Конечно, не все было только в черном цвете. Имелись и боевые упехи, причем серьезные.
Высокую оценку командования 40А, например, получили действия 783 орб 201 мсд (ВРИО начальника разведки 201 мсд майор А.В. Жуков, командир батальона майор А.П. Кривенко) в проведении налета, по данным оперативных источников, на полевую базу мятежников в пещерах Янгарык (горы Карабатур, 20 км западнее Кундуза). Результаты налета: уничтожено и захвачено в плен 130 мятежников, 12 огневых сооружений и оборудованных пещер, захвачено 52 единицы стрелкового оружия, 470 противотранспортных и противопехотных мин, 58 гранат к РПГ, 12 тыс. патронов к стрелковому оружию, продовольственный склад.
В мае – июне 1982 года разведчики дивизии участвовали в 6-й Панджшерской операции. Потери в разведке, на удивление, были небольшими, хотя пришлось участвовать и в десантах, и высоко в горах. По итогам операции более 30 разведчиков были награждены орденами и медалями.
Однако вернемся в те дни. В разведбатальоне представился самостоятельно, так как ждать, пока начальник штаба дивизии полковник В.И. Чернов меня представит, было некогда. Дело не ждало.
Познакомился с командиром батальона майором В.Н. Воробьевым, бывшим ранее начальником разведки 149 гв. мсп. Полгода назад он был назначен вместо комбата майора А.П. Кривенко, боевого офицера, кавалера двух орденов Красной Звезды, убывшего по замене в Одессу.
Воробьев был опытным офицером, но несколько, я бы сказал, слабовольным. В батальоне бытовало пьянство среди офицеров и прапорщиков, в одежде какая-то махновщина. Сразу видны результаты деятельности бывшего начальника разведки дивизии Захарова, а вернее – их отсутствие.
Командир батальона представил мне своих заместителей: начальника штаба капитана Александра Турбанова, замполита капитана Сергея Багдасарова, заместителя по тылу майора Цветкова, секретаря партбюро майора Кравченко, командиров разведывательных рот: 1 рр – капитана Михаила Тлюстена; 2 рр – капитана Григория Фищука; разведывательной десантной – старшего лейтенанта Игоря Плосконоса;
4 роты (роты радио и радиотехнической разведки) в расположении батальона не было, она действовала по плану командования 40А и находилась на аэродроме Джалалабад, выполняя задачу по наблюдению за радиосетями пограничного корпуса Пакистана.
Встретившись с ними, я убедился, что командиры рот опытные и грамотные в разведке люди: Тлюстен – кавалер двух орденов Красной Звезды, Плосконос – ордена Красной Звезды и ордена «Звезда» ДРА.
Скажу откровенно, что первые месяцы я во многом учился у них, а у них было чему поучиться. Глупые амбиции здесь надо было отбросить.
Командиры взводов: танкисты Сергей Салатовка и Василий Павлюк, разведчики Владимир Федин, Николай Шиханов, Евгений Панин, Владимир Сидоренко, Сергей Читалкин, Юрий Калинин, Николай Курсин, Олег Антоненко, Сергей Карасев, замполит роты Николай Стрельчук, связист Виктор Франчук, батальонный врач Павлов – совсем еще молодые люди, но уже прошедшие огонь и воду.
Все они стоят перед моими глазами, как будто это было вчера. Антоненко, Карасеву, Павлюку будет суждено погибнуть в Афганистане, и в моей памяти они останутся навсегда молодыми. Остальные благополучно доживут до наших дней и с некоторыми доведется еще встретиться.
Недавно из сети Интернет узнал, что в январе 2010-го умер в Королеве Московской области бывший командир взвода, а далее и разведывательной роты 149 гв. мсп в 1983–1985 годах полковник запаса А.И. Васильев. Судьба отпустила ему всего 50 лет. А я помнил его юным лейтенантом.
О бывшем начальнике разведки дивизии. Захаров – офицер лично храбрый, но безразличный как к службе, так и к разведке. Главная задача у него была – добыть ценные (не в разведывательном смысле, а в прямом) трофеи. Был у него и боевой адъютант – командир взвода разведывательной десантной роты старший лейтенант Яхья-Заде, азербайджанский абрек, не только по сути, но и по внешности.
Мне потом рассказывали, что Захаров, взяв взвод Яхья-Заде, под видом разведывательно-поисковых действий часто выезжал в пустынные районы, где они «бомбили» проходящие караваны. В горы не ходили, слишком еще была сильна память об ущелье Шаеста. А в степи, что там может противостоять БМП? Правильно – только другая БМП. А у «духов» их не было.
Через пару месяцев после отъезда «шефа» нашел свою пулю и Яхья-Заде. В Баглане на одной из «чисток» получил тяжелое ранение в голову, долго лечился и в итоге был комиссован по ранению. Это один из немногих офицеров-разведчиков, кого я вспоминаю не особенно добрым словом.
Так что положение дел не было блестящим. Что же делать? Начал так, как учили. Принцип такой: не знаешь, как поступить – делай как должен. Провел пару строевых смотров, привел в порядок сначала офицеров. Заставил их вспомнить об уставах, своих обязанностях. В принципе, они все ребята нормальные, но узду отпускать никогда нельзя. Заставил навести порядок в ротах. Часто вспоминал своего комбата в Германии, подполковника И.Р. Звицевичуса – вот кого бы сюда. Однако ничего, справились и сами.
Начальник штаба батальона – капитан Александр Турбанов, замполит капитан Багдасаров, парторг Василий Кравченко, командиры рот – мои ближайшие помощники в наведении воинского порядка.
Далеко не блестящими были дела и в самом разведотделении штаба дивизии. Я имею в виду деятельность предыдущего начальника разведки в отношении «канцелярщины». Как в любой штабной структуре, она занимает значительное место в работе. Всякие отчеты, статистика, планирование и т. д.
Боевая работа не снимает ответственности за штабную. Весь мой последующий опыт свидетельствует: недостаточно только вести разведку, но и необходимо убедительно преподнести результаты ее работы.
Любому должностному лицу, прибывшему для проверки (а проверяющих у нас было предостаточно), неизвестно, каким способом мы добываем разведывательные данные, какие при этом несем потери, какие подвиги при этом совершаются. Ему дай убедительный результат, грамотно оформленные выводы из оценки той или иной обстановки. Конечно, дело это не такое уже и сложное, но требует навыков и аккуратности.
Прежде всего, находясь в разведотделе армии, уточнил перечень необходимых документов, их формы, содержание. Далее, вместе с помощниками стали их отрабатывать.
Через несколько дней после своего прибытия поехал в Кундуз знакомиться с советниками всех мастей: партийными, хозяйственными, госбезопасности, МВД и прочими. Город на меня впечатления не произвел: обычный афганский провинциальный городишко, грязный, пыльный, скорее большой кишлак, только в центре несколько двухэтажных зданий из кирпича и кое-какие деревья.
Познакомился со старшим военным советником зоны – генерал-майором Воливач, множеством афганцев – начальников всех мастей. Никого из них я, конечно, не запомнил, так как они для меня все были на одно лицо, по крайней мере еще месяца три.
Все было как в нехитрой песенке, сложенной местными бардами из 201 мсд.
Познакомился с полковой разведкой в гарнизоне – 149 гв. мсп. Начальник разведки полка – капитан С.Н. Андрианов заканчивал свою службу в Афганистане, командир роты Михаил Пеньков тоже был опытным офицером, назначенным на роту три месяца назад вместо погибшего старшего лейтенанта Наметова, оба были награждены орденами Красной Звезды.
Командиры взводов старшие лейтенанты Александр Смирнов, Юрий Скроба, Владимир Дударь. Серьезные и толковые офицеры. К сожалению, все они погибли в боях через несколько месяцев. Об обстоятельствах их гибели я расскажу позднее. Остался я доволен и личным составом роты.
Надо сказать, что, на мой взгляд, лучшими разведподразделениями дивизии в смысле отбора личного состава были разведывательные роты мотострелковых полков (как я уже ранее говорил – танкового полка в нашей дивизии не было).
Это и неудивительно: из 2,2 тыс. личного состава полка всегда можно отобрать полсотни бывалых солдат и найти лучших офицеров.
С разведбатом тяжелее – он комплектуется практически на общих основаниях и люди туда приходили всякие, в том числе и офицеры.
Полковую разведроту и кормили лучше, и было у них по 2 комплекта обмундирования, и технику меняли почаще. Но и требовали от них намного больше. Разведчики на всех войнах и во всех армиях мира были на особом положении, и это не случайно.
Кстати сказать, то ли книги, то ли кино создали в нашем мышлении стандартный образ разведчика: такого лихого рубахи-парня, полублатного анархиста, с удовольствием играющего со смертью в прятки. На мой взгляд – это мнение глубоко ошибочно.
Разведка – это прежде всего ответственное и очень серьезное дело. Ведь данные, полученные от разведчиков, зачастую проверить невозможно. И командованию им приходится верить просто на слово.
Не зря оценка достоверности разведывательных данных слагается из двух показателей: достоверности канала информации и достоверности источника этих данных. Ошибки разведчиков практически всегда для частей и подразделений оборачивались высокими потерями. И это в лучшем случае. Поэтому в разведке всегда воевали самые надежные, самые ответственные и мужественные люди, способные выполнить самые сложные задачи.
Скажем так: хвастуны, позеры, ловкачи, блатняки в разведке не приживались. После первого же серьезного испытания, где каждый показывал свое истинное лицо, все становилось на свои места. Так было в Отечественную войну, так было и в Афганистане.
С полковой разведкой в гарнизонах Пули-Хумри (395 мсп) и Ташкурган (122 мсп) я познакомился в ходе своей поездки по гарнизонам и дорогам в зоне ответственности дивизии.
В Ташкургане я надеялся встретиться с начальником штаба полка майором Адамом Васильевичем Чикал – хорошим моим товарищем по службе еще в Кушке, уехавшим в Афганистан раньше меня на полгода, но, к сожалению, тогда встретиться нам не удалось.
Несколько дней назад, в бою, он был тяжело ранен, пуля попала в локтевой сустав, его эвакуировали на бронетранспортере прямо с места боя через госграницу в Термезский госпиталь. Там врачи сделали чудо и руку ему сохранили. Я преклоняюсь перед мужеством этого человека и искусством врачей. Адам Васильевич после излечения вернулся в свой полк и продолжил свою службу, хотя проблем со здоровьем после ранения было много.
Через год, в мае 1984 года, он был назначен командиром 682 мсп 108 мсд, которая вела боевые действия в Панджшере. Полк он принимал в ходе 7-й Панджшерской операции и самое главное, что после операции местом дислокации для полка был определен Панджшер!
Условия жизни этого полка в последующем были очень тяжелыми даже для Афганистана. На протяжении неполных четырех лет он будет дислоцироваться на небольшом плато на месте заброшенного кишлака Руха, окруженного со всех сторон горами в 3–4 тыс. метров.
Для того чтобы обезопасить себя от обстрела противника, практически 60 % подразделений полка были рассредоточены сторожевыми заставами и выносными постами в радиусе 2–3 километров от штаба полка. Казармы для личного состава полка, а также все объекты полка (штаб, столовые, клуб, лазарет, мастерские, склады и т. д.) будут представлять собой низкие укрепленные постройки наподобие землянок и блиндажей. В буквальном смысле слова «полк был вкопан в землю».
Фактически в темное время суток 682-й мсп каждый раз оказывался на осадном положении. Огневые контакты с противником на сторожевых постах происходили ежедневно. Также часто происходили обстрелы территории полка реактивными снарядами и минами.
В сущности, периметр военного городка полка являлся передовой линией обороны. Подобного неординарного прецедента в истории ВС СССР, когда полк фактически оборонял собственный пункт дислокации в состоянии непрекращающегося соприкосновения с противником столь длительное время – не имеется. Вот в таких условиях Адаму Васильевичу пришлось не только жить, но и воевать!
Далее замена в СССР, командование полком в Железной дивизии, начальник штаба 66 мсд в Черновцах, Академия Генерального штаба и опять служба на Украине: командиром дивизии в Бердичеве, начальником штаба 8АК в Житомире уже в составе ВС Украины.
В начале 90-х годов он продолжил свою деятельность в качестве политика, был избран депутатом Верховной Рады Украины. Отработал там 3 срока в Комитете по делам обороны. Генерал-полковник в отставке. Хочется пожелать ему здоровья и долгих лет жизни!
Тогда же, много лет назад, в свой первый приезд в Ташкурган я познакомился с начальником разведки полка майором Михайловым и командиром разведроты капитаном Николаем Хвостенко, произведшим на меня очень хорошее впечатление. Спокойный, вдумчивый командир, он очень толково мне рассказал о состоянии дел и проблемах полковой разведки.
К сожалению, это была наша первая и последняя встреча, так как через месяц он героически погибнет в бою у кишлака Муи-Моторак в районе города Мазари-Шариф и будет посмертно награжден орденом Ленина.
Кроме того, я побывал в гарнизонах Алиабад, всех трех Багланов (Северном, Центральном, Южном), Доши, Айбак. Там я ознакомился с состояним дел в вопросах разведки, особенно применения технических средств: радиолокационных станций наземной разведки СБР-3, ПСНР-5, приборов ночного видения, оборудования боевых разведывательных машин БРМ-1К.
Обнаружил множество, скажем так, слабых мест. Например, станция СБР-3, хотя и имеет неплохие возможности по разведке, снабжена серебряно-цинковыми аккумуляторами с очень малой емкостью, что позволяет ей работать в течение всего нескольких часов. Вызывали нарекания и приборы наблюдения, особенно ночного.
Боевая разведывательная машина БРМ-1К, наша основная разведывательная техника, вообще никуда не годилась. Она была создана в начале 70-х годов для ядерной войны, или, как сейчас говорят, конфликта высокой интенсивности. То есть вести разведку, не выходя из машины на зараженной радиацией местности.
В Афганистане это было ни к чему. А слабое 73-мм орудие с эффективной дальностью 1300 м и половинный боекомплект по сравнению с обычной БМП-1 в 20 выстрелов вообще ставил под сомнение целесообразность ее применения.
Не от хорошей жизни ставили мы на БРМ трофейные 12,7-мм пулеметы ДШК китайского производства. Снимок такого «чуда техники» приводится в книге.
Слабым местом в экипировке разведчиков было и отсутствие эффективных дымовых гранат, способных резко снизить результаты огня противника из стрелкового оружия. Имеющиеся дымовые гранаты РДГ-2 создавали небольшое дымовое облако, а более мощные дымовые шашки ДМ-11 были громоздкими и неудобными в применении. К тому же дальность броска такой гранаты 35–40 м, а из положения лежа еще в два раза меньше. Нужны были дымовые гранаты к подствольному гранатомету ГП-25 для создания дымовых завес на дальностях 200–300 м, но так за все годы войны мы их и не получили.
Ну не предусматривали наши уставы и наставления ведение боя подразделением без танков и БМП, на которых устанавливалась термодымовая аппаратура, создававшая непроницаемое облако.
Через пару недель, когда я уже полностью вошел в курс дел, то сделал для себя не совсем приятный вывод. Выжить в этих условиях 2 года практически невозможно!
За эти две недели я уже раза 4 попадал под обстрел на дороге, когда вокруг свистели пули, раз 6 вылетал на вертолете на БШУ (бомбоштурмовые удары), причем дважды мы попадали под огонь «духовских» зенитных пулеметов ДШК.
Под Северным Багланом впереди идущая БМП подорвалась на мине, никто не погиб, но 5 человек получили ранения и контузии. Все это наводило на мысли, что рано или поздно придет и мой черед.
Ну что же делать? Свою судьбу я выбрал сам и надо идти до конца. Скажу честно, что первый год я жил и воевал с мыслью: вы (то есть «духи») меня убьете, но и я вас положу немало. С этим было как-то веселее жить, и я вовсю внедрял в жизнь этот свой нехитрый принцип.