ЧУШЬ СОБАЧЬЯ
Случались и многие другие эксцессы, за которые совсем не гладили по головке.
В литературе утвердилось понятие — «штрафные батальоны». Батальон — это звучит гордо. В самом слове есть что-то торжественно-печальное, какой-то внутренний ритм и романтика. А в бой идут штрафные роты!
Были и штрафные батальоны. Это совсем другое. Штрафные батальоны создавались при фронтах, в конце войны их было в армии около семидесяти, практически по одному штрафному батальону на каждую общевойсковую армию. В них рядовыми бойцами воевали не разжалованные трибуналом офицеры в чине до полковника включительно. У каждого своя причина попадания в штрафбат. Оставление позиций без приказа, превышение власти, хищение и даже дуэли(!).
Состав штурмовых батальонов — была и такая разновидность — вышедшие из окружения или бежавшие из плена командиры Красной армии, прошедшие «чистилище» лагерей НКВД, где должны были доказать, что не бросили оружия и не перешли на сторону врага добровольно. Для них сроки не варьировались. Срок был один для всех: шесть месяцев! Численность переменного состава штрафных подразделений на практике строго не регламентировалась. Батальон мог иметь до тысячи человек — полк! Но могло быть всего сто человек.
В управлении кадров на меня посмотрели с некоторым удивлением: «У нас там любители работают». Отвечаю: «И я буду любитель, не в тыл прошусь». Получил предписание и задумался. Надо бы с чем-то в роту прийти. Выбор тут небольшой. Постучался в крестьянский дом, краснея, протянул солдатское белье. Хозяйка вынесла бутылку самогона, заткнутую бумажной пробкой. Вещмешка я не носил, бутыль в полевую сумку не влезает, запихнул в карман шинели, на подозрительно торчащее горлышко напялил рукавицу. На попутных машинах быстро добрался до передовой. Минометчики, стоявшие на опушке леса, показали на одинокое дерево в поле — КП командира роты — и сказали: «Ты до вечера туда не ходи. Это место снайпер держит на прицеле». Помаялся я, помаялся, до вечера еще далеко. Дай, думаю, рискну — и дернул что было сил. Тихо. Снайпер, видно, задремал. В углу землянки сидел малого роста старший лейтенант. Он представился: Демьяненко Василий, зам по строевой. И, подозрительно покосившись на мой карман, спросил: «Шо это в тэбэ рукавиця насупроти настромлена?» Достаю бутыль. Демьяненко сразу расцвел: «О! Це дило! И командиру оставымо». Так я попал в штрафную роту.
Г.К. — Насколько сильной была мотивация штрафников «искупить кровью» свою вину?
Е.Г. — Не следует думать, что все штрафники рвались в бой. Вот вам пример. Атака захлебывается. Оставшиеся в живых залегают среди убитых и раненых. Но нас было намного больше! Где остальные? Вдвоем с командиром роты, капитаном Щучкиным, под немецким огнем возвращаемся к исходному рубежу. Так и есть! В траншее притаилась в надежде пересидеть бой группа штрафников. И это, когда каждый солдат на счету! С противоположных концов траншеи, держа в каждой руке по пистолету, в левой — привычный ТТ, в правой — трофейный парабеллум, он тяжелее, чуть не разрываясь над траншеей — одна нога на одном бруствере, другая на противоположном, двигаемся навстречу друг другу и, сопровождая свои действия соответствующим текстом, стреляем над головами этих паразитов, не целясь и не заботясь о целости их черепов. Проворно вылезают и бегут в цепь. Сейчас, когда вспоминаю этот эпизод, думаю: «Господи! Неужели это был я?»
В штрафных и штурмовых батальонах подобного не может быть. Здесь все поставлено на карту. Эти офицеры не лишены званий и в большинстве случаев не имеют судимости. По ранению или отбытию срока они имеют право на прежние должности (право-то они имели, но, как правило, возвращались в части с понижением). В одном из таких батальонов, своей блестящей атакой положившем начало Ясско-Кишиневской операции, воевал мой товарищ Лазарь Белкин. В день атаки выдали им по 200(!) граммов водки, привезенной на передовую прямо в бочках, дали по полпачки махорки и зачитали приказ: «В пять часов утра после залпа «катюш» батальон идет в атаку». В пять часов все приготовились. Тишина. В шесть часов — тишина. В семь утра сообщили: наступление отменяется. Разочарованные солдаты разбрелись по траншее. Через три часа новый приказ — наступление ровно в десять! И никаких «катюш»! В десять часов батальон в полной тишине поднялся в атаку. Без криков «Ура!». Но это был не простой батальон, а батальон штрафников. Захватили три ряда траншей. Немецкие шестиствольные минометы развернули в сторону противника и дали залп. Навстречу Лазарю бежал к пулемету немецкий офицер. Лег за пулемет. В упор! И вот счастье — осечка! Ленту перекосило или еще что. Офицер кинулся бежать. Поздно. Граната Лазаря уже летела. У противника создалось впечатление, что здесь наносится основной удар. Немцы стали поспешно подбрасывать технику и подкрепления. До позднего вечера батальон отбивал атаки, и к ночи остатки батальона вынуждены были вернуться на исходные позиции. Из почти тысячи человек в живых на ногах осталось сто тридцать. Большинство участников атаки было ранено, примерно треть — погибла.
Г.К. — В фильме «Гу-Га», например, заградотряд вызывает «симпатии» не больше, чем бы вызвал отряд немецких карателей. Ваше мнение о заградотрядах?
Е.Г. — В этом кинофильме со странным названием есть много досадных погрешностей. Вранье в малом — вызывает недоверие и ко всему остальному. Я уже говорил, в атаку толпами не бегут, но таковы, по-видимому, законы жанра, «массовость» — наш «конек». У командира роты погоны полевые, а пуговицы на шинели золотые и звездочка на фуражке красная, и это на фронте! И звездочка, и пуговицы были зелеными. Но особую досаду вызывает заградотряд. Заградотряды никогда не сопровождали штрафные роты на фронт и не стояли у них за спиной!!!
Заградотряды располагаются не на линии фронта, а вблизи контрольно-пропускных пунктов, на дорогах, на путях возможного отхода войск. Хотя скорее побегут обычные подразделения, чем штрафные. Заградотряды — не элитные части, куда отбираются бойцы-молодцы. Это обычная воинская часть с несколько необычными задачами. А в этом фильме?! Всегда заградотрядовцев больше, чем штрафников, так и напрашивается желание поменять их местами. Почему-то все одеты в новенькие (откуда такая роскошь?!) — шинели с красными вшивными погонами! Вшивные погоны полагались только генералам, все остальные — от рядового бойца до полковника — носили пристежные. И красные! На фронте?! Заградотряд в касках! Это ж додуматься надо. Каски и в боевых подразделениях не очень-то жаловали. Может, в сорок втором году заградотряды «дров наломали», но кто бы остановил бегущие в панике части?! А справедливости на войне искать бесполезно.
Г.К. — Вы сказали, что у Вас нет ни малейшего желания подробно разбирать сериал «Штрафбат». И, тем не менее, хоть несколько замечаний по сериалу.
Е.Г. — У этого сериала есть только одно достоинство — прекрасная игра актеров. Все остальное — полный бред, простите за резкое выражение. Остановимся на главном.
Никогда офицеры, сохранившие по приговору трибунала свои воинские звания, не направлялись в штрафные роты. Только в офицерские штрафные батальоны.
Никогда уголовники не направлялись для отбытия наказания в офицерские штрафбаты — только в штрафные роты, как и рядовые и сержанты.
Никогда политические заключенные не направлялись в штрафные части, хотя многие из них — истинные патриоты — рвались на фронт, защищать Родину. Их уделом оставался лесоповал. Случай с Владимиром Карповым, осужденным по 58-й статье и направленным в штрафную роту, — уникальный!
Никогда штрафные роты не располагались в населенных пунктах. И вне боевой обстановки они оставались в поле, в траншеях и землянках. Контакт этого непростого контингента с гражданским населением чреват непредсказуемыми последствиями. Примеры приведу позже.
Никогда, даже после незначительного ранения и независимо от времени нахождения в штрафном подразделении, никто не направлялся в штрафники повторно. Малейшая царапина — уже «искупил кровью».
Никогда никто из штрафников не обращался к начальству со словом «гражданин». Только — «товарищ». И солдату не тыкали — «штрафник», все были «товарищи». Не забывайте, что на штрафные части распространялся устав Красной армии.
Никогда командирами штрафных подразделений не назначались штрафники! Это уже не блеф, а безответственное вранье. Командир штрафного батальона, как правило, подполковник, и командиры его пяти рот — трех стрелковых, пулеметной и минометной — кадровые офицеры, а не штрафники. Из офицеров-штрафников назначаются только командиры взводов.
Благословение штрафников перед боем — чушь собачья, издевательство над правдой и недостойное заигрывание перед Церковью. В Красной армии этого не было и быть не могло.
Я понимаю, что художник или режиссер имеют право на творческую фантазию, но снять сериал о войне, в котором исторической правды нет ни на грош!
Г.К. — Имел ли командир штрафной роты право отбирать себе солдат в подразделение?
Е.Г. — Командиры штрафных рот не комплектуют своих подразделений: кого тебе пришлют, с теми и будешь воевать. Еще одна важная деталь. Не было принято расспрашивать штрафников, за что они осуждены. И кто из бойцов бывший уголовник-рецидивист по кличке Васька-Жиган, а кто бывший орденоносец-пулеметчик, знал точно только наш штатный офицер-делопроизводитель. В его ведении находились личные дела контингента штрафной роты.
Г.К. — Существует довольно распространенное заблуждение, что все штрафники были пламенными патриотами. Были ли случаи перехода солдат из штрафных частей на сторону врага?
Е.Г. — Конечно. Хотя в моей роте таких случаев не было зафиксировано. Куда переходить? К немцам в Курляндский «котел»? Социальная почва для переходов была, многих обидела советская власть. Бывшие раскулаченные, сыновья репрессированных считались потенциальными кандидатами на переход. Перебежчиков в конце войны было очень мало, но если быть предельно честным, то скажу, что такое позорное явление, как дезертирство, было довольно распространенным. Мало кто знает, но с 1942 года действовал секретный приказ: «родственников и земляков, во избежание сговора и перехода на сторону врага, в одно подразделение не направлять». Только с середины 1944 года этот приказ строго не выполнялся. Я многократно был свидетелем приема пополнения в обычном стрелковом полку.
Командир полка шел вдоль строя и «выдергивал» людей не по списку, а указывая пальцем. Рядом стояли командиры рот и составляли поименные списки. Если боец выживал после первых боев и хорошо себя в них зарекомендовал, он мог в дальнейшем попросить командиров о переводе в роту к земляку или родственнику, но это было редко, каждый уже привыкал к новым товарищам, да и заботы у людей уже были другие.
Г.К. — Женщины были в штрафных ротах?
Е.Г. — Женщин в штрафные роты не направляли. Для отбытия наказания они направлялись в тыл, в тюрьму. Впрочем, и случалось это крайне редко.
Нет в штрафных ротах и медработников. При получении задания присылают из медсанбата или соседнего полка медсестру. В одном из боев медсестра была ранена. Услышав женский крик на левом фланге, я поспешил туда. Ранена она была в руку, по-видимому, не тяжело, ее уже перевязывали. Но шок, кровь, боль. Потом, это же еще передовая, бой еще идет, чего доброго — могут добавить. Сквозь слезы она произносила монолог, который может быть приведен лишь частично: «Как «любить» (она употребила другой глагол), так всем полком ходите! А как перевязать, так некому! Вылечусь, никому не дам!» — Сдержала ли она свою угрозу — осталось неизвестно.
Г.К. — Использовалось ли штрафниками трофейное вооружение и обмундирование?
Е.Г. — Оружие трофейное использовалось повсеместно и было очень популярно. Старшине сдаем оружие выбывших из строя, а он в «гроссбух» свой смотрит и спрашивает: «Чем вы там воюете? По ведомости все оружие роты давно сдали!» А без трофейного пистолета-в конце войны — трудно представить любого пехотного командира. Это было повальное увлечение.
А вот с обмундированием — перебор. Никто не будет по передовой бегать в немецком кителе, особенно в бою. Свои сразу «дуриком» убьют. А потом будут разбираться. И хоть ты по-русски в это время будешь петь «Вдоль по Питерской», примут за власовца и выстрелят. Сапоги у многих были немецкие, не век же в обмотках ходить.
Г.К. — Простите, что вновь напомню сериал «Штрафбат». Но эпизод с походом штрафников в разведку. Насколько он реален?
Е.Г. — Повторяю, что это — полный бред. Представьте, ушла в разведку группа штрафников и не вернулась. Пропала без вести или перебита на «нейтралке», и никто не знает, кто погиб, а кто в плен попал. Что скажет на допросе в свое оправдание командир роты, когда особисты пришьют ему «оказание помощи в умышленном переходе на сторону врага»? Где мы такого «камикадзе» найдем? Если штрафники и ходили в разведку, то только вместе с офицерами из постоянного штата роты. Да не уголовников брали в разведвыходы, а бывших полковых разведчиков, уже имевших опыт разведпоисков. Далее, штрафники почти никогда не стоят в обороне, это ударное подразделение, рассчитанное на несколько атак, на прорыв обороны противника. Всю информацию о противнике, включая разведданные, получают непосредственно из оперативного отдела и штаба дивизии. Так зачем штрафникам в разведку ползать? «Языков» коллекционировать? Пару раз, перед разведкой боем, нас просили, по возможности, взять в плен немца, но особо не настаивали, сверхзадачу не ставили. Один раз захватили немецкого майора. Вел он себя нагло, нас материл по-немецки, возиться с ним не стали и застрелили. Никто не захотел за него орден получить. Слишком убежденный нацист попался.
Но больше всего бесит, что в сериале штрафники немцев в плен берут чуть ли не каждый божий день.
Мы что, с дебилами воевали? На фронте, пока одного «языка» добудут, немало разведгрупп в землю костьми ляжет. А тут?! Словно на танцы идут во Дворец культуры, а не за линию фронта.
В офицерских штрафных батальонах в разведку ходили нередко, но там командиры доверяли штрафникам. А с нашей публикой — разговор особый.
Г.К. — Боялись ли Вы выстрела в спину в бою? Сводили ли таким образом штрафники счеты с командирами? Насколько это явление было распространено в штрафных частях?
Е.Г. — Такое случалось нечасто. Во избежание подобных эксцессов к штрафникам и старались относиться как к обычным солдатам, с уважением говорили с каждым, но никто с ними не заигрывал и самогонку не «жрал». Им, штрафникам, терять нечего, там принцип — «умри ты сегодня, я завтра». Но были случаи. Я слышал о них. И в карты могли взводного проиграть. Что поделать — публика такая. Но если командир роты вел себя как последняя сволочь или своей безграничной властью расстреливал тех, кто ему не понравился, то шансов схлопотать пулю в ближайшем бою от «своих подопечных» у него было немало. Но, например, если «неформальный лидер», как говорили, «пахан», из уголовной братии начинал чрезмерно нагло права качать, мол, всем по литру спирта, иначе в атаку не пойдем — разговор с ним был коротким. Да и в обычных стрелковых подразделениях такое иногда происходило. Конечно, только на передовой. Например, я знаю достоверный случай, когда свои же солдаты «шлепнули» в бою комбата. Командир батальона был грубая тварь, унижал солдат и офицеров, гробил людей зазря. Все инициативу проявлял, ордена зарабатывал. Чтобы охарактеризовать эту гниду, приведу один пример. У него в батальоне боец Гринберг подорвал гранатой себя и двенадцать немцев в захваченном блиндаже. Ротный подошел и «заикнулся», мол, к Герою или к ордену надо представить. В ответ от комбата услышал: «Одним поганым жидом меньше стало!» Его свои бойцы застрелили, весь батальон знал, и никто не выдал. Понимаете, никто не выдал! Это в сталинские-то времена!
Не всегда солдат был безмолвной «серой скотиной», посланной на убой. Но мы, в штрафной роте, всегда старались завоевать доверие солдат и делили с ними вместе все лишения.
Г.К. — В штрафных частях в плен немцев брали или…