил, как в прошлый раз, но ухватился за видение. Затылка у фигуры не было, вместо него виднелось лицо д’Куртнэ. Он проследовал за двуликим, как Янус, образом по раскаленному каналу двойников, пар, дублей, родственных… Рейху? Невоз… Да, Бен Рейх и карикатурная Барбара были здесь, сочлененные на манер сиамских близнецов, брат и сестра, сросшиеся выше поясниц, ноги их брыкались и вертелись по отдельности в море непроглядной сложности внизу. Б, сросшийся с Б. Б и Б. Барбара и Бен. Сводные родичи по крови. Сводные…
Линк!
Далекий крик непонятно в какой стороне.
Линкольн.
Это, безусловно, не к спеху. Потрясающий образ Рейха должен означать…
Линкольн Пауэлл! Иди сюда немедленно, дурень!
Мэри?
Не могу тебя вытащить.
Я через несколько минут вернусь.
Линк, это уже третья моя попытка тебя обнаружить. Если не вылезешь сейчас, ты пропал.
Третья?
За три часа. Линк, пожалуйста… Пока у меня остаются силы.
Он позволил себе подумать о возвращении на поверхность. Он не нашел, в какой стороне поверхность. Безвременный, беспространственный хаос ярился кругом. Возник образ Барбары д’Куртнэ, на сей раз карикатурно обольстительный.
– Привет, призрак.
Линкольн, ради всего святого!
На миг подступила паника, он заметался без оглядки, но щупаческий опыт тут же взял свое, и техника отступления заработала в автоматическом режиме. Один за другим начали опускаться на место блоки, и за каждым барьером было немного светлее. На полпути вверх он ощутил присутствие Мэри. Она оставалась с ним, пока он снова не очнулся у себя в гостиной. Он сидел рядом с озорницей, держа ее руки в своих. Он разорвал рукопожатие с такой поспешностью, словно ладони Барбары были раскалены докрасна.
Мэри, я наткнулся на совершенно удивительную ассоциацию с Беном Рейхом. Какая-то связь…
Мэри приготовила пропитанное ледяной водой полотенце, которым и хлестнула его по лицу. Он осознал, что трясется.
Единственная трудность в том, что… собрать воедино информацию из фрагментов Ид – все равно что провести количественный анализ сердцевины солнца…
Она снова хлестнула его полотенцем.
Работаешь не с цельными молекулами, а с ионизированными частицами… – Он увернулся от полотенца и воззрился на Барбару. – Мэри, готов поклясться, бедная девочка в меня влюблена.
Образ насмешливо скосившей клюв горлицы.
Я серьезно. Я раз за разом встречал там, внизу, самого себя. Я…
А как насчет тебя?
Меня?
– Как тебе кажется, почему ты отказался помещать ее в Кингстонский госпиталь? – проговорила она вслух. – Как тебе кажется, почему ты ее после этого регулярно, дважды в день, прощупываешь? Почему тебе компаньонка понадобилась? Я тебе скажу, Пауэлл, почему.
– И?
– Ты в нее влюбился. Ты влюбился в нее, как только обнаружил ее у Чуки Фруд.
– Мэри, да ты что!
Она хлестнула его красочной картинкой: он сам и Барбара д’Куртнэ, фрагмент, выуженный Мэри из его сознания несколько дней назад… фрагмент, который тогда заставил ее побледнеть от ревности и гнева. Пауэлл знал, что он подлинный.
Мэри, дорогая…
– Не смей так говорить. Оставь меня в покое. Ты в нее втюрился, а она не щупачка. Хуже того, она невменяема. В какой мере ты ее любишь? На десятую долю? Какую часть ее ты любишь? Ее лицо? Ее подсознание? А как насчет остальных девяноста процентов? Будешь ли ты ее любить и дальше, когда она придет в себя? Будь ты проклят! Жаль, что я не оставила тебя гнить в недрах ее разума!
Она отвернулась и разрыдалась.
Мэри, ради всего, что…
– Заткнись, – всхлипнула она. – Черт побери, просто заткнись! Я… Тебе сообщение пришло. Из управления. Тебя просят как можно скорей лететь в Космолэнд. Там Бен Рейх, и они потеряли его след. Ты им нужен. Ты всем нужен. Какое право я имею жаловаться?
12
Пауэлл уже много лет не бывал в Космолэнде. Полицейский челнок забрал его с борта роскошного корабля «Холиди Куин», и пока аппарат снижался, Пауэлл разглядывал через иллюминатор панораму Космолэнда, напоминавшую расшитое золотыми и серебряными нитками пэтчворковое одеяло. Он улыбался, как всегда поступал при виде космической игровой площадки: ему каждый раз представлялась одна и та же картина. Видение исследователей из далекой галактики, странных существ, серьезных и дотошных, которые случайно натыкаются на Космолэнд и отправляются его исследовать. Всякий раз он пытался вообразить, каковы будут выводы экспедиции, и воображение отказывало.
– Это уж работенка для Бесчестного Эйба, – пробормотал он.
Космолэнд возник несколько поколений назад, и тогда это была плоская непримечательная астероидная глыба диаметром в полмили. Некий полоумный энтузиаст здорового образа жизни возвел над нею прозрачную аэрогелевую полусферу, установил атмосферный генератор и основал колонию. С той поры Космолэнд разросся на сотни миль, приняв вид столешницы неправильной формы. Каждый новый предприниматель просто добавлял к ней милю-другую территории, возводил собственную прозрачную полусферу и приступал к намеченным делам. Инженеры заявляли, что более экономичным и эффективным было бы придать Космолэнду сферическую форму, но их никто уже не слушал. К общему столу прирастали все новые и новые места.
Челнок заложил вираж, и косые лучи Солнца выгодно осветили Космолэнд, так что Пауэлл увидел блистающие на темно-синем фоне космоса полусферы; их были сотни, они теснились друг к другу, словно мыльные пузыри на шахматной доске. Исходная колония, основанная фанатом здорового образа жизни, располагалась в центре современного Космолэнда и продолжала работу. Имелись также отели, увеселительные парки, лечебные курорты, дома призрения и даже кладбище. На стороне стола, обращенной к Юпитеру, раскинулась огромная пятидесятимильная полусфера Космолэнд-Заповедника, где посетителям предлагалось намного большее разнообразие естественной истории и погодных условий, чем на любой планете.
– Выкладывайте, – сказал Пауэлл.
Сержант полиции, явственно нервничая, промямлил:
– Все по инструкциям. Недотепа по следу Хэссопа, Ловкач за ним. Недотепу спалила девушка Рейха…
– Ага, с ним была девушка?
– Да. Бедовая такая красотка, зовут Даффи Уиг&.
– Черт побери! – Пауэлл аж подскочил в кресле, и сержант уставился на него. – Я ж ее сам допрашивал. Я готов поклясться, что… – Он осекся. – Похоже, я сел в лужу. Мотайте на ус. Когда имеешь дело с красоткой… – Он покачал головой.
– Ну, как я уже сказал, – продолжал сержант, – она спалила Недотепу, и стоило Ловкачу появиться на сцене, как нелегкая приносит в Космолэнд Рейха.
– То бишь?
– Он на частной яхте был. У них произошла авария в космосе, серьезная. Один человек погиб. Трое, включая Рейха, ранены. Нос яхты просто смяло. Столкновение с метеоритом или каким-то космическим мусором, не иначе. Рейха забирают в больницу, чтобы мы успели прикинуть положение дел. И только мы отвлеклись, как Рейх сбегает. Хэссоп тоже как в воду канул. Я хватаю щупача-переводчика и иду искать, расспрашивая всех подряд на четырех языках. Без толку.
– А багаж Хэссопа?
– Тоже исчезает.
– Черт побери! Нужно выцепить Хэссопа и его багаж. Это наш Мотив. Хэссоп старший криптограф «Монарха», он нам нужен, чтобы выяснить содержание последнего сообщения, которое Рейх отправил д’Куртнэ, и ответа на него.
– В понедельник перед убийством?
– Ага. Судя по всему, причиной убийства стала именно эта последовательность запросов и ответов. А у Хэссопа при себе вполне может оказаться потайная бухгалтерия Рейха. Наверняка ее анализ позволит выяснить, почему у Рейха возник такой острый мотив убить д’Куртнэ.
– Например?
– Ходят слухи, что д’Куртнэ припер Рейха и «Монарх» к стенке.
– Метод и Обстоятельства у вас в порядке?
– И да, и нет. Я расколол Джерри Черча и все выяснил, но это деликатная тема. Мы можем показать, что у Рейха была возможность. Это сработает, если сработают две другие составляющие. Мы можем показать, что у него имелся подходящий метод. Это сработает, если сработают две другие. И с Мотивом то же самое. Три шеста в вигваме, смекаете? Каждый подпирает два остальных, и без него им не устоять. Так полагает Старик Моз. И поэтому нам нужен Хэссоп.
– Клянусь, они не покидали Космолэнда. Это мы еще можем гарантировать.