Хаотический отклик: гнев, смущение, стыд, страх потерять репутацию, самоуничижение, стыд…
Гас, расслабься. Тебя зациклило. Еще один маленький скандал твоей репутации ничуть не повредит. Наоборот, человеческих черт прибавит. Оставайся здесь, поможешь нам. Хорошо, когда можно положиться на другого первоклассного. Чует мое сердце, с этим ААА мы как следует намучаемся.
Когда зал почти опустел, Пауэлл окинул взглядом троих оставшихся. Джо ¼мэйн был крупный, плотный, грузный, с сияющей лысиной и дружелюбным лицом грубоватых черт. Малыш Тэйт, как всегда, дергался и нервничал… нет, даже сильней обычного.
А еще тут был знаменитый Бен Рейх. Пауэлл впервые встречался с ним. Высокий, широкоплечий, целеустремленный, он источал колоссальное обаяние и властность. В его мощи было дружелюбие, траченное, однако, привычкой подавлять. Ясные глаза Рейха смотрели проницательно, но рот казался слишком чувственным и странно напоминал шрам. Человек магнетического обаяния, но глубоко внутри ощущается гнильца.
Пауэлл улыбнулся Рейху. Рейх ответил такой же улыбкой. Они, не сговариваясь, пожали друг другу руки.
– Вы всех обезоруживаете таким образом, Рейх?
– Секрет моего успеха, – усмехнулся Рейх. Он понял Пауэлла с полуслова. Общение спорилось.
– Ну, не позвольте другим гостям понять, что вы меня очаровали. Заподозрят подставу.
– Полноте. Вы, Пауэлл, ими вертите, как хотите. Они себя почувствуют так, словно каждый в сговоре с вами.
Оба снова улыбнулись друг другу. Между ними возникло неожиданное притяжение. Опасное. Пауэлл попытался от него избавиться, развернувшись к ¼мэйну:
– Что дальше, Джо?
Насчет прощупывания, Линк…
– Объясняйтесь так, чтобы и Рейх мог понять, – приказал Пауэлл. – Мы ни от кого не таимся.
– Рейх попросил меня представлять здесь его интересы. Никаких телепатем, Линк. Всё на объективном уровне. Я здесь просто как наблюдатель. Я намерен присутствовать на всех следственных мероприятиях.
– Джо, вы не можете отказаться от прощупывания. У вас нет на это законных оснований. Мы вправе вытащить все, что сможем…
– Только с согласия прощупываемого субъекта. Я здесь затем, чтобы сообщить вам, получите ли вы такое согласие.
Пауэлл посмотрел на Рейха:
– Что произошло?
– Вы разве не знаете?
– Я предпочел бы услышать вашу версию.
Джо ¼мэйн бросил:
– Почему именно версию Рейха?
– Мне интересно, отчего это он так озаботился происходящим, что вызвал адвоката. Он замешан в случившемся?
– Я много в чем замешан, – усмехнулся Рейх. – Нельзя управлять «Монархом», не накопив при этом секретов, подлежащих защите.
– Но убийство не входит в число этих тайн?
Так-так, полегче, Линк!
Перестань мне палки в колеса ставить, Джо. Я просто немного прощупываю этого парня, потому что он мне понравился.
Не буду против, если проявишь свою приязнь к нему в какое-нибудь иное время, а мое не занимай.
– Джо не хочет, чтоб я проникался к вам симпатией, – улыбнулся Рейху Пауэлл. – Жаль, что вы послали за адвокатом. Это настраивает меня на подозрительный лад.
– Профессиональная болезнь? – рассмеялся Рейх.
– Нет. – Внезапно инициативу перехватил Бесчестный Эйб и продолжил как ни в чем не бывало: – Не поверите, но профессиональная болезнь многих сыщиков – однобокость. Праворукость или леворукость. Многие страдают от непредсказуемых переключений однобокости. Так, я от рождения левша и был им до тех пор, пока в деле Парсонс…
Пауэлл усилием воли подавил приступ вранья, отошел на пару шагов от заинтересовавшихся слушателей и глубоко вздохнул. Когда вернулся, Бесчестного Эйба уже и след простыл.
– Я вам как-нибудь в другой раз расскажу, – проговорил он. – Теперь лучше вы мне расскажите, что случилось, когда Мария и гости заметили капающую вам на рукав кровь.
Рейх покосился на кровавые пятна у себя на манжете.
– Она закричала, что в доме убийство, и мы все рванули вверх по лестнице в орхидейный номер.
– А как вы нашли дорогу в темноте?
– Было светло. Мария крикнула, чтобы зажгли свет.
– То есть при свете у вас не возникло трудностей с поиском номера?
Рейх мрачно усмехнулся.
– Я не искал его. Его местонахождение было секретным. Марии пришлось показать нам дорогу.
– Там была охрана? Их вырубили или что-то в этом роде?
– Да. Они были на вид словно мертвые.
– Будто окаменели, да? Не могли и пальцем пошевелить?
– Почем я знаю?
– А и правда, почем вам знать? – пытливо взглянул Пауэлл на Рейха. – А что с д’Куртнэ?
– Он тоже был на вид как мертвый. Блин, да он и был мертв.
– И что, все там столпились и глазели на труп?
– Кто-то стал обыскивать номер. Искали его дочь.
– Да, Барбару д’Куртнэ. Я думал, что никто не знает о визите д’Куртнэ и его дочери. Почему же ее стали искать?
– Не знаю. Мария нам сказала, мы пошли искать.
– Вы удивились ее исчезновению?
– Мы уже ничему не удивлялись.
– Есть идеи, куда она могла податься?
– Мария сказала, она, наверное, убила старика и сбежала.
– Вы считаете эту версию правдоподобной?
– Не знаю. Там дым коромыслом стоял. Если девчонка была в таком состоянии, что сбежала из дома, ничего никому не сказав, и пошла голая бродить по улицам, то могла и папочкин скальп с собой прихватить.
– Вы разрешите мне прощупать вас насчет этого происшествия? Фон и детали, пожалуйста.
– Я полагаюсь на своего адвоката.
– Ответ отрицательный, – заявил ¼мэйн. – Конституционное право гражданина – отказаться от эспер-сканирования, не подвергая себя никаким подозрениям. Рейх отказывается.
– Ох-хо, – вздохнул Пауэлл и пожал плечами. – Ну ладно, начнем расследование.
Они развернулись и пошли в кабинет. Бек в дальнем углу зала перешел на полицейский жаргон:
Линк, ты почему позволил Рейху себя вокруг пальца обвести?
А что, я позволил?
Ну да, конечно. Эта акула и не таких, как ты, съедала.
Лучше поищи рецепты блюд из акульего мяса, Джакс. Эта акула готова к Разрушению.
Что-о?
Ты что, не уловил его обмолвки, когда он мне старательно лапшу на уши вешал? Рейх не знает, где дочка. Никто не знает. Он ее не видел. Ее не видел никто. Логично предположить, что после убийства она сбежала из дома. Любой бы предположил на его месте. Но откуда ему известно, что она голая?
На миг повисло ошеломленное безмолвие, а затем, когда Пауэлл проходил под северной аркой, направляясь в кабинет, его догнала широкополосная вспышка искреннего восхищения.
Я преклоняюсь, Линк. Я преклоняюсь перед мастером.
«Кабинет» Бомон-Хауса был спроектирован по образцу турецкой бани. Пол выложен мозаикой из яшмы, шпинели и андезина. Стены в промежутках между золотыми сетчатыми перегородками инкрустированы сверкающими синтетическими камнями: рубинами, изумрудами, гранатами, хризолитами, аметистами, топазами, и в каждом имелся какой-нибудь портрет хозяйки дома. По кабинету были разбросаны бархатные коврики, десятки кресел и диванов.
Пауэлл вошел в комнату и проследовал прямо к ее центру, оставив позади Рейха, Тэйта и ¼мэйна. Гомон разговоров утих, Мария Бомон томно привстала.
Пауэлл жестом попросил ее сесть обратно. Огляделся, внимательно оценивая коллективную психологию собравшихся сибаритов и прикидывая оптимальную тактику. Выдержал долгую паузу и начал.
– Закон, – произнес он, – чертовски усложняет понятие смерти. Люди тысячами мрут каждый день, но лишь оттого, что кому-то достало энергии и решительности, чтобы подсобить старому д’Куртнэ расстаться с жизнью, этот человек по закону становится врагом общества. Мне это кажется идиотизмом, но вы меня лучше не цитируйте.
Он помолчал и закурил сигарету.
– Вы все, конечно, знаете, что я щупач. Вероятно, кое-кого из вас это обстоятельство насторожило. Вы, думается, представляете меня монстром, читающим чужие мысли, вскрывающим вашу психическую сантехнику. Ну… если б я это и мог, Джо ¼мэйн меня бы остановил. И, честно говоря, если б я это мог, то не стоял бы перед вами. Я восседал бы на престоле Вселенной, практически неотличимый от Господа Бога. А никто из вас пока не отметил моего с ним сходства…
По толпе прокатились смешки. Пауэлл чарующе улыбнулся и продолжил:
– Нет, массовое чтение мыслей – трюк, который щупачу не по силам. Даже индивида прощупать, и то нелегко. Что уж говорить о десятках перекрывающихся телепатических рисунков. А в группе уникальных, обладающих неповторимой личностной силой индивидов вроде вас, тут собранных, мы совершенно бессильны.
– И он-то еще меня подначивал, что это я людей обезоруживаю, – проворчал Рейх.
– Сегодня, – продолжал Пауэлл, – вы играли в игру под названием «Сардинки». Жаль, что меня не пригласили, мадам. Надеюсь, что в следующий раз вы не забудете это сделать…
– Непременно! – воскликнула Мария. – Непременно, дорогой префект…
– В ходе этой игры старый д’Куртнэ был убит. Мы практически уверены, что предумышленно. Мы будем знать наверняка, как только криминалисты закончат разбираться. Но предположим пока, что и в самом деле здесь имело место ААА-преступление. Это позволит нам сыграть в еще одну игру… игру под названием «Убийство».
В комнате настороженно зашептались. Пауэлл продолжал объяснять прежним спокойным тоном, аккуратно преобразуя самое страшное преступление последних семидесяти лет в несущественную шалость.
– Игра в убийство, – говорил он, – выглядит так. Представим, что здесь кто-нибудь убит. Один игрок, назовем его детективом, должен выяснить личность убийцы. Он задает вопросы другим игрокам, подозреваемым. Каждый обязан отвечать правдиво, за исключением убийцы, которому разрешается лгать. Детектив сравнивает их показания, решает, кто из них лжет, и изобличает убийцу. Думаю, вам эта игра понравится.
– С чего бы это? – спросил кто-то.
Другой голос выкрикнул:
– Да я просто туристка!
Новые смешки.
– Расследование убийства, – с улыбкой продолжал Пауэлл, – основано на анализе трех аспектов преступления. Первый: мотив. Второй: метод. Третий: обстоятельства. Наши криминалисты плотно работают с двумя последними. Первым мы можем заняться в игровой форме. И если преуспеем, то сможем разрешить две другие задачи, над которыми сейчас трудится криминалистическая лаборатория. Вам известно, что они не смогли пока установить способ убийства д’Куртнэ? Вы знаете, что дочь д’Куртнэ исчезла? Она покинула дом, пока вы играли в «Сардинки». Вы знаете, что телохранителей д’Куртнэ загадочным образом нейтрализовали? Да-да. Кто-то выкрал у них из жизни целый час. Всем нам интересны ответы на эти вопросы.
Зачарованные, затаившие дыхание, они вплотную приблизились к ловушке. Следовало с бесконечной осторожностью захлопнуть за ними дверцу.
– Смерть, исчезновение, кража личного времени… все это мы сможем объяснить, как только станет понятен мотив. Я буду детективом. Вы – подозреваемыми. Вы расскажете мне правду… вы все, конечно, кроме убийцы. Мы и ожидаем, что он солжет. Но мы заманим его в ловушку и увенчаем эту вечеринку триумфом, если только вы позволите мне провести телепатическое обследование каждого из вас.
– Ой! – тревожно вскрикнула Мария.
– Постойте, мадам. Позвольте мне объяснить. Я лишь хочу вашего разрешения. Мне не будет нужды прощупывать вас. Потому что, сами понимаете, если все невиновные дадут такое разрешение, а один откажется, то он и будет убийцей. У него у одного будет резон прикрываться от сканирования.
– Он может это провернуть? – шепнул Рейх ¼мэйну.
¼мэйн кивнул.
– Просто вообразите себе на миг эту картину, – Пауэлл разыгрывал перед ними драму, превратив кабинет в театральные подмостки. – Я задаю формальный вопрос: согласны ли вы на телепатическое обследование? И начинаю обходить комнату… – Он начал медленно обходить кабинет, кланяясь каждому из гостей по очереди. – И мне отвечают: да… да… конечно… почему нет?.. разумеется… да… да… А потом – драматическая пауза. – Пауэлл замер перед Рейхом, грозно выпрямился. – Вы, сэр, повторяю я, даете мне разрешение прощупать вас?
Все наблюдали за ним, как завороженные. Даже Рейх словно к полу примерз под перстом указующим и взором обличающим.
– Он медлит. Кровь бросается ему в лицо, затем отливает, и кожа становится мертвенно-белой. Вы слышите вымученный ответ: нет!
Префект развернулся и обвел присутствующих широким жестом:
– И в сей захватывающий миг мы понимаем, что изобличили убийцу!
Он едва не убедил их. Едва. Восхитительное новое интригующее переживание; неожиданно раскрылись бы прозрачные для ультрафиолета окошки, но вели бы они не к плоти, а в душу… Однако в душах гостей Марии таились адюльтеры… клятвопреступления… измены… сам черт ногу в них сломит. Внезапный приступ стыда объял их.
– Нет! – вскрикнула Мария.
Гости вскочили и закричали, поддержав ее:
– Нет! Нет! Нет!
Достойная попытка, Линк, но нет. Тебе из этих гиен ни за что мотив не выцарапать.
Пауэлл хранил обаяние даже перед лицом провала.
– Извините, леди и джентльмены. Мне действительно не в чем вас винить. Лишь дураки доверяют полиции. – Он вздохнул. – Один из моих помощников зарегистрирует устные показания тех, кто пожелает дать показания. Мистер ¼мэйн окажет юридическую помощь тем, кто будет нуждаться в ней.
Он грустно покосился на ¼мэйна.
А мне не окажет.
Линк, не стоит на меня так давить. Это первое ААА более чем за семьдесят лет. Моя карьера на кону. Я рискую потерять все.
И моя карьера на кону, Джо. Если мой отдел не расколет это дело, я рискую слететь с поста.
Каждый щупач за себя. Мои наилучшие помышления, Линк.
– Ой, все, – сказал Пауэлл. Он подмигнул Рейху и вразвалочку побрел прочь.
Криминалисты закончили возиться в орхидейном номере для новобрачных. Де Сантис, резкий, взвинченный, обескураженный, вручил Пауэллу отчеты и прокомментировал изможденно:
– Ну и дельце!
Пауэлл опустил глаза на труп д’Куртнэ.
– Самоубийство? – ехидно бросил он. Он всегда язвил де Сантису, который только в такой манере и умел общаться.
– Ха! Ни единого шанса. Оружия нет.
– А что его убило?
– Не знаем.
– Все еще не знаете? У вас три часа было!
– Не знаем, – разъяренно огрызнулся де Сантис. – Потому и говорю: ну и дельце!
– Да блин, у него ж такая дырища в башке, что через нее ракета пролетит.
– Да, да, да, конечно. Входное отверстие над язычком. Выходное ниже брегмы. Смерть наступила мгновенно. Но что же проделало такую рану? Как ему разворотили череп? Вперед. Выдвигайте свои предположения.
– Высокоэнергетический луч?
– Ожога не осталось.
– Кристаллизатор?
– Обморожения нет.
– Жидкая нитровзрывчатка?
– Нет следов аммиака.
– Кислота?
– Слишком обширные повреждения. Кислотные брызги в принципе способны прожечь такую рану, но затылок не продырявят.
– Колющее оружие?
– Вроде ножа или кортика?
– Вроде того.
– Невозможно. Вы себе хоть представляете, с каким усилием нужно было ударить?.. Нереально.
– Гм… Не могу больше никаких видов проникающего оружия припомнить. Хотя стоп. Как насчет огнестрела?
– То есть?
– Древний вид оружия. Стреляет патронами с начинкой из взрывчатого вещества. Вонючая и шумная штука.
– Нет, это не прокатит.
– Почему?
– Почему?! – передразнил де Сантис. – Потому что пуля не найдена. В ране ее нет. В комнате нет. Нигде нет.
– Чертовщина какая…
– Согласен.
– Вы хоть к чему-нибудь пришли? Что-нибудь обнаружили?
– Да. Незадолго до смерти он ел сладости. Во рту найден фрагмент желатиновой оболочки… самой обычной.
– И?
– В номере нет сладостей.
– Наверное, он их все и съел.
– В желудке нет сладостей. В любом случае он бы не мог их проглотить.
– Почему это?
– У него был психогенный рак. Тяжелая форма. Он говорить не мог, не то что сласти жевать.
– Чертовщина. Дьявольщина. Нужно найти оружие… чем бы оно ни было.
Пауэлл перелистал стопку отчетов с места преступления, поглядел на коченеющее тело, насвистывая искаженный мотивчик. Ему вспомнилась прослушанная некогда аудиокнига об эспере, который умел считывать мысли трупа… идея сродни старой байке о том, как фото убийцы получили с сетчатки глаза мертвеца. Хотелось бы ему такое уметь.