В это мгновение раскрылся один из лепестков орхидеи, и в комнату ворвалась полуодетая девушка. Рейх изумленно вскинулся и увидел за ее спиной коридор, в дальнем конце – приоткрытую дверь спальни; на девушке был лишь наспех наброшенный матовый шелковый халатик, желтые волосы развеваются, темные глаза распахнуты в тревожном изумлении… Ослепительная вспышка диковатой красоты.
– Папа! – завопила она. – О, боже мой, папа!
Она устремилась к д’Куртнэ. Рейх дернулся в сторону, не выпуская старика. Девушка замерла, попятилась, потом рванулась влево, обходя Рейха и не переставая кричать. Рейх крутанулся и яростно резанул воздух стилетом. Она увернулась, но движение это отогнало ее к кушетке. Рейх сунул кончик стилета старику между зубов и силком открыл тому рот.
– Нет! – завизжала она. – Нет! Ради всего святого, папа!
Она выбралась из-за кушетки и снова устремилась к отцу. Рейх просунул ствол оружия в рот д’Куртнэ и спустил курок. Последовал приглушенный выстрел, из затылка д’Куртнэ вылетел кровавый сгусток. Рейх отпустил тело, позволив ему упасть, и прыгнул на девушку. Он поймал ее, но та продолжала кричать и отбиваться.
Они закричали вместе. Жуткие спазмы скрутили Рейха, вынудив отпустить девушку. Та пала на колени и поползла к трупу. Застонав, вытащила оставшийся меж челюстей покойника пистолет. Затем скорчилась над вздрагивающим телом – безмолвная, с остановившимся взором на восковом лице.
Рейх глотнул воздух и с усилием стукнул костяшками пальцев друг о друга так, что стало больно. Рев в ушах улегся, он снова ринулся к девушке, пытаясь собраться с мыслями и на ходу меняя планы. Он и не подумал, что здесь может оказаться свидетель. О дочери никто не упоминал. Проклятый Тэйт! Придется убить девушку. И…
Она снова развернулась и бросила полный ужаса взгляд через плечо. И опять ослепительная вспышка: желтые волосы, темные глаза, темные брови, дикарская краса. Она вскочила, ускользнув от его еще непослушных рук, и побежала к инкрустированной двери. Распахнула и вырвалась в прихожую. Пока дверь медленно закрывалась, Рейх успел краем глаза заметить все еще недвижимых, обмякших на скамье охранников и девушку – та молча неслась вниз по лестнице, неся в руках пистолет… неся Разрушение.
Рейх пришел в себя. Кровь, перед тем словно сбитая в комки, снова запульсировала в его венах. В три прыжка он достиг двери, выбежал наружу и устремился в картинную галерею вниз по ступеням. Там было пусто, но дверь, ведущая на крытый мостик, еще закрывалась. И тишина. Тревоги не подняли. Сколько еще у него времени, прежде чем она переполошит своими воплями весь дом?
Он пронесся по галерее и ворвался на крытый мостик. Там царила непроглядная тьма. Он побрел вперед, достиг новой лестницы, ведущей в музыкальный салон, и там снова перевел дух. Все еще тихо. Нет сигналов тревоги.
Он спустился по лестнице. Темнота и тишина ужасали. Почему она не кричит? А где она вообще? Рейх пересек салон в направлении западной арки и по шелесту фонтанов понял, что стоит на краю главного зала. Где девчонка? В темноте и безмолвии – где она может оказаться? А пушка! О, боже! Треклятая пушка…
Его тронули за руку. Рейх тревожно дернулся. Тэйт прошептал:
– Я тут рядом стоял. У вас ушло ровно…
– Ах ты сучонок! – взорвался Рейх. – Там была его дочь. Ты почему не…
– Тихо, – скомандовал Тэйт. – Дайте я прощупаю.
Спустя пятнадцать секунд обжигающего молчания он начал трястись. И простонал полным страха голосом:
– О, боже. О, боже мой…
Его ужас послужил катализатором; к Рейху вернулось самообладание. Он снова стал мыслить связно.
– Заткнись, – прорычал он. – Это еще не Разрушение.
– Рейх, тебе придется и ее убить. И ты…
– Заткнись. Сначала найди ее. Прочеши дом. Ты знаешь от меня ее мотив. Нашарь его. Я буду у фонтана. И в темпе!
Он отшвырнул Тэйта и побрел, спотыкаясь, к фонтану. Перегнувшись через яшмовый край, омыл пылающее лицо. Как выяснилось, бургундским. Рейх вытерся, не обращая внимания на глухую возню с другой стороны. Вероятно, там кто-то неведомый или неведомые тоже в ванне из вина.
Он стал быстро размышлять. Нужно найти и убить девчонку. Если пушка еще будет при ней, когда Тэйт ее обнаружит, можно использовать оружие. А если нет? Тогда что? Задушить ее? Нет. Фонтан. Под шелковым халатиком на ней ничего нет. Его можно сорвать. Ее найдут утонувшей в фонтане… примут за какую-нибудь гостью, слишком долго купавшуюся в вине. Но нужно действовать быстро… быстро… быстро. Прежде чем окончится долбаная игра в «Сардинки». Где Тэйт? Где эта девка?
Тэйт вернулся, спотыкаясь во тьме и тяжело дыша.
– Ну?
– Она скрылась.
– Ты не так долго отсутствовал, чтобы прочесать дом. Если думаешь меня провести…
– С какой стати? Мы с тобой тут повязаны. Говорю тебе, ее мотива нигде в доме не чувствуется. Она сбежала.
– А кто-нибудь заметил ее исчезновение?
– Нет.
– О, господи! Сбежала!
– Нам лучше тоже сделать ноги.
– Да, но сбежать мы не можем. Как только выберемся отсюда, у нас будет в распоряжении вся ночь, чтобы отыскать ее, но нельзя уйти так, словно ничего не произошло. Где Позолоченная Мумия?
– В проекционном зале.
– Передачу смотрит?
– Нет. Они там все еще в «Сардинки» играют. Набились, как сельди в бочку. Мы почти последние тут по дому бродим.
– Одни во тьме, да? Ну хорошо.
Он сгреб Тэйта за трясущийся локоть и поволок в сторону проекционного зала. На ходу он жалобно выкрикивал:
– Эй… А где все? Мария! Ма-ри-я-а-а! Где все?
Тэйт истерически всхлипнул. Рейх грубо встряхнул его:
– Войди в роль! Мы через пять минут отсюда выберемся. Потом начинай беспокоиться.
– Но если мы тут застрянем, то девчонку разыскать не получится. Мы…
– Мы не застрянем. Прописные истины, Гас: дерзость, отвага, уверенность в себе. – Рейх толкнул дверь проекционного зала. Там было темно, однако чувствовался жар множества тел. – Эй! – позвал он. – А где все? Я один.
Ответа не было.
– Мария? Я один в темноте.
Зароптали, потом разразились смехом.
– Мой дорогой, дорогой, дорогой! – отозвалась Мария. – Ты все самое интересное пропустил, мой дорогой.
– Мария, ты где? Я пришел пожелать тебе спокойной ночи.
– Ой, только не говори, что уходишь…
– Извини, дорогая. Уже поздно. Мне завтра кое-кого взять в оборот надо. А ты где, Мария?
– Поднимайся на сцену, дорогой.
Рейх прошел между кресел, нашарил ступени и поднялся на сцену. Почувствовал спиной холодный периметр проекционного шара.
– Порядок! – сказал чей-то голос. – Попалась рыбка. Свет!
Белый свет излился из шара и ослепил Рейха. Гости, рассевшиеся в креслах вокруг сцены, сперва разразились смехом, потом разочарованно зашикали.
– Бен, ах ты обманщик! – возмутилась Мария. – Ты одет. Так нечестно. Мы тут всех остальных застукали в чем мама родила.
– Как-нибудь в другой раз, милая Мария. – Рейх простер руку и начал исполнять грациозный прощальный поклон. – Мое почтение, мадам. Благодарю за… – И осекся в изумлении. На блестящем белом манжете его костюма яростно запылало красное пятно.
В ошеломленной тишине Рейх видел, как появляется второе, потом третье красное пятно. Он отдернул руку, и красная капля упала на сцену перед ним; за нею последовал медленный, неумолимый поток блестящих алых капель.
– Кровь! – завизжала Мария. – Это кровь! Там кто-то наверху истекает кровью. Бен, ради бога… ты не можешь меня сейчас оставить. Свет! Свет! Свет зажгите!
6
В половине первого ночи чрезвычайный полицейский патруль прибыл в Бомон-Хаус по сигналу из окружного участка. GZ. Бомон. YLP-R, что в переводе на человеческий язык означало: Противозаконное действие или уклонение в Бомон-Хаус, Парк-Саут, 9.
Без двадцати час ночи явился капитан участка на Парк, получив сообщение от патрульных: Преступление, возм. AAA.
В час ночи к Бомон-Хаусу прибыл Линкольн Пауэлл, отреагировав на звонок переполошившегося помощника инспектора:
– Пауэлл, говорю вам, это ААА. Чтоб мне провалиться. Из меня и дух вон, честно признаюсь. Не знаю, страшиться этого или благодарить судьбу, но одно знаю: никому из нас с таким не справиться.
– Почему?
– А вы сами посмотрите, Пауэлл. Убийство есть аномалия. Лишь носитель искаженного телепатического мотива может причинить смерть посредством насилия. Правильно?
– Да.
– Именно поэтому уже больше семидесяти лет не случалось успешного ААА. Нельзя просто так взять и выйти на улицу с искаженными телепатемами, замышляя убийство, и остаться незамеченным. Шансов на это примерно столько же, сколько остаться в толпе неузнанным человеку с тремя головами. Вы, щупачи, обязательно выловите такого еще прежде, чем он возьмется за дело.
– Мы пытаемся… если вступаем с ними в контакт.
– А щупачьих фильтров нынче столько расплодилось, что у обычного человека практически нет шансов избежать контакта с вами. Нужно жить отшельником, чтобы это получилось. Каким образом отшельник мог бы совершить убийство?
– А и вправду, как?
– Убийство это, несомненно, было тщательно спланировано… и тем не менее никто не заметил убийцу. Не доложил о нем. Даже личные секретари-щупачи Марии Бомон. Значит, отмечать было попросту нечего. Убийца, очевидно, демонстрировал безобидный телепатический мотив – но при этом оставался достаточно ненормален, чтобы совершить преступление. Не понимаю, как разрешить такой парадокс.
– Ясно. Какие у нас перспективы?
– В этом деле чертовски много неувязок, их и нужно прояснить первым делом. Во-первых, мы не знаем, как был убит д’Куртнэ. Во-вторых, исчезла его дочь. В-третьих, кто-то вычеркнул из жизни охранников д’Куртнэ целый час, и мы не понимаем, как. В-четвертых…
– Хватит. Я выезжаю немедленно.
Большой зал Бомон-Хауса был залит режущим белым светом. Повсюду кишели полицейские в форме. Суетливо, как жуки, бегали лабораторные техники-криминалисты в белых халатах. В центр зала согнали гостей вечеринки (одетых), и они топтались там, подобно стаду перепуганных бычков на бойне.
Пауэлл, высокий и худощавый, в черном смокинге с белой манишкой, спускался по восточному эскалатору навстречу волне враждебности. Он быстро отреагировал, потянувшись к разуму Джаксона Бека, полицейского инспектора, эспера-2:
Как тут дела, Джакс?
Как сажа бела.
Переключившись на неформальный полицейский жаргон перепутанных образов, инвертированных смыслов и личных символов, Бек продолжил:
Тут щупачи. Внимательней…
За микросекунду он ввел Пауэлла в курс дел.
Ясно. Хреново. А зачем вы их туда согнали? Что-нибудь инсценируете?
Ага. Сыграем в хорошего и плохого полицейских.
А это необходимо?
Эта толпа прогнила изнутри. Они избалованы. Коррумпированы. Они ни за что не пойдут на добровольное сотрудничество. Придется прибегнуть к какому-нибудь трюку, чтобы вытянуть из них хоть что-то; а в нашем случае такое попросту неизбежно. Я буду плохим полицейским, а ты хорошим.
Правильно. Отлично. Начинай запись.
На полпути вниз Пауэлл остановился. Усмешка сбежала с его губ. Дружелюбие испарилось из глубоко посаженных темных глаз. На его лице возникло выражение шокированного возмущения.
– Бек! – отрывисто бросил он. Голос его разорвал гулкую тишину зала. Тишина была полной. Все глаза повернулись к нему.
Инспектор Бек обернулся к Пауэллу и с вызовом ответил:
– Здесь, сэр.
– Это вы тут главный, Бек?
– Я, сэр.
– Так-то вы себе представляете нормальное расследование? Согнать невиновных людей в кучу, словно скот?
– Они не то чтобы невиновные, – огрызнулся Бек. – Тут человека убили.
– Бек, в этом доме все невиновны, пока не будет установлена истина, и обращаться с ними надлежит как можно вежливее.
– Чего-о? – фыркнул Бек. – С этой лживой шайкой? Как можно вежливее? С этими гнилодушными и порочными великосветскими гиенами?
– Как вы смеете?! Извинитесь немедленно.
Бек глубоко вздохнул и сердито сжал кулаки.
– Инспектор Бек, вы меня слышите? Немедленно извинитесь перед присутствующими.
Бек зыркнул на Пауэлла, но обернулся к наблюдавшим за ними гостям.
– Извините, – буркнул он.
– И предупреждаю вас, Бек, – бросил Пауэлл, – если что-нибудь в этом роде повторится, я вас разжалую. Отправитесь обратно в сточную канаву, откуда выкарабкались. А теперь проваливайте, чтоб духу вашего тут не было.
Пауэлл спустился в зал и улыбкой приветствовал собравшихся. Внезапно с ним случилась новая резкая перемена. Нечто неуловимое в его манере наводило теперь гостей на мысль о том, что в глубине души он таков же, как они. Даже в произношении проскальзывали модные вольности.
– Леди и джентльмены, конечно, я вас всех знаю понаслышке. Сам я не столь известен, поэтому позвольте отрекомендоваться: Линкольн Пауэлл, префект психотического отдела полиции. Префект. Психотического отдела. Старинные термины, гм? Не будем ими себя отягчать. – Он двинулся к Марии Бомон, протягивая руку. – Дорогая мадам Мария, сколь волнующее завершение возымел изысканный вечер, устроенный вами. Я вам всем завидую. Вы войдете в историю.
Среди гостей прокатился довольный шепоток. Нависшая над толпой мрачная настороженность понемногу рассеивалась. Мария рассеянно взяла протянутую руку Пауэлла, на автомате начиная прихорашиваться.
– Мадам… – Он смутил и порадовал ее, с отеческой теплотой запечатлев поцелуй на ее лбу. – Я понимаю, вам нелегко пришлось. Ох уж эти мужланы в форме.
– Милый префект… – Она словно стала маленькой девочкой, льнущей к его руке. – Я так перепугалась.
– Есть ли здесь тихая комната, где все мы могли бы расслабиться и посидеть, дожидаясь завершения тягостной процедуры?
– Да. Кабинет, дорогой префект Пауэлл. – Мария так вошла в роль, что начала пришептывать.
Пауэлл отвел руку за спину и щелкнул пальцами. Появившемуся капитану он сказал:
– Отведите мадам и ее гостей в кабинет. Никаких караульных. Леди и джентльмены хотели бы почувствовать себя свободно.
– Мистер Пауэлл… сэр… – Капитан прокашлялся. – Насчет гостей. Один из них прибыл после того, как было получено извещение о преступлении. Это присяжный поверенный, мистер ¼мэйн.
Пауэлл отыскал в толпе Джо ¼мэйна, присяжного поверенного и эспера-2, и послал телепатическое приветствие.
Джо?
Привет.
Какими судьбами в этом притоне?
По делам. Меня вызвал мой кли (Бен Рейх) ент.
О, эта акула? Интересно. Подожди здесь вместе с Рейхом. Мы проведем рекогносцировку.
Неплохо у вас с Беком это вышло.
Блин. Ты нас раскусил?
Все крайне правдоподобно. Но я-то вас обоих знаю. Добрейший Бек в роли злого полицейского – все как по учебнику.
Бек, с угрюмым видом удалившийся было в угол зала, вмешался: Не выдай нас, Джо.
Ты сдурел? По реакции ¼мэйна казалось, будто его попросили не смешивать с грязью самые священные идеалы Эспер-Гильдии. От него пошла такая волна возмущения, что Бек ухмыльнулся.
Все это случилось в течение секунды, пока Пауэлл снова запечатлевал невинный поцелуй на лбу Марии и вежливо освобождался от ее дрожащих объятий.
– Леди и джентльмены, увидимся снова уже в кабинете.
Толпа гостей, понукаемая капитаном, двинулась туда. Оживленная болтовня возобновилась. Похоже, они начинали принимать происходящее за увлекательную новую забаву. И вдруг среди смеха и отвлеченного гомона Пауэлл ощутил железные прутья жесткого телепатического блока. Он узнал их и позволил себе выказать изумление.
Гас! Гас Тэйт!
О, привет, Пауэлл.
Ты тут? Притаился и вынюхиваешь?
Гас? – встрепенулся Бек. – Где? Я его не замечал.
От кого ты, блин, прячешься?