Я так надеялась найти бусину в Храме неба, но кроме благоговейного восторга, новых впечатлений и вороха информации, ничего не нашла. Впрочем, все по порядку. Храм Неба –это место, где император молился о благополучии страны и приносил жертвы.
Я сразу попала в крытую галерею пятиметровой ширины. Когда-то по ней двигалась императорская процессия. Алтарь Неба - круглая трех ярусная терраса, обнесенная круглой оградой с четырьмя воротами. На верхней площадке террасы, куда ведут с 4 сторон лестницы, происходили церемонии жертвоприношения Небу.
Многочисленные туристы выстроились в ряд, чтобы набраться мудрости императора. Я тоже встала, мне просто необходима была сейчас толика мудрости.
Следующим и были; храм Земли, храм Солнца, храм Луны. А также, храм Цзетай и храм Юньцзуй. Храм Таньчже находился в сорока пяти километрах от Пекина и поэтому был потрачен целый выходной день, чтобы добраться до храма и все осмотреть. Раньше храм называли храмом удачи. Храмы Юньцзуй, храм Гуанцзы, храм Конфуция, чем большей храмов я посещала, тем легче становилось у меня на душе. Это был не формальный обход. Моя истосковавшаяся по любви и участию душа, отдыхала в святых стенах. Чем больше было пройдено, тем сильней становился мой дух, а силы не убывали, а наоборот прибывали. Итак, оставались еще, храм Белого облака, храм Юнхегун, храм Белой пагоды, храм Лазурных облаков и храм Лежащего Будды. Храм Лежащего Будды находился по соседству с ботаническим садом.
Я уже совсем развернулась, чтобы отправиться по этому маршруту, как вдруг вспомнила матушку Ши. Как она там?
От матушки Ши мысль моя метнулась к храму Юнхегун, где мы встретились с этой почтенной женщиной. Ведь Чжан Ли был тогда вместе со мной. Вспомнив все это, я почувствовала настоятельное желание вернуться в храм. Вечерело. До закрытия храма оставалось около часа. Я уже хотела уйти и вернуться сюда лишь в следующие выходные, как вдруг меня будто кто-то потянул за руку. И это отнюдь не было ласковым прикосновением. Пролетев четыре павильона; Тяньвандянь, Юнхедянь, Юньюдянь и Фалуньдянь, я буквально влетела в терем десяти тысяч радости Ваньфуге.
В павильоне никого не было.
Это спасло меня от изрядного стыда. Нельзя влетать в священное место как сорвавшаяся с насеста курица. Трехэтажный павильон был пуст. Лишь поскрипывал ветер где-то высоко за храмом, да Будда Митрейя безмолвно взирал на меня с высоты 18 метров. Голова его упиралась в крышу верхнего перекрытия, а грудь была на уровне второго этажа. Очень болели руки и шея. Когда невидимая сила тащила меня через павильоны, я чувствовала ее железные пальцы на плечах и шее. Я обошла весь последний павильон, но того или той, что мне нужна была, здесь не было.
Впрочем, настало время рассказать, кого я искала весь этот месяц. И чье изображение, высеченное в камне, гипсе или дереве я ищу сейчас. Я искала изображение богини Гуанин.
Я три раза перечитала письмо дедушки, прежде чем поняла, чье изображение надо искать. Помните, дедушка упоминал о старой медсестре, которая отказалась от подарка, но попросила оставить в дар мою пеленку? И все потому что старая женщина решила, что в мир пришло новое воплощение богини Гуанин. Во всех семи священных столицах я искала статуи именно этой богини. Искала я ее и здесь - в ламаистском храме «Юнхегун» имеющем зловещую историю. Однако сегодня мне было не до историй.Статуи Гуанин не было. Отчаявшись, я вышла из последнего терема и стала бесцельно бродить вокруг, не желая признавать поражение. Я еще была не готова к тому, чтобы выйти из храма и вернуться домой. И я была вознаграждена за упорство. Позади храма была выставка тибетских предметов эпохи династии Цин и выставка, посвященная тибетскому буддизму и истории Храма Ламы. В коллекции тибетских предметов были; колесо дхармы (колесо закона), колокольчики, фигурки Будды, и статуя многорукой Гуанин.
Я нашла ее. Бусина в украшении Гуанин была невзрачной и портила всю картину. Однако это была она, предпоследняя бусина из нефрита. Вокруг было тихо-тихо. Я знала, что не имею права уйти, не забрав бусину. Что-то говорило мне, что я если я не заберу ее сегодня, то завтра ее на месте не окажется. Ведь тайна Гуанин уже открыта. Выглянув наружу, я увидела, что вокруг никого нет. Только вдалеке виднелось желтое одеяние служителя. Я потянулась, чтобы снять бусину с одеяния богини, как вдруг у меня помутилось в голове. Я попала в прошлое. Ярко горели свечи, жаровня источала такой жар, что мне казалось, что еще чуть-чуть, и я просто растаю. Звучала музыка, звонил колокол, бил барабан. Вдалеке слышались взрывы смеха и крики восторга. Под звук фейерверка в Китай пришел 1929 год. Однако в храме, несмотря на обилие свечей и жаровен было сумрачно и тяжело. Вдруг по павильону пронесся вздох ветра, все свечи кроме одной погасли. Воцарился мрак. Однако монахов казалось это нисколько не смутило, они как будто ждали чего- то подобного. Их пение становилось все громче и громче, потом звук пения начал искажаться и дрожать. Стал прерывистым и вибрирующим. Как только пение монахов перекрыл посторонний звук, они все разом замолчали и, опустившись на пол, зарылись головой в колени. По стенам метались тревожные тени. Тревога нарастала. Однако было непонятно, где ее источник. Все монахи растянулись на полу и не издавали ни звука. Вдруг все звуки пропали, чтобы возвратиться ритмичным стуком, сопровождаемым подвыванием. Тень начала двигаться в такт стуку. Она вертелась все быстрей и быстрее, пока вдруг порыв ветра не распахнул двери в павильон. Человек в белом капюшоне внес огромный поднос. На подносе лежал…младенец. Сходство дополнялось тем, что где-то в стороне вдруг послышался детский плач. Зажглись все свечи, вспыхнул, чуть не опалив мне окончательно глаза, огонь в жаровне. Тень, дойдя до кульминации танца, вдруг исчезла. Монахи встали в тесный круг, пальцы их были вытянуты вверх. Поднос с младенцем был помещен на пальцы служек, а фигура в белом вдруг растворилась. Человек не ушел, он исчез. И тут началось самое страшное. Поднос упал на пол. Где-то в отдалении ребенок зашелся плачем, однако тот, что лежал на подносе, молчал как мертвый. Вдруг двое из монахов подошли с двух сторон, схватили младенца за руки и ноги и… разорвали. Остальные монахи довершили дело. Лишь приглядевшись, я поняла, что никакой это не ребенок, а фигурка, вылепленная из теста и наполненная жидкостью, напоминающей кровь. Меня замутило, но сила, притащившая меня сюда, не дала опустить веки. Монахи намазали жидкостью, которая была в тестяном младенце, место между бровями. А тестяное тело преподнесли Хозяйке всего сущего-на земле, чтобы после нового года, срединное царство ждал богатый урожай. Совершив этот ритуал монахи замерли. Минута шла за минутой, как вдруг воздух наполнился бисером из нефрита. Нефритовый снег мгновенно засыпал всю залу. А монахи в величайшем восторге возопили хвалебную песнь. Качаясь в такт пению, монахи вышли из павильона. Я попыталась последовать за ними, но не смогла. Ноги мои будто приклеились к полу, а бисер все сыпал и сыпал. Вот он дошел до талии, до плеч, до подбородка.
Через несколько секунд свет померк перед глазами. Однако я тут же очнулась. Прошлое и настоящее было перемешано и металось перед глазами, меняя павильон то в светлую, то в темную сторону. Служитель в желтом, наконец, привел меня в сознание, мой рассказ видимо испугал его так сильно, что уже через минут пять я была перед воротами павильона, створки которого резко захлопнулись за моей спиной. В руке я сжимала последнюю бусину. Служитель не стал даже ничего уточнять и спрашивать, а просто вложил бусину в мою ладонь. Через сорок минут я была дома. Заглянув в ноутбук, я прочитала о темном прошлом Юнхегуна, вот что там было написано. «Несмотря на свое название Храм Вечного Покоя (Юнхэ-гун), Ламаистский храм ранее имел весьма зловещую репутацию. До 1930 года для встречи тибетского Нового года здесь использовался ритуал «танцующего дьявола», состоящий в разрывании на части куски теста в форме младенца, внутри которого помещали жидкость, имитировавшую кровь. Много рассказов и слухов ходило в Пекине о странных событиях в Ламаистском храме, поскольку там исповедовался примитивный тибетский буддизм, В течение долгих лет таинственный храм был под запретом для жителей Пекина.»
Однако, как бы там не было, но бусина уже лежала в заветном мешочке. Прошел месяц. Я потихоньку привыкала к новой квартире и к одиночеству. Ночь и день сменялись, не принося ничего нового. Однако дедушкина просьба была еще не выполнена до конца. Собравшись с духом, я попросила у администрации, неделю отпуска за свой счет. Просьба была принята без воодушевления, однако заявление подписали. Мне нужно было добраться до города Турфан, там меня ждало еще одно письмо от дедушки.
Турфан находился в непосредственной близости от священных гор Куньлунь.
Он расположен в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. Город являлся первым важным пунктом на Центральной ветви «Шелкового пути». В древности он был гораздо более знаменит в мире, чем сегодня. Среди многочисленных исторических памятников Турфана на первом месте стоит городище Цзяохэ. Оно расположено в 10 км. к западу от современного города Турфана. Он служил столицей древнего государства Чэши, а позднее царства Гаочан, западных территорий и Уйгурского каганата. Город постепенно расширялся и благоустраивался. В конце XIII века в ходе войн он был разрушен. Интересно, что строители Цзяохэ буквально вырыли городскую территорию, так что крепостными стенами стали специально оставленные нетронутыми краевые бока возвышенности.
Строения города сохранили архитектурный стиль, характерный для досунского Китая. В 1994 году археологи раскопали здесь уникальный подземный буддийский храм, находка эта привлекла пристальное влияние в ученых кругах. Я много читала об этом подземном храме и решила, что задержка в полчаса или час не сыграют роли в моем путешествии в горы. В храме было прохладно, но не холодно, тем удивительнее мне показался звук хрустальной капели. Это было похоже на то, когда тихонько ударяешь по тонкому стеклу. Звук был приятным, однако у меня начала болеть голова.
Прервав экскурсию, я вышла из храма, но попала совсем в другое место. Это был Цзяохэ из прошлого. Однако и меня самой в нормальном понимании больше не было. Я стала музыкальным инструментом. Он назывался пипой. Музыкант, что играл на мне, думал, что мелодия сама приходит ему на ум. Однако это было не так, - я то видела все ясно. Однажды один из моих многочисленных двоюродных братьев баловался с сотовым телефоном, и создавал музыку. То, что я видела сейчас, очень напоминало процесс сочинения музыки тем мальчиком. Музыкант играл, но не осознавал, какое действие производит на жителей городка его музыка. Хотя я не права, музыкой, то, что исходило из-под пальцев музыканта, назвать было нельзя. Какофония звуков пробуждали в жителях городка все низменное. Вокруг кипела злость и нетерпимость друг к другу. Слышались брань, звуки ударов, плач, вопли, стоны, гневные выкрики. Как только волна злобы достигала апогея, музыка сменялась легкой и печальной, с хрустальными вкраплениями. Люди с недоумением смотрели друг на друга, не понимая, какая муха их укусила, что бы через некоторое время кинуться друг на друга с еще большим остервенением. Я видела все это и чувствовала, но сделать естественно ничего не могла. Резкая, зловещая музыка пробуждала в человеке все низменное. К городу подошло кочевое племя, которое даже не надеялось захватить город, так хорошо он был укреплен, как вдруг ворота распахнулись и в предводителя кочевников, почти в упор, была выпущена стрела. Это был самоубийственный и ничем не оправданный поступок. Через полчаса город пылал и захлебывался в крови. Звуки пипы подогревали пыл варваров. Пипа замолчала только в тот момент, когда музыкант был убит шальной стрелой.
Но к тому времени от города и его жителей мало что осталось.
Я не буду рассказывать о том, что я ощутила, когда вернулась в реальный мир. Вернувшись в гостиницу, я узнала, что проводник, который обещал довести меня до предгорий Турфана, сегодня занят и в путь отправимся мы только завтра. То, что произошло со мной в Цзяоехе, не поддавалось никакому разумному объяснению, было зловещим и отвратительным, но вскоре впечатления от произошедшего немного потускнели, тем не менее, чувство тревоги не оставляло меня. Мысль, что я пропустила что-то важное, не давала мне расслабиться и хоть чуть-чуть отдохнуть. Что-то…Что-то ускользало от меня!
До города Цзяохэ я побывала в восточном предместье Турфана, где находятся городище Гаочан, Астанские могилы и Байцзыкликские пещеры Тысячи Будд. Городище Гаочан расположено в 50 км к востоку от Турфана. Город был известен еще в I веке до нашей эры. он служил политическим центром восточной области Западных территорий и важным пунктом на «Шелковом пути». Здесь располагались административные органы, а одно время Гаочан служил столицей. Город просуществовал около 1400 лет, а в конце XIII века в ходе войн был разрушен. Сегодня можно увидеть фундамент крепостной стены и остатки строений.
И вдруг я вспомнила! Гостиничный номер поплыл перед моими глазами, и я с ужасом вспомнила, что, бродя от склепа к склепу, я где-то потеряла свой желтый платок. Потерять платок-это вообще плохая примета, а тем более желтый и в таком месте. Впрочем, страх тут же прошел. Стоило мне все вспомнить, как все мои страхи испарились. После того, что я испытала недавно, все остальные ужасы, вымышленные и настоящие, казались лишь мультиками. Однако я ошибалась и очень сильно. Все было еще впереди. Сон не шел как я не старалась. Кондиционер работал исправно, однако меня кидало то в жар, то в холод. В голове пульсировала боль, перед глазами стоял желтый туман. Он то приближался, то отдалялся. Превращаясь в желтый платок, он тут же вырастал в размере и оказывался накидкой к императорскому одеянию. Наконец сон затянул меня. Во сне я держала дисплей телефона, который давно покоился в водах Летнего сада. Через телефон я вошла в Интернет. Форум назывался: «Почему грабят наши могилы?» и там, на страницах сайта, шло активное общение между…Умершими. Фараоны Египта давали советы всем остальным давно или недавно почившим, как защититься от вандалов, будь они археологами или просто грабителями. Во сне я понимала, что это только сон и попыталась вновь выбросить телефон и заставить себя проснуться, но не тут-то было! На форуме было многолюдно. Высказывались и жаловались фараоны и цари ушедших эпох и сгинувших царств.
Первым слово взял фараон Джосер.
«Фараон Джосер.
Около 4000 лет назад, спустя «всего» 500 лет после постройки, была ограблена самая древняя пирамида Египта, моя ступенчатая усыпальница… Не помогли охранные надписи, проклинающие воров и грабителей могил, каменные глыбы, падающие на головы непосвященных, запутанные лабиринты подземелий, внезапно открывающиеся шахты, ложные тупиковые ходы и каменные мешки.»
Дальше шли сетования и жалобы на пол листа. Коротко скажу, что предосторожности всесильных владык Древнего Египта оказались напрасными: их усыпальницы были ограблены еще в глубокой древности. Пустыми оказались могилы священных быков Аписов, гробницы самых древних фараонов в Абидосе, вторая по величине пирамида Хефрена, «пирамида ужаса» последнего фараона солнечной династии Унаса...
Слово взял фараон Сет:
«Фараон Сет
Грабитель использовал... таран, чтобы в Долине царей проникнуть через замурованные стены пирамид. Таким путем ему удалось из моей гробницы вытащить прекрасный алебастровый саркофаг...»
В реестре украденного были: античные статуи Пергамского алтаря, тоже обманом вывезенные из Турции в Берлин немецким инженером Карлом Хуманом. Ганские национальные реликвии, незаконно увезенные англичанами в Лондон; скульптуры и барельефы минейских и сабейских городов Йемена, хранящиеся в музеях Лондона и Парижа. Бирманские колокола; буддийские скульптуры; скифское золото; украшения Великих Моголов... В конце 1897 года в антикварных лавках Парижа, Лондона, Берлина появились необычайной красоты бронзовые головы, литые рельефы, фигурки людей и животных. Несколько реликвий сразу же приобрел Берлинский музей народоведения, вслед за ним вступили в битву Британский музей, Лувр. Несмотря на мгновенно взлетевшие цены, удивительное литье больше в продаже не появлялось. И только спустя год-два выяснилось, что загадочные скульптуры привезены из Африки солдатами английских колониальных войск, участвовавшими в карательной экспедиции, когда был сожжен и разрушен до основания Великий Бенин. А несколько лет назад в Дакаре демонстрировалась исчезнувшая бронза Великого Бенина... привезенная из частных и государственных собраний и музеев Лондона, Парижа, Берлина, Амстердама, Нью-Йорка. В африканских музеях бенинской бронзы не оказалось...