По настоянию Нимисова первая четверка перешла на вегетарианское питание. Андив, скродола, рагу из кольраби, взбитый горох. Успокаивает астральное тело. Но ребятам хотелось что-нибудь поосновательнее. Только что Олег умял банку тушенки - не хватило терпения ждать, пока я готовлю. Вот Юре двойная порция и досталась. Он парень выносливый, справится.
- Тебе надо что-нибудь в городе?
Ему везти тело Комова.
- Нет, ничего. Ты когда вернешься?
- Послезавтра. Самое позднее - в пятницу.
Он остановился перевести дух. Или продлить удовольствие.
- У меня есть в прокуратуре хорошие парни. Дело-то ясное. С семьей Комова, думаю, утрясется. Выделена единовременная помощь. Плюс - после турнира. Они сообразят, что не нужно волновать Александра Борисовича. Хорошо еще, что Комов - здешний. Я, когда место определяли, сразу о нем вспомнил. Мы одно время были близко знакомы, вместе начинали. В разных весовых категориях, разумеется. Потом Иван на карате переключился и как-то ушел из круга. А я в судейство подался. И в нашем деле не последнее вовремя смыться, - пустая тарелка легла в раковину мойки. Он постоял, глядя на льющуюся тоненькой струйкой воду, потом закрыл кран.
- Очень вкусная была яишенка, просто отличная. Пойду вершить дела большого дня.
Вот такие дела. А чудилось мне, не в простых отношениях они были - Юра и Иван. И Анатолий любил небеса обозревать вместе с Комовым. Напраслина? Теперь неважно.
Я смел крошки со стола, протер его начисто. Кухня свою работу заканчивает.
Окунул палец в ведро на плите. Теплая водичка. Колпак и халат легли в таз. Я взял пакет, отмерил стаканчик порошка и полюбовался потрясающей надписью: "NO EAT!".
По-русски написано глаже: "Внутрь не употреблять!".
Таз я вытащил на кухонную веранду. Отмокнет и здесь.
Кухня - для священнодействия, коим является кулинарное искусство.
Ветерок-то свежий. Я прохаживался перед домом в лучах выглядывающего из-за пика Риз луны. Гало знатное. И дымка подтуманила небо. Немногочисленные звездочки едва сумели пробиться сквозь нее.
Прохладно и неуютно. Раньше было не так.
Я вернулся на кухню. Веник и швабра звали достойно окончить день. Не рановато?
Анатолий в черном кожаном плаще, с биноклем на шее, шел по галерее. Напрашивался глагол "перемещался". Прямо хоть в кино снимай. Эпизод - "генерал фон Браухич на рекогносцировке".
Я открыл бутылочку сока, поставил стакан.
- Благодарю, - он снял бинокль и положил рядом со стаканом, расстегнул плащ, из-под которого выглянул толстый свитер-самовяз. Экипировался на совесть. Только сейчас я понял, как похолодало.
- Не хочешь посмотреть на небо? В час восемнадцать астрономический феномен: покрытие Марса Луной.
- Как-нибудь в другой раз. Спать охота.
- А меня небо успокаивает. Отдыхаю.
Бинокль - мощный, дорогой прибор. Фирма. Двадцатичетырехкратное увеличение берег кожаный футляр. Beati possidentes.
- Да и погодка неважнец.
- Знаю, - вздохнул он. - Авось, развиднеется. Кстати, как тебе задачка?
Я принес с подоконника карманные шахматы. Третий день место занимают. Не до них было. Я вообще-то не охотник до задач, даже шахматных. Но автора отказом обижать не хотелось.
- Не гроссмейстерское это дело задачки придумывать. Тем более неправильные.
- Сказочные, - поправил он. В голову лезут идеи, лезут и лезут. Не пропадать же. А решается так, - он задвигал фигурки, с трудом умещавшиеся на крохотных полях. - Правда, неплохо? А последний ход? - он потер руки. - И умер бедный раб у ног непобедимого владыки!
- Впечатляет, - поддакнул я. От меня не убудет. - Хорошая, на мой непросвещенный вкус.
- Я их тут дюжину сочинил. Воздух стимулирующий. Издам брошюрку, пожалуй.
Я долили остатки сока. - Издавай. Одну куплю, если подпишешь.
- Твой бестселлер жена каждодневно читает. Я ей письмо написал, заверяю, что на практике у тебя получается еще вкуснее. Завтра с Юрой отправлю.
Это он о моей книжице "Кухня современной России, или искусство выжить, не отказываясь от невинных радостей".
- Будто раньше не знал.
- Ну, милый, одно дело разовым обедом поразить, а другое - месяц ублажать довольно привередливый народ. Нет, ты мастер большой. Кстати, железно сказать не могу, но, похоже, Александр Борисович не прочь взять тебя в Мехико. Ты попроси Нимисова замолвить словечко, и тогда - сто процентов.
С прицелом на Мехико я и согласился ехать сюда. Но сейчас прилива счастья не ощущал. И не потому, что дело до конца не решено. И даже не потому, что предстоит кланяться Нимисову, мало ли я за жизнь накланялся, дело привычное. И в Мехико не расхотелось. А копошится червячок на дне души, не сомнения червячок, а... Нет, и слов не нахожу.
- Твой прогноз на Мехико?
- Извини, дурацкий вопрос. Прессу читай. Одно скажу - Стачанский за год прибавил очень сильно. Вторая волна роста - в тридцать девять лет. Удержится на этой волне - не будет ему равных.
Он отодвинул стакан, взглянул на часы.
- Пойду, пожалуй. Глазам нужно дать адаптироваться.
Я драил пол. Толя, Толя, все ищешь свою звезду. Мир повидал, семья, трое детей, работа уважаемая, в турнирах за бугром играет, а мало. Не то. И смотришь в бинокль на небо, ищешь комету, в глубине души зная, что это попытка с заранее негодными средствами. Смешно. Недалеко отсюда - Большой Азимутальный телескоп, БАТ, шестиметровое зеркало которого стережет небо, - и ты со своим Цейсом.
Чья б корова мычала...
Устыдясь, я достирал халат, натянул на веранде веревку и повесил сушиться. Утром поглажу. Повар обязан держать себя в белоснежной неприступности. Не отечественный докторишка в замызганной спецовке без половины пуговиц.
Закрыв кухонные двери, я галереей прошел в шале.
Юра с Олегом сидели за столом и щелчками гоняли по шахматной доске шашки.
- В чапаевцы играете, господа?
- Лично я - в колчаковцы! - шашка упала под стол, и Олег полез за ней.
- По настоянию трудящихся старинной русской игре возвращено ее первоначальное имя, - усмехнулся Юра.
Я отправился в свою комнатушку, разделся и лег. Стук шашек вскоре стих. Нарубились, станичники...
Приглушив лампу до минимума, я лежал, вслушиваясь в скрип дома.
Сверчка не хватает.
Барабанная дробь первых, крупных капель дождя. Оловянные солдатики маршируют по крыше.
Дробь слилась в сплошной шум.
БАТ не работает в связи с неблагоприятными погодными условиями. Теперь Анатолий с ним на равных. Зеро - зеро.
Но судья не зафиксирует ничьей.
Засыпая, я думал о принцессе Ки-Еве.
3. Среда, 6 часов 15 минут
Балмуш для меня - воспоминание о детстве и готовится всегда приятно, но и с легкой грустью. Давно это было. В Молдавии места Денисову нет.
Размышления на печальную тему прервал Аркашка - ранняя пташка. Не способен человек начать день, не потравившись кофеином.
- С добрым утром, Петр Иванович! - а сам, как бы машинально, вертит джезвей в руках.
- И тебе того же. - Ветер порывами бросал дождь в окно.
Льет и льет.
- Мне бы водички вскипятить.
Я освободил на плите местечко.
- Спасибо, Петр Иванович.
Он с нарочитой неловкостью примостился на краешке табурета. Скромняга. Труженик шестидесяти четырех полей готовится к уборке урожая.
- О чем задумался, земеля?
Мы с ним и в самом деле земляки. Я родился в Кишиневе,
он в Бендерах. Но он, а, вернее, его мама, почувствовали неладное раньше и спокойно перебрались в Питер.
- Да вот, о доме беспокоюсь. Мама одна, скучно ей. И за рыбками ухаживать сложно. У меня аквариум большой, двадцативедерный. Двести сорок литров ровно.
- Домой хочется?
- Немного. Плохо, позвонить отсюда нельзя. На почту надежда слабая. Письмо бы получить...
Мобильники здесь не работают. Горы.
- Если машина придет - получишь, - я опустил мешалку в котел и закрутил между ладонями. Индеец племени Сиу добывает огонь трением - спички забыл взять.
- Может не придти?
На вынутой мешалке остались комочки мамалыги. Не готова.
- Горы есть горы, душа моя. По такой погоде и доллар не тянет.
Вода в джезвее закипела. Аркаша высыпал в него ложку чая. Индийского, гранулированного. Варвар.
- Молочка бы капельку, Петр Иванович.
- Изволь, - молоко в чай? Последователь Оруэлла. Я отвернулся.
По галерее - шаги. Несет еще кого-то нелегкая. Всех гнать пора!
- Простите за вторжение. Анатолия Яковлевича нет у вас?
На подобный вопрос всегда хочется в ответ пошарить по карманам, вдруг да завалялся. Но с Нимисовым шутить вредно.
- Нет, - Аркаша отхлебнул пойло.
- Мы всегда в это время занимаемся медитацией - Александр Борисович, он и я. Некоторые - Нимисов посмотрел на Аркашу, - пока до этого не дозрели. Но Анатолия Яковлевича нет. Я заглянул в его комнату - никого, и постель заправлена. Надеялся, он тут.
- Нет. И не было. Я вчера его видел, поздно вечером, с биноклем, - пора убавить огонь под котлом.
- Странно. Где ж ему быть?
- Вдруг плохо стало? Сердце? - Аркаша отложил кружку. - Я поищу его, - он кивнул на окно. - Плащ надену и пойду.
- Я тоже, - Нимисов покинул кухню.
Нехорошо. Совсем нехорошо. Я заглянул в кладовую, снял с гвоздя дождевик, обулся в сапоги.
Вода скатывалась по склону вниз, сливаясь в грязные ручейки. За дождем, едва угадываемый, рокотал Желчуг.
Из шале показались Нимисов с Аркашей. Я присоединился к ним.
- Саблецов как-то брал меня на свои астрономические обсервации. Вдруг он там? - из-за шума приходилось почти кричать.
Ненадолго хватит дождевика. Ветер дул в спину, и сырость уже холодила меж лопаток.
Опрокинутый стул, исхлестанный дождем, растопырил беспомощно ножки, а рядом в траве лежал человек, лежал лицом вниз, вытянув вперед руку, а другую подвернув под себя. Посиневшее лицо и широко раскрытые глаза с белесыми зрачками.
- Что с ним?
Кто спрашивает? Не узнаю голоса.
Я попытался отыскать пульс. Бессмысленно - окоченение успело сковать мышцы. И, перечеркивая шею - темная борозда.
- Он мертв, - я и свой голос не узнал.
- Я будто ждал этого, - верно, Аркаша. - Он раньше на сердце жаловался.
- Сердце не виновато. Он задушен, - я поднялся.
- Вы уверены? - Нимисов смотрел на мое плечо.
- Уверен.
Я осмотрелся. Вот он. Огромные объективы уткнулись в грязь, отвернувшись от нечистого неба.
- Вероятно, Саблецова удавили ремнем собственного бинокля.
Мы стояли, не решаясь двинуться и тем самым признать свершившееся.
- Надо позвать остальных, - Аркаша не выдержал первым.
- Иди, - я поднял стул, сел. Мокрая одежда липла к телу.
Не спас дождевик. Ничто никого не спасает. Не вставая, дотянулся до бинокля.
- Осторожно! Там могут быть отпечатки пальцев!
- Дождь идет много часов, - я не смотрел на Нимисова, не смотрел на Анатолия. Не смотрел никуда.
Когда Саблецова укладывали на носилки, из руки отделился и упал на землю темный предмет. Я подобрал его. Пешка. Пластмассовая черная пешка. У меня был когда-то такой комплект. Подарок на день рождения в пятом классе.
С биноклем в одной руке и со стулом в другой я плелся за всеми.
В обеденном зале Олег и Юра замешкались в нерешительности.
- Кладите на пол, - распорядился Нимисов.
Я замерз. Дрожь пробирала, откатывалась в глубь и замирала, не исчезая.
- Я полагаю, нам необходимо обсудить, что следует предпринять, - голос Стачанского - единственное, что осталось сухим вокруг. - Для начала переодеться и согреться. Петр Иванович, желателен крепкий кофе или чай.
Ох, как желателен.
Я переменил белье на шерстяное, поверх - тренировочный костюм.
Запах гари стелился из галереи. Пропала мамалыга. Я снял котел, поставил на стойку. Не Ватель, переживу.
Заварив крепчайший кофе, я вытащил из шкафа узкую бутылку "Молдовы". Действие сухого закона приостановлено.
В обеденном зале уже ждали.
- По тридцать граммов, - рука тряслась, как у киношного алкоголика.
- Нас с Александром Борисовичем увольте, - Нимисов вытащил из кармана куртки золотое яйцо, развинтил, свинтил - получились две крохотные рюмки. Их другого кармана явился хрустальный флакон. Острый запах разнесся по комнате.
Вместе со Стачанским они приняли снадобье. Suum cuique.
Коньяк согрел - и только. Дрожь звенела внутри, но тело освободилось от нее.
Мы сидели за столом - шесть человек. Седьмой лежал в углу, и каждый избегал смотреть в ту сторону.
- Итак, произошло убийство, - Стачанский говорил ясно и твердо.
- Или два, - я добавил граммов пятнадцать. - В свете новых событий гибель Комова выглядит не такой простой.
- Следовательно, среди нас убийца, - Александр Борисович не стал спорить из-за количества.
- Убийца может быть один, или их несколько. Он или они могут быть здесь, а могут и вовне, - коньяк привычно развязал мне язык.
- Вовне? - Стачанский поднял бровь.
- Почему бы и нет? Мы не на необитаемом острове. В округе может укрыться полк.
- Но зачем? - Олег задал главный вопрос.
- Не знаю. Развлекаются, тренируются. По злобе. Просто так. Сейчас для убийства не требуются глубинные мотивы.
- Для нас важнее решить, что нам делать, - Александра Борисовича всегда отличало умение отделять главное от второстепенного.
Подал голос Юра:
- Уходить нужно. Срочно. Где бы ни был убийца, среди нас, снаружи - оставаться опасно.
- Я тоже так считаю, - согласился Стачанский.
- Тогда остается решить, как уходить. Придет машина -
все просто: грузимся и уезжаем. Но ее пока нет. Может, и не будет - оползень на дороге, или еще что-то в этом роде. Мы здоровые люди. Даже по такой погоде часов за десять дойдем до Харыза. Сейчас восемь утра. Если выйдем в девять, успеем пройти путь засветло. По крайней мере, наиболее сложную часть. В Харызе сообщим о случившемся властям - мне кажется, Петр Иванович прав, убийца может быть местный.
- Бежать от убийцы? - Олег, опершись о стол, навис над Юрием.
- Я не меньше твоего хочу узнать, кто он и где. Но рассуди - если он в горах, мы его никогда не возьмем. А он нас в любой момент. Если же он среди нас, то - кто? Ты знаешь? И сидение здесь на пользу не пойдет. Перегрыземся, подозревая друг друга.
Верно изложил. Невысказанным, правда, осталось то, что главная, вернее, единственная цель нашего пребывания здесь - подготовка Александра Борисовича к матчу. И шале теперь попадает в список абсолютно непригодных мест.
Совсем бредовая мысль - а вдруг это любовь? Любовь и ревность? Ухлопал неверного возлюбленного и его... как там они называются, а теперь - ходу. Пусть парни в горах отвечают.
На девяносто девять процентов - чушь.
Стачанский подвел черту:
- Я думаю, это верное решение. Придет машина - отлично.
Нет - дойдем сами. В самом неблагоприятном случае - если из-за оползня дорога непроходима - вернемся.
- И что тогда? - Олег с трудом сдерживал злость. Ему привычнее встречать опасность лицом к лицу. Только где у нее лицо?
- Тогда и подумаем.
- А что делать с... с телом? - Аркаша сделал крохотный глоток, поморщился.
Ответ у Юры был.
- Необходимо сохранить. Поместим туда же, куда и Комова. Предстоит следствие - в той или иной форме.
Вот именно - в той или иной. Вряд ли приходится ожидать действий по всем правилам криминалистики. Не те времена.
Юрий подошел к носилкам:
- Олег, помогай.
Нимисов придержал дверь, выпуская ребят. Двери в шале могучие, толстые, дубовые, с металлическими лапчатыми полосами. И окна забраны узорными решетками. Сейчас привычно и даже приятно, безопасность, а прежде... Предусмотрительными были хозяева.