– Крестный едет с мама́! – вопила Полька.
– И деда́! – внес свою корректировку Колька.
– А вот перебивать, дорогие мои, не позволено никому! – Александр Федорович стряхнул детей на диван, а сам уселся между ними, положив руки им на плечи.
Удивительное дело, но близнецы замолчали. Александр Федорович безумно любит своих крестников, он балует их не меньше деда и намного больше родителей, он вообще не может быть с ними строг, но Полька с Колькой беспрекословно его слушаются, и не только слов, но и жестов, как сейчас.
– Полька и Колька прервали мою речь на самом, я бы сказал, интересном и для всех присутствующих значимом месте. Я собирался сказать, что, поскольку случайностей не существует, а Алексия и дети благодаря своему дару способны улавливать закономерности, по которым живет Вселенная, видеть, если так можно выразиться, узлы, связующие нити жизней поколений, разделенных тысячелетиями, то теперь наша задача соединить воедино все, что мы имеем. Мишель, что вы думаете?
– Вы ждете ипсилон? Нет, дорогие мои коллеги, для ипсилона еще недостаточно информации…
– Вы, разумеется, правы, коллега, из того, что мы имеем, ипсилон построить невозможно. Но попробуем собрать воедино те крохи информации, которыми мы располагаем. Во-первых, Алексия, глядя на офорт Николая Антверпьева «Своим путем», увидела себя в лесу, по которому вслед за местным духом-хозяином пришла к горе с домиком на вершине, что много ниже деревьев. Во-вторых, Колька увидел сходство офорта Антверпьева с картиной Куинна «Призрак горы», где изображена резиденция Гитлера в Альпах, причем гора, на которой стоит дом, тоже уступает деревьям в росте. То, что Колька не видел горы и домика на офорте Антверпьева, так как не ходил в картину вместе с Алексией, но все равно узнал о нем, меня не удивляет нисколько – способности этих детей уникальны. Но что же это за гора? Что за домик?
– А я видела гору! А я видела гору! Мама́ ее купила, она в фиолетовом камушке! – Полька взвилась с дивана и вихрем полетела к аметистовой друзе. – Она здесь! Я ее видела!
– Полька, понимаешь, у тебя, как и у твоей мама́, было видение, только не в картине, а в аметистовых кристаллах. Но ни по твоему видению, ни по видению Алексии нам эту гору не найти, – решил я высказаться.
Я иногда чувствую себя неловко в доме Петровича – рядом с Мессингами с их талантами и Белоусовым с его железной логикой. И не подумайте, что я скромничаю: Господь щедро одарил меня и моих предков, и я горжусь этим даром. Но уникальность друзей меня восхищает! Вот и сейчас…
– Как не найти? – в огромных карих глазищах Польки было столько удивления, что я растерялся. – Вот же она! – и Полька, умеющая передвигаться, как кажется, мгновенно, уже стояла у карты и снова тыкала в нее фиолетовым фломастером, причем в то же самое место. Дыра уже была, поэтому Петрович не возмущался.
– Откуда ты знаешь?
– Я видела.
На этом девочка уперлась, и больше никто не смог добиться от нее большего. А вскоре Алексия уложила детей спать, и они совсем не сопротивлялись, как бывает обычно, когда в доме гости, – видимо, и эти дети иногда устают.
А теперь и мы знаем
– Знаете, дорогие мои, я очень хочу получить эти свои свадебные подарки, причем прямо сейчас.
– Почему, Настя? И почему, Настя, когда мы сейчас столь оживленно обсуждали вопрос, куда нам ехать, вы молчали? Конечно, вы думаете о скорой свадьбе, но разве…
– Александр Федорович, мне даже обидно! Конечно, я думаю о свадьбе, как же иначе может быть! И пока вы тут спорили, я внимательно слушала детей, размышляла над их версией состава будущей экспедиции, и поняла… Само собой, Рушель, вам решать, но ведь не случайно необходимость новой экспедиции возникла в момент покупки нам свадебных подарков. Это – знак того, что мне надо ехать в экспедицию!
– С чего вы взяли, Настя? – честно говоря, мне представлялось, что наши молодые будут готовиться к празднику, а мы пока съездим, привезем в подарок что-нибудь экзотическое… Кстати, еще неясно, куда мы съездим.
– Да с того я это взяла, Рушель, что, когда Алексия и дети нашли этот офорт Антрепьева и друзу, они думали обо мне. Именно обо мне, ведь Леонида они почти не знают. Если бы вы, Рушель, выбирали подарок, то, возможно, вы думали бы больше о Леониде, ведь вы с ним дружите с детства, и тогда выбранные вещи указали бы на то, что ехать надо ему. Алексия, скажи, я права?
– Да, Рушель, я уверена, что Насте надо ехать с нами, Полька пока еще ни разу не ошиблась в своих предсказаниях.
– Девушки, я разве возражаю? Я счастлив буду, если Настя поедет. Но обрадует ли это Леонида?
– А Леонид с нами только один раз ездил, у него опыта моего нет. Он пока к свадьбе пусть готовится, он не обидится, Рушель, честно!
– Ну хорошо, хорошо, Настенька, едете вы, Алексия, ваш покорный слуга, Мишель, само собой. Александр Федорович, вы как?
– Еду, как и Мишель, само собой.
– Вот и отлично. Теперь давайте все-таки разберемся, куда мы собрались.
– Пока вы без меня решаете, кому ехать, я уже давно понял, куда, – Петрович сидел над картой, которую снял со стены и разложил на журнальном столике у окна, пока мы беседовали.
– И куда, Петрович, миленький? – Алексия подошла к мужу, ласково обняла его за плечи и тоже склонилась над картой.
Наш друг не отвечал, он сидел, обиженно выпятив нижнюю губу, и пытался соединить края дырки.
– Петрович, дружище, ну что вы, как маленький! – Мессинг сел напротив зятя и посмотрел ему в глаза.
И пусть мой лучший друг не наделен даром своего великого деда Вольфа Мессинга, гениального гипнотизера, но он обладает сокрушительным обаянием. Петрович растаял сразу.
– Мишель, а как, вы думаете, я могу отнестись к тому, что никто тут даже не предполагает, что я бы тоже хотел в экспедицию?
– Петрович, вы – наш спонсор, так что, если вы настаиваете…
– Рушель, да как вы можете! При чем тут деньги? Вы считаете, что я способен отказать в деньгах своей жене и своим друзьям только потому, что обиделся?!
– А вы считаете, Петрович, что Кольке и Польке уже пора ездить с нами? Туда, где мы, взрослые люди и опытные путешественники, каждый раз подвергаемся опасности? Или у вас на примете есть подходящая нянька?
– Нет, но Алексия…
– Петрович, ты же мне в прошлый раз обещал, что я поеду!
– На этот раз, Петрович, я настаиваю, что ехать должна Алексия. В своей грезе она видела именно себя, и мы не имеем права игнорировать знаки судьбы.
– Простите, Рушель, вы правы, я веду себя хуже Кольки. День был сумасшедший: видения эти – я так не люблю, когда с Алексией это происходит, – потом Полька карту порвала. А я так люблю эту вещь, это – память, да и все, все мечты мои детские с ней связаны! Но что ж теперь поделать… Посмотрите, друзья, Полька проткнула фломастером гору Белуху, что на Алтае. Думаю, туда вам и путь держать. Слышал я про эту Белуху, много там загадочного происходило… – и Петрович замолчал, словно взял пример со своего тестя. И как всегда, когда паузу держит не он, первым сдался Мишель:
– Петрович, расскажите же своим друзьям, что вы слышали про Белуху?
– Не хочу быть неточным, Мишель. Лучше я напомню о себе своим бывшим коллегам из КГБ, пусть сделают пропуск, чтобы Александр Федорович смог поработать в нашем ведомственном архиве. Я примерно помню, что искать вам, Александр Федорович, надо информацию о крестьянских волнениях на Алтае в самом конце двадцатых годов. Лучше вас этого все равно никто не сделает.
– Как это никто! А я?
– А вы, Настя, разберитесь со своими свадебными подарками. Они же не случайны. Вы говорили, как важно то, что они выбирались именно для вас. Вот и думайте, – поразительно, но, начав нами руководить, Петрович просто преобразился; из обиженного ребенка он стал тем, кем и был большую часть жизни: офицером, привыкшим брать на себя ответственность в трудной ситуации. От обиды не осталось и следа.
Старинная карта
– Петрович, дорогой вы мой, а давайте мы попробуем привести в порядок эту замечательную карту. Если мы ее аккуратненько заклеим с той стороны, то ничего не будет заметно, поверьте мне!
Мишель умел вселять надежду: у Петровича аж глаза загорелись. Хорошо бы получилось, а то, и правда, нехорошо складывается – и карту порвали, и в экспедицию не берут.
Мишель и Петрович бережно перевернули карту, а там…
О чудо! Карта действительно ожила! Она не стала петь птичьими голосами или шуметь водопадами; но то, что даже на большой карте мира выглядело условным, через увеличительное стекло обрело подробности. Какой-то гениальный картограф-миниатюрист создал наиподробнейшую карту мира, настолько мелкую, что невооруженному человеческому глазу было видно на ней лишь то, что и на любой карте; но при сильном увеличении становились заметны и деревни, и водопады, и горные пещеры, и ручьи, и… да всего и не перечислишь.