Полагаю, эти характерные выдохи веганцев, должно быть, то ли щекочут, то ли еще что-то делают и пробуждают зверя и в тех, и в других.
— Кстати, — сказали мы. — Вы в последнее время перестали бить жену?
— Которую? — уточнил Миштиго.
Наплыв, а затем я снова в своем кресле.
— …Что, — спрашивал Джордж Эммет, — ты об этом думаешь?
Я уставился на него. Секунду назад его тут не было. Он подошел неожиданно и уселся на широкий подлокотник моего кресла.
— Повтори, пожалуйста. Я дремал.
— Я сказал: у пауконетопыря будет проедена плешь. Что ты об этом думаешь?
— По-моему рифмуется, — заметил я. — Так объясни мне, как же мы ему проедим плешь?
Тут он засмеялся. Джордж — один из парней, на которых смех нападает непредсказуемо. Он целыми днями может ходить с кислым видом, и вдруг какая-нибудь ерунда вызывает у него приступ идиотского хихиканья. Смеясь, он слегка повизгивает, словно младенец, и это впечатление усиливается его дряблостью и редкими волосами. Я выжидал.
Эллен в данную минуту оскорбляла Лорела, а Диана повернулась, изучая названия книг на полках.
Отсмеявшись наконец, он доверительно выдохнул:
— Я вывел новый вид слишей.
— Слушай, Это действительно здорово! — А затем я тихо спросил: — Что такое слиши?
— Слиш — это бакабийский паразит, — объяснил он, — смахивающий на большого клеща.
— А мой примерно три восьмых дюйма длиной, — гордо добавил он. — И они вгрызаются глубоко в тело и выделяют крайне ядовитые отходы своей жизнедеятельности.
— Смертелен?
— Мой — да.
— Ты не смог бы одолжить мне штучку? — спросил я его.
— Зачем?
— Хочу подбросить кому-нибудь за шиворот. По зрелом размышлении исправь цифру на пару дюжин. У меня уйма друзей.
— Мои людей не трогают, только пауконетопырей. По отношению к гомо сапиенс они проводят политику дискриминации. Люди будут для моих слишей отравой. — («Моих слишей» он произнес очень по-собственнически и с большим чувством.) — Обмен веществ у их хозяина должен основываться скорее на меди, чем на железе, — объяснил он. — А в эту категорию и попадают пауконетопыри. Потому-то я и хочу отправиться с вами в это путешествие.
— Ты хочешь, чтобы я нашел тебе пауконетопыря и держал его, пока ты наваливаешь на него слишей? Ты пытаешься сказать именно это?
— Ну, я бы хотел получить на сохранение парочку пауконетопырей, всех своих я использовал в прошлом месяце, но я уже уверен, что мои слиши подействуют. Мне хочется возбудить эпидемию.
— Какую эпидемию?
— Среди пауконетопырей. В земных условиях слиши размножаются очень быстро. И если им дать нужного хозяина, они должны оказаться крайне заразными, особенно если мы сможем запустить их в нужное время года. У меня на уме не что иное, как поздний брачный сезон юго-западных пауконетопырей. Он как раз начнется через шесть — восемь недель на территорий Калифорнии, в Древнем Месте, хотя больше уже в общем-то не горячем, под названием Капистрано. Как я понимаю, ваше путешествие приведет вас в те края примерно в нужное время. Когда пауконетопыри вернутся в Капистрано, тут-то я и буду поджидать их со слишами. К тому же, мне отнюдь не помешает отпуск.
— Мм-хм. Ты обговорил это с Лорелом?
— Да, и он считает эту идею отличной. Фактически он хочет сам встретить нас там и сделать снимки. Возможно, будет не слишком много шансов увидеть их впоследствии — затмевающих в полете небо, гнездящихся среди руин так, как могут гнездиться только они, охотящихся на диких свиней, украшая улицы зеленым пометом. Знаешь, это прекрасное зрелище.
— Угу, своего рода Хэллоуин. А что произойдет со всеми этими дикими свиньями, если мы перебьем пауконетопырей?
— Ну, их станет побольше, — признал он. — Но мне думается, пумы не дадут им расплодиться, как кроликам в Австралии. В любом случае, ты бы предпочел терпеть свиней, а не пауконетопырей, не так ли?
— Я не особенно люблю ни тех, ни других, но теперь, подумав в таком аспекте, полагаю, ты прав. Ладно, разумеется, ты можешь ехать с нами.
— Спасибо, — поблагодарил он. — Я знал, что ты поможешь.
— Не стоит благодарности.
Примерно тогда Лорел виновато откашлялся. Он стоял возле большого стола в середине помещения, перед которым медленно опускался широкий обзорный экран объемного изображения — очень удобный, потому что никому не требовалось перемещаться в поисках более удачной для наблюдения позиции. Лорел нажал кнопку на столе, и свет померк.
— Э, я сейчас намерен спроецировать предполагаемую маршрутную карту, — сказал он. — Если сумею заставить этот синхро-как-его-там… Ага! Вот так.
На экране появились разноцветные очертания верхней части Африки, выдержанные в мягких тонах, и большей части средиземноморских стран.
— Это именно то, что вы хотели осмотреть в первую очередь? — спросил он Миштиго.
— Хотел бы в конечном итоге, — поправил рослый веганец, поворачиваясь и прерывая приглушенный разговор с Эллен, которую он загнал в нишу истории Франции под бюст Вольтера.
Свет почти погас, и Миштиго подошел к столу. Он посмотрел на карту, а затем обвел присутствующих рассеянным взглядом.
— Я желаю посетить определенные ключевые места, которые, по той или иной причине, играли важную роль в истории вашего мира, — сказал он. — Начать я хотел бы с Египта, Греции и Рима. Потом я хотел бы быстро проехать через Мадрид, Париж и Лондон.
Пока он говорил, карты сменяли друг друга, показывая те места, которые он упоминал, хотя и с некоторым запаздыванием.
— Потом я желаю завернуть в Берлин, заскочить в Брюссель, посетить Санкт-Петербург и Москву, махнуть обратно через Атлантику и задержаться в Бостоне, Нью-Йорке, Ди-Си и Чикаго. (К тому времени Лорел уже взмок.) Свалить на Юкатан и прыгнуть обратно на территорию Калифорнии.
— Именно в таком порядке? — осведомился я.
— В общем да, — подтвердил он.
— А чем плохи Индия и Ближний Восток, да и Дальний Восток, если уж на то пошло? — спросил голос, и я узнал Фила. Он вошел после того, как притушили свет.
— Ничем, — отозвался Миштиго. — За исключением того, что там есть только грязь, песок, жара и ничего связанного с тем, что ищу я.
— А что ищете вы?
— Материал для книги.
— Какой именно?
— Я пришлю вам экземпляр с автографом.
— Премного благодарен.
— Не стоит.
— Когда вы желаете отправиться? — спросил я его.
— Послезавтра.
— Ладно.
— У меня есть составленные специально для вас точные кроки конкретных мест. Лорел говорит, что их доставят к вам в кабинет сегодня в полдень.
— Опять-таки, ладно. Но вы, возможно, не вполне осведомлены о некоторых обстоятельствах. Они связаны с тем, что все названные вами места находятся в глубине материка. У нас нынче, в общем, островная культура, и по очень веским причинам. Во времена Трех Дней материк здорово покеросинили, и большинство названных вами точек все еще несколько горячи. Однако это не единственная причина, почему они считаются небезопасными…
— Я отнюдь не дилетант в вашей истории и знаю о мерах предосторожности, связанных с радиацией, — перебил он. — А также знаю и о различных мутировавших формах жизни, обитающих в Древних Местах. Я этим несколько озабочен, но вовсе не испуган.
Я пожал плечами в полутьме. — Тогда у меня все…
— Хорошо, — веганец пригубил кока-колу. — Тогда дайте немного света, Лорел.
— Да, срин.
И снова стал свет.
Когда экран позади него втянулся в потолок, Миштиго спросил меня:
— Это правда, что вы знакомы с несколькими мамбо и хунганами здесь, в Порте?
— Ну да. А что?
Он приблизился к моему креслу.
— Как я понимаю, — небрежно бросил он, — культ вуду, или вудун, очень мало изменился за прошедшие века.
— Вероятно, — отозвался я. — Меня не было здесь, когда он возник, и поэтому наверняка сказать не могу.
— Если не ошибаюсь, участники не очень-то жалуют посторонних…
— Это верно. Но они устроят вам хорошее представление, если вы найдете нужный хумфос и подбросите заодно несколько подарков.
— Но мне очень хотелось бы стать свидетелем настоящей церемонии. Если я приду с кем-то не чужим для участников, то тогда, наверное, увижу неподдельное действо.
— Зачем это вам? Болезненный интерес к варварским обычаям?
— Нет. Я занимаюсь сравнительным анализом религий.
Я же изучал его лицо, но ничего не смог прочитать на нем.
Прошло уже немало времени с тех пор, как я в последний раз навещал Маму Жюли и Папу Джо, да и других тоже. Хумфос находился неподалеку, но я не знал, как они отнесутся к моему приходу в компании с веганцем. Впрочем, они никогда не возражали, когда я приводил с собой других людей.
— Ну… — начал я.
— Я хочу только посмотреть, — добавил он. — Мешать я не буду. Они едва заметят мое присутствие вообще.
Я немного помялся, но в конце концов уступил. Маму Жюли я знал весьма неплохо и считал, что эта затея не принесет никакого вреда, что бы там ни случилось. Поэтому я больше не возражал.
— Ладно, я отведу вас к ним. Если хотите, сегодня ночью.
Он кивнул, поблагодарил меня и отошел выпить еще коки.
Джордж, не слезавший с подлокотника моего кресла, нагнулся ко мне и заметил, что было бы очень интересно произвести вскрытие какого-нибудь веганца. Я согласился с ним.
Миштиго вернулся в сопровождении Дос Сантоса.
— Что это за разговоры, чтобы прихватить мистера Миштиго на языческую церемонию? — спросил он, раздувая ноздри и дрожа от гнева.
— Верные разговоры, — ответил я. — Его прихватываю с собой я.
— Только если с вами будет телохранитель.
Я поднял руки ладонями кверху.
— Я способен справиться с любыми проблемами, которые могут возникнуть.
— Мы с Хасаном будем вас сопровождать.
Я уж собирался возразить, как между ними втерлась Эллен.
— Я тоже хочу туда пойти, — заявила она. — Я еще никогда не бывала на такой церемонии.
Мне оставалось только пожать плечами. Если пойдет Дос Сантос, то отправится также и Диана, — наберется немалая группа. Так что одним человеком больше, одним меньше — не имеет значения, по крайней мере не должно иметь значения. Затея рухнула, так и не успев начаться.
— Почему бы и нет? — рассудил я.
* * *
Хумфос располагался в районе гавани, возможно потому, что был посвящен Агуэ Войо, Богу моря. Хотя, может быть, и потому, что группа Мамы Жюли всегда служила для людей тихой гаванью. Агуэ Войо — бог не ревнивый, и поэтому на стенах воздавалась яркими красками дань и многим другим божествам. Дальше, на островах, есть более изысканные хумфосы, но они, по сути своей, коммерческие.
Большая огненная ладья Агуэ изображалась синим, оранжевым, зеленым, желтым и черным. Она выглядела несколько неподходящей для плавания. Большую часть противоположной стены занимал извивающийся и свивающийся в спираль малиновый Дангбе. Впереди и справа от единственной двери ритмично ударял по нескольким большим барабанам — «рада» — Папа Джо.
Лики разных христианских святых глядели с непроницаемым выражением на застывшие в сюрреалистическом урагане яркие сердца, петухи, могильные кресты, мачете и перекрестки дорог, выполненные амфотерными красками с Титана. Изображения занимали почти каждый дюйм окружающих стен. И никто не мог сказать наверняка, одобряют святые увиденное или нет. Они молча глядели сквозь свои дешевые рамки, словно те были окнами в чуждый мир.
На небольшом алтаре теснились многочисленные бутылки с алкогольными напитками, тыквы, священные сосуды для духов лоа, амулеты, трубки, флаги, стереофотографии неизвестных личностей и, среди прочего, пачка сигарет для Папы Легбы.
Когда молодой хунси по имени Луи привел нас, служба уже шла. Помещение было примерно восьми метров в длину и пяти в ширину, с высоким потолком и земляным полом. Танцоры двигались вокруг центрального столба, совершая медленные, неестественно плавные па. Их темная кожа блестела в тусклом свете древних керосиновых ламп. С нашим приходом в помещении стало тесновато.
Мама Жюли взяла меня за руку и улыбнулась. Отводя меня в глубину, к месту рядом с алтарем, она сказала:
— Эрзулия милостива.
Я кивнул.
— Она любит тебя, Номико. Ты долго живешь, много путешествуешь. И возвращаешься.
— Всегда, — подтвердил я.
— Эти люди?.. — она быстрым движением темных глаз показала на моих спутников.
— Друзья. Они не причинят беспокойства…
Когда я это сказал, она рассмеялась. Так же как и я.
— Если ты разрешишь нам остаться, я не дам им мешать вам. Мы будем оставаться в тени по стенам. Если ты велишь мне увести их, я уведу, Смотрю, вы и так уже порядком натанцевались, да и опустошили много бутылок…
— Оставайся, — разрешила она. — И зайди как-нибудь поболтать со мной днем.
— Зайду.
Тут она отошла, и ей уступили место в кругу танцующих. Мама Жюли женщина довольно крупная, но голос у нее негромкий и мелодичный. Двигалась она, словно огромная резиновая кукла, не без изящества, выделывая па под монотонный грохот барабанов Папы Джо. Через некоторое время этот звук заполнил все — мою голову, землю, воздух; наверное, таким казался стук сердца кита наполовину переваренному Ионе. Я наблюдал за танцующими. И за наблюдающими за танцующими.
Я попытался догнать участников действа и выпил пинту рома, но разрыв был слишком велик. Миштиго продолжал потягивать кока-колу из принесенной с собой бутылки. Никто не замечал, что он голубокожий, но, впрочем, мы попали сюда довольно поздно, и все уже зашло слишком далеко, так что пусть идет своим чередом.
Рыжий Парик стояла в углу с надменным и вместе с тем испуганным видом. Она держала бутылку под рукой, но ни разу к ней не приложилась. Миштиго держал под рукой Эллен, и не более того. Дос Сантос стоял около двери и следил за всеми — даже за мной. Хасан с отсутствующим видом сидел на корточках у стены справа и курил трубку с длинным черенком и маленьким чубуком.
Песню завела, полагаю, Мама Жюли. Другие голооса подхватили ее:
Это продолжалось, продолжалось и продолжалось. Меня начало клонить в сон. Я выпил рома, почувствовал еще большую жажду и выпил еще.
Не знаю, сколько времени мы там пробыли, когда это случилось. Танцоры целовали столб, пели, гремели тыквами и брызгали водой. Пара хунси вели себя, словно одержимые, и болтали что-то невнятное, мучной узор на полу весь расплылся, а в воздухе плавали клубы дыма. Я прислонился к стене и, полагаю, глаза у меня на минуту-другую закрылись.
Звук раздался неожиданно.
Пронзительно кричал Хасан.
Этот долгий воющий крик бросил меня вперед. Но голова у меня закружилась, и я снова, со стуком, привалился к стене.
Барабанная дробь продолжалась, не пропуская ни единого такта. Однако некоторые из танцоров замерли, уставясь в его сторону.
Хасан поднялся на ноги. Он оскалился и сощурил глаза, на его лице под пленкой пота проступили от неимоверного напряжения хребты мышц и долины морщин. Он задрал бороду, словно огненный наконечник копья, а полы его плаща высоко зацепились за какие-то настенные украшения, вскинувшись, точно черные крылья.
Его руки в медленном гипнотическом ритме душили несуществующую жертву, из горла вырывались звериные рыки. Он продолжал кого-то удавливать.
Наконец он довольно засмеялся, и руки его резко разжались.
Дос Сантос почти сразу же очутился рядом с ним, пытаясь ему что-то сказать, но сейчас они находились в разных мирах.