Регина представила себе своих приятельниц — старых дев, понукающих ими же сосватанных мужей, поучающих и наставляющих их на путь истинный. Какая огромная энергия была погребена под спудом! Из пивнушек и от винных прилавков исчезли бы качающиеся мужики, рьяные старые девы сумели бы взять их в оборот. А какая польза обществу: у мужчин и здоровье бы сохранилось, и светлый разум. Они могли бы куда эффективнее служить божеству производства, на всевозможных графиках резко подскочил бы процент производительности труда.
Кроме того, остались бы нерожденными зачатые в винном угаре наследники, общество смогло бы вздохнуть с облегчением — сократилось бы число умственно отсталых и неполноценных детей.
ЕСЛИ БЫ ПРЕЖНИЕ ЭЛЕГАНТНЫЕ ПОКЛОННИКИ РЕГИНЫ УВИДЕЛИ, как она ошивается возле «Крокодила», они бы ужаснулись и с чувством брезгливости отпрянули от такой женщины. Джентльмены признавали только дам экстракласса, долгом которых была неустанная забота о себе, чтобы выглядеть обаятельно и держаться подальше от всего, что могло бы бросить на них тень. Иначе они не сумели бы никого увлечь! А женщина, которую тянет в пивнушку, это либо заядлая пьяница, либо и того хуже.
Люди, увы, пребывают в плену предрассудков. Регина пришла к поразительному выводу: по сравнению со многими знакомыми ей мужчинами Антс Пампель, возможно, был и не самый отчаянный выпивоха; «Крокодил» он навещал только после работы и выходил оттуда, как правило, в пристойном виде. А если иногда и покачивался, то это можно было отнести к особенностям его походки. Зато городские знакомые Регины, употреблявшие изысканные напитки, никогда не напивались вдрызг, но и не оставались совершенно трезвыми, они всегда находились подшофе, нехмельных минут у них просто не случалось. За день они заходили в несколько баров, рюмка коньяка всегда шла в пару с чашкой кофе, и от этого никогда ни у кого не подкашивались ноги. Глоток золотистого напитка полагается к беседе, а страсть поболтать, в свою очередь, шла в ногу с современным цивилизованным мужчиной. У стойки бара непременно встречался кто-то из знакомых, с кем можно было обменяться информацией или обсудить сенсацию. Интеллигентным людям необходимо постоянное общение, жить по-другому было невозможно.
Если перевести в абсолютные градусы коньяк, потребляемый в барах дипсоманом, и пиво, поглощаемое Пампелем, то можно задаться вопросом: который выпивает больше?
К сожалению, Регина не знала, как Пампель проводит время у себя дома. Может, держит возле каждой ножки стола початую бутылку водки и, по настроению, отхлебывает то из одной, то из другой.
Регина по возможности следила за Пампелем, старалась узнать его привычки — не могла же она пойти собирать о нем сведения у женщин из поселка, которые все знали. Они бы глаза вытаращили, мол, на кой вам дался этот тип?
Регина ведь не могла сказать им, мол, женить его на себе собираюсь. Дескать, поймите, других видов нет, старые девы лишены свободы выбора.
Они бы сочли ее сумасшедшей.
А может, Регина и впрямь тронулась умом?
В мыслях она детально разработала план создания будущей семьи, но от него ей становилось зябко, и уж никак нельзя было рассказывать о своих намерениях другим. Подобные дела можно проворачивать лишь под покровом полной тайны.
Придуманная модель была цинична и антигуманна. Антигуманный способ расплодить людей, которых можно было бы любить. Временами Регина готова была отказаться от своих намерений. За растерянностью следовали периоды успокоения, случалось также, что ее охватывало упрямство и она готова была кричать: да пошли вы ко всем чертям! Но тут же она призывала себя к беспощадности и совершенно трезво внушала себе: иной возможности нет. Порывы сомнений и метаний терзали Регину, как приступы малярии: имеет ли она право проводить эксперименты с людьми? Можно ли выходить замуж, если сердце переполнено не любовью, а коварными замыслами? С точки зрения существовавшей на протяжении веков морали это, конечно, заслуживало осуждения, однако повседневная жизнь доказывала обратное. Именно ныне, несмотря на отсутствие социального принуждения, люди стали опять заключать браки на основе трезвого расчета, а поддаваясь пассивности, они сами ограничивали возможность выбора. При плохой игре строили хорошую мину — так ли уж надо искать эту любовь — куда денешься, если ребеночек вот-вот родится! Сочетающиеся браком пары чуть ли не через одну являлись послушать свадебный марш Мендельсона вместе с готовящимся появиться на свет гражданином. Помимо этого, во все времена по тем или иным причинам заключались и прочие вынужденные браки.
Регина разрушила рутину своей прежней жизни вовсе не для того, чтобы остановиться в сомнениях на полпути. То, что она задумала, рациональный и скептически настроенный человек мог бы назвать экспериментом, личность романтического склада употребила бы другие слова: Регина решила найти счастье по-своему. Она не так уж часто замечала у себя сентиментальность и наивность, но в данном случае приукрашенное флером красоты и благородства определение ей нравилось больше. Причина была простая: у ее замысла должны были отсутствовать признаки эксперимента. Опыт всегда можно прервать, он либо удается, либо нет, у Регины же пути назад не было, ей не приходилось рассчитывать на то, что она попросту махнет на все рукой. Вместе с созданием семьи она взваливала на себя бремя ответственности, людей нельзя было расшвыривать то туда, то сюда.
Теперь, когда встревоженная Регина вспоминала, как начиналась ее семья, в ее гудевшей голове не умещалось сознание, что сюда вот-вот явится толпа разъяренных людей, готовых растоптать все то, что рождено ценой душевных мук, сомнений и унижений.
Приняв тогда бесповоротное решение в пользу своего рискованного плана, Регина прежде всего должна была найти главу для своей будущей семьи.
Женщины и раньше хитростью заманивали мужчин в капкан, но Регине предстояло идти напрямик, для кружных путей и игры в кошки-мышки у нее не было ни времени, ни желания. К тому же притворство было чуждо ее натуре, и вообще она считала заигрывание изжившим себя манерничаньем. Если обстановка хоть в какой-то мере допускала откровенность, то это следовало использовать в полной мере.
Видимо, частые прогулки Регины в окрестностях «Крокодила» стали казаться странными, и обеспокоенный Антс Пампель однажды под вечер подошел к ней и спросил:
— С домом что-нибудь? Ремонт нужен или что?
— Нет, — покачала головой Регина.
Антс Пампель, сам того не желая, зашагал рядом с Региной, то и дело оглядываясь назад, весь в напряжении, будто ждал, что на него обрушится грубый окрик или хохот.
Безлюдная проселочная улица выходила на пустырь, куда жители поселка, гнувшие спины на собственных огородах, не заглядывали, разве что дети гоняли здесь иногда в футбол. Регина и Пампель забрели в заброшенный парк, где никто не протоптал и тропки. Возможно, сюда приходили только в ночь под Иванов день, чтобы жечь старые автопокрышки, сидеть под деревьями и пускать по кругу бутылку — как принято повсюду. Вполне вероятно, что в этот праздник белых ночей девушки заманивали захмелевших парней подальше в лес, под предлогом поиска все того же извечного и недосягаемого цветка папоротника.
Осторожно, чтобы Пампель с испугу не сбежал, Регина принялась расспрашивать его. Она поинтересовалась подробностями жизни в поселке, а затем помаленьку стала переходить от общих рассуждений к личности Антса.
В числе прочего Регина узнала, что родители Антса живы, что сестер и братьев у него нет и детей тоже — свободный во всех отношениях человек, как это принято считать в обиходе. Регина не стала донимать Пампеля рассуждениями о том, что человек погряз в рутине и скован собственными слабостями, полностью подчинен им — пускай общение идет на обыденном уровне.
Регину поразило, что Пампель отвечал на вопросы без уверток, как-то покорно — ей самой никогда не хотелось говорить о себе. Видимо, Пампель решил, что Регина расспрашивает его просто так, лишь бы не молчать, жизнь каждого человека в поселке и без того на виду у всех, и таиться нет смысла. Непосредственность Пампеля, впоследствии оказавшаяся мнимой, в тот раз ободрила Регину и помогла ей освободиться от каких-то внутренних преград. Пампель производил в общем-то благоприятное впечатление, терпимый пьяница, которому Регина без смущения отважилась поведать о собственной жизни. Она также могла заявить, что вполне свободна и ни с кем не связана. Разговор оказался во всех отношениях деловым и спокойным, само собой получилось так, что два человека примерно одного возраста сравнили свое положение на данный момент и нашли много общего.
У обоих в равной мере хватило терпения выслушать собеседника, и возникавшие временами паузы ни того, ни другого не сковывали, дескать, разве нам больше не о чем говорить?
— Все подходит, мы могли бы пожениться, — сказала Регина, остановив на собеседнике спокойный серьезный взгляд.
Пампель бросил только что прикуренную сигарету, втоптал ее каблуком в землю и весь пошел пятнами. Он свел брови, словно хотел, чтобы на лбу возникла глубокомысленная морщина.
Было заметно, что оторопевший Антс подыскивал подходящие слова, но, не найдя их, с гневом выпалил:
— Ну, знаете!
Регина достала из кармана носовой платок, но тут же поняла, что стыдливых слез не будет. Не имело смысла притворяться стеснительной барышней, чье сердце заходится в ожидании исполнения великих надежд либо их крушения.
Регине понравилось, что Пампель рассердился. Из этого можно было заключить, что он еще не до конца пропил свое мужское достоинство.
Она чувствовала, что должна пристойно закруглить этот неловкий разговор.
— Пожалуй, я не так уж страшна, — пробормотала Регина и подумала: пусть Пампель принимает ее слова как хочет, посчитает ли он их относящимися к ее поведению или внешности — все равно. Конечно, сказанное прозвучало не очень-то остроумно, но откуда женщинам черпать опыт сватовства? Мужчинам в старину на помощь приходили сваты — может, в наши дни должны бы действовать сватьи?
Регина расхохоталась.
Напряжение сошло с лица Пампеля.
— Шутки шутками, — сказал он. Достав новую сигарету, сунул ее в уголок рта.
— Шутка в том, что шутки не было, — отозвалась Регина.
— Мне не раз приходилось попадать в глупое положение, с меня хватит, — отразил он натиск Регины.
— В одиночку жить тоскливо, — примирительно вздохнула Регина.
— А я на свою жизнь никому не жалуюсь, — ответил Пампель и отодвинулся от Регины.
— Да и я не жаловалась. Вот только вам.
Таким образом, почти невольно Регина признала этого алкаша чуть ли не единственным близким человеком, которому можно доверить свои печали.
Антс Пампель прислонился к дереву, уставился в светлое весеннее небо и через некоторое время буркнул:
— До чего же бабы обнаглели. Просто жуть берет.
— Верно, — согласилась Регина. — А что им еще остается?
Позднее, уже дома, оцепенение рассеялось — или, может, недавнее безразличие Регины было лишь оболочкой для невероятного внутреннего напряжения? Во всяком случае, в тот вечер она испытывала отвращение к самой себе, ей не хотелось еще раз оказаться в подобной дикой ситуации.
ВСКОРЕ РЕГИНА ЗАМЕТИЛА, ЧТО НАЧИНАЕТ ВХОДИТЬ В ПОСЕЛКОВЫЙ АНТУРАЖ. Знакомых становилось все больше, людям, видимо, скучно, когда и поздороваться не с кем. Чем беднее событиями жизнь, тем больше, как правило, говорят о мелочах, а когда болтаешь о пустяках, то не возникает и особой отчужденности к собеседнику. Вот и Регину тут и там втягивали в разговоры, непринужденная болтовня повсюду сопровождала людей в их повседневных хлопотах. Однажды продавщица продуктового магазина обратилась к Регине по-немецки, и они тут же оживленно разговорились. Регина подумала, что неплохо бы использовать интеллектуальные ресурсы жителей поселка в учебных целях, и продавщица Марта согласилась принять участие в уроке разговорного немецкого языка.
Дети, уставшие за зиму от сидения за партами, зажглись идеей Регины, а так как в современной школе, дабы сохранить хорошие отношения, приходится считаться друг с другом — одними приказами да запретами можно и дров наломать, то Регина пообещала ученикам не ставить оценок на этом уроке.
В тот день, когда Регина со своими учениками явилась к Марте, в безлюдном, как правило, магазине было полно женщин. Они отступили от прилавка, и Регина поняла, что необычный урок привлек зрителей, словно спектакль. Дети встали в очередь и, к радости Регины, громким и четким голосом и, естественно, по-немецки стали спрашивать то, что хотели купить.
Марта оседлала любимого конька, она буквально светилась, без устали справлялась у каждого ученика, как поживают его родители, ободряла маленьких покупателей и проворно подавала требуемый товар. Время от времени она делала вид, что не может прочесть мелко напечатанную на упаковке цену, просила учеников продиктовать цифры. Марта действовала великолепно, у Регины не было нужды вмешиваться.
Естественно, что среди собравшихся в магазине взрослых перевес был на стороне мам и бабушек, и все они жаждали, чтобы их отпрыски, или преемники, выступали по возможности в роли позначительней. Детям, старательно говорившим по-немецки, совали в карман деньги, только что отошедшие от прилавка ребятишки снова становились в очередь, а родительские сумки тяжелели от покупок. Вошедшие в азарт дети на этот раз вовсе не мечтали о конце урока.
Потом Регине на протяжении некоторого времени не давали отойти от магазина, недавние зрители все подходили, чтобы поблагодарить учительницу и пожать ей руку. И опять у Регины прибавилось знакомых. У крыльца магазина возникло нечто вроде родительского собрания, не было только той тягостной официальной атмосферы, которая обычно сопровождает подобные мероприятия. Отношения складывались столь сердечные, что Регина невольно подумала: уж не оказался ли открытый урок легкомысленной затеей? Могут подумать, что она гоняется за дешевой славой.
И все же Регина направилась домой с легким сердцем, мысли, угнетавшие ее в последнее время, куда-то улетучились.
Открыв калитку, она увидела неожиданную картину.
На крыльце сидел Антс Пампель и почесывал за ухом собачку.
Пес не кинулся навстречу Регине и, понимая свое предательское поведение, виновато смотрел на хозяйку.
— Я согласен, — объявил Антс Пампель. — Только у меня много условий.
Регина готова была громко застонать. Этот пьянчужка еще ставит условия) Катись он к дьяволу! Ему бы все-таки следовало понимать, что там, в парке, Регина просто неудачно пошутила. Смириться с этим типом? Прожить свою жизнь, постоянно ощущая душевный дискомфорт!
Регина почувствовала, что ей хочется сесть и дать отдых ногам, ничто другое в данный момент ее не интересовало. Она огляделась, куда бы сесть, и поняла, что проявляла бессовестное равнодушие к своим владениям. Удобного уголка для отдыха попросту не было. Ну конечно же — только работа; сад и огород постоянно требовали ухода, у ее предшественников не было времени рассиживаться — неужели и она сама станет такой же? Будет тоже ползать на коленках между кустов и грядок!
Негодование Регины все росло.
Антс Пампель принес от сарая чурбак и помятое ведро, пристроил их возле стены дома, на солнце, и обмахнул рукавом колоду, чтобы Регина могла сесть. Самому ему под зад сошло перевернутое ведро.
Теперь бы им обоим еще в руки по кружке пива, и все это могло бы сойти за филиал «Крокодила», с отвращением подумала Регина, но все же опустилась на чурбак.
Ей стало жаль себя, наверное, именно так, от всей души, сочувствуют себе старые люди, — значит, прошла и ее молодость. Уставшие от жизни, с измотанными нервами люди уже не в состоянии относиться к окружающему легко. Ладно, попыталась Регина взять себя в руки. Она сама по неразумности своей вызвала духов, теперь ей придется, по крайней мере, выслушать Пампеля.
— Говорите, — сдержав вздох, сказала Регина.
— Свадьбы мы устраивать не будем. Блюда с мясом, миски со студнем и длинные скамьи мне противны.
Смотри-ка! Регина оживилась. Это любопытно! Чистейшей воды эстонец — и, однако, отвергает обжорство!
— Не возражаю, — буркнула Регина.
— Регистрация должна пройти тайно, можно поехать в район, чтобы провести любопытных.
Регина оторопела. Что за человек этот Пампель? Выходит, у него даже имеются какие-то принципы! Невероятно!
— Согласна, — сказала Регина.
— После женитьбы я попробую пожить в этом доме, если совместная жизнь мне не понравится, вернусь в свою халупу. Свободу так просто из рук не упускают, я мосты сжигать не собираюсь.