— Вот, мать, Алексеич-то сватает Пашку, — усмехнулся Антон Агаповнч. — Да чего-то больно спешит, даже пасхи ждать не хочет…
— Без венчанья я дочку не отдам, — важно проговорила Мануйловна, — а батюшка постом венчать не станет.
Острецов, подумав, уже хотел было сказать, что он согласен подождать до мая, но тут хлопнула дверь и в горницу влетела Пашка. Брови и ресницы ее были уже подведены углем, на ногах красовались хромовые сапожки с низким, окаймленным лайкой голенищем.
— Обойдется дело и без попа, — сверкнув белыми зубами, засмеялась Пашка. — Нужно это аж некуда! Теперь вот в городе и без венчанья сходятся, расписались в Совете и живут.
В тот же вечер Пашка ушла к Острецову, захватив с собой сундучок с платьями и шалями.
Уход Пашки обескуражил старого Терпужного. Первый день он злился на дочку, доводил до слез Мануйловну, а на второй день, хватив кружку самогона, отправился в Костин Кут к своему богоданному зятю, как он в горести своей и злобе окрестил Острецова.
Увидев на пороге подвыпившего Терпужного, Острецов поднялся с лавки и, протягивая руку, сказал:
— Вы не горюйте, Антон Агапович. Я и Паша уже договорились с отцом Ипполитом. После праздника он обвенчает нас в пустопольской церкви.
Терпужный тронул рукой никлый ус:
— Да мне пес с ним, в вашим венчаньем. Тут, брат Алексеич, поважней дело.
Он хлопнулся на лавку, поднял жилистую руку и уставился на нее тронутыми пьяной мутью глазами.
— Полторы Пашкиных десятины у меня отберут: на кой, скажут, ляд деду да бабке такое хозяйство? Возьмут и, чего доброго, конфискуют.
— Что ж вы хотите? — спросил Острецов.
Сидевшая у стола Пашка хмыкнула:
— Они хочут, чтобы я заместо батраков век на них работала да скотину ихнюю глядела. Вот чего они хочут.
— Ты там нишкни, дура, — огрызнулся Терпужный, — не твоего ума это дело. Я вот своего богоданного зятя желаю поспрошать, чего он мне на всю эту музыку присоветует.
Острецов прошелся по комнате. Его раздражали и приход Терпужного, и препирательство кулака с глупой дочкой, и вся эта позорная затея с женитьбой, превратившая его, Острецова, в любовника деревенской дуры.
— Я одно могу вам посоветовать, — сказал Острецов, — возьмите из волостного детского дома двух парней-сирот и усыновите их. Они будут вам отличными батраками: почетно и безопасно. Впрочем, усыновление можно и не оформлять. Подберите парнишек поздоровее и зарегистрируйте их как членов семьи. Это и земельную норму вам сохранит, и глаза вам колоть не станут за то, что держите у себя рабочих.
— Ох и голова-а! — восхищенно протянул Терпужный. — Ну, дочка, с таким мужиком, как твой Степан, не пропадешь. Он так тебе все обмозгует, что комар носу не подточит.
Антон Агапович просидел у дочки до вечера, выпил с Острецовым штоф самогона и, окончательно захмелев, побрел домой.
Не зажигая лампы, не раздеваясь, Острецов пролежал весь вечер. Он слушал нудное верещанье Пашки, курил и думал о своей изуродованной, разбитой жизни.
После полуночи, когда Пашка раздела спящего мужа и любовно стала закрывать его стеганым одеялом, она вдруг услышала, как он забормотал что-то звонко и часто, как будто говорил на чудном, нерусском языке:
— La cavalerie rouge… possède de mousquetons et de baïonnettes — ces pour le combat â courte distance…
— Начитался, дурачок, разных книжек и сны страшные видит, — жалостно вздохнула Пашка, откидывая жаркое одеяло и приникая к мужу.
4
Как только посеянное пахарем доброе зерно уляжется в землю, в нем возникает новая жизнь. Смоченное весенней влагой, оно мякнет, набухает, под тонкой оболочкой образует соки, которые жадно впитывает маленький живой зародыш. Он растет каждую секунду, и, разрушенная его непреодолимой силой, лопается тесная оболочка, а зародыш выпускает в мягкую пахоть почти невидимые нити корешков. Вслед за корешками из животворного зародыша начинает выдвигаться стебель. Пробивая земную плотность и тьму, стебель тянется все выше и выше и вдруг выходит на поверхность огромной, прекрасной, согретой солнцем земли.
Если у пахаря светлая голова и сильные, работящие руки, он сбережет и вырастит то, что посеял: семя не тронет черная грибная болезнь, а густые всходы не умертвит злой суховей, не забьют сорняки. Над нивой прольются обильные дожди, и зеленые всходы вытянутся в трубку, выдвинут из листового канальца духовитый, сочный колос. Оденется колос нежным цветеньем, пышно заколышется под ветром, и зародятся в нем новые, вначале молочно-жидкие, а потом все более твердые, отмеченные восковой зрелостью дети-зерна.
И уже ничто на свете не сможет вернуть к исходу течение жизни, ни одна клетка нового зерна не возвратится к начальному состоянию — таков вечный закон всего сущего…
Подобно тлетворному суховею, все злые силы земли окружили Россию, чтобы умертвить пустивший там живые корни, но еще не окрепший зародыш нового мира. Правители разных стран начали кровавую расправу со своими народами, чтобы казнями, тюрьмами, пытками отбить у людей желание жить по-человечески.
В Америке, субсидируемая магнатами капитала, стала действовать изуверская террористическая организация Ку-клукс-клана. Возглавил ее авантюрист из Атланты, «полковник» и «пастор» Уильям Джозеф Симмонс, получивший большие деньги от текстильных фабрикантов штата Теннеси.
Террористы-клансмены задались целью воскресить самую мрачную пору средневековых убийств и пыток. Они установили зловеще-бутафорские церемонии приема в клан: ночью уводили посвящаемого в лес и там под освещенным факелами крестом брали с него клятву бороться «за принципы американизма», «за мировое господство англосаксов», «против африканизации» и «красного большевизма». Темные и свирепые участники этой банды назвали клан «невидимой империей», а главаря клана Джозефа Симмонса — «имперским магом». Они образовали совет вождей — кленселей, выбрали во всех штатах клановских руководителей — клорлов, по строгой иерархии присвоили своим сочленам звания «драконов», «гиен», «волков» и составили тайные списки рядовых участников клана — куков, которых набралось до ста тысяч.
Надев белые балахоны с нашитыми на остроконечных капюшонах крестами и ромбами, шайки куков отправлялись в ночные налеты. Чаще всего пьяные куки нападали на беззащитные негритянские поселки, где, по их мнению, гнездилась страшная «коммунистическая зараза». Размахивая факелами, они поджигали дома, десятками вешали на деревьях ни в чем не повинных негров.
При всем своем пристрастии к средневековью отряды Ку-клукс-клана имели самое современное оружие — от ручных пулеметов до бомб со слезоточивым газом — и располагали множеством быстроходных автомобилей, на которых мчались в любом направлении, где по приказу клорла, кленселя или «имперского мага» требовалось осуществить ту или иную «операцию». И везде, где они появлялись, тотчас же дымились деревни, судорожно корчились истязуемые люди, не прекращались крики и плач.
Куки громили местные рабочие организации, разгоняли профсоюзы, убивали «слишком левых», с их точки зрения, учителей, редакторов, общественных деятелей.
Бок о бок с Ку-клукс-кланом действовал «Американский легион», в котором объединились бывшие офицеры-фронтовики, получавшие средства от промышленников-миллионеров. «Посты» легиона, подобно щупальцам спрута, были разбросаны по всем штатам и поставляли капиталистам добровольных полисменов, штрейкбрехеров, соглядатаев.
Миллионы полунищих бродяг скитались по штатам в поисках работы и хлеба.
В эту пору в Америку попал есаул Гурий Крайнов.
После неудачной поездки в Геную Крайнов вторично был вызван на топчидерскую виллу Врангеля, и там лысый генерал Климович вручил ему увесистый, тщательно запечатанный пакет.
— Главнокомандующий оказывает вам, есаул, высокое доверие, — ощупывая Крайнова зорким взглядом полузакрытых глаз, сказал Климович. — Вы отвезете этот пакет в Америку и вручите человеку, который встретит вас в Нью-Йорке. Он вас Доставит куда нужно и познакомит с нужными людьми. Там вы подождете ответ и возвратитесь сюда.
— А господин Конради? — осмелился спросить Крайнов.
Климович побарабанил пальцами по столу, сухо проговорил:
— Поскольку конференция отложена и будет продолжаться в Гааге, Конради отправится туда для выполнения прежней задачи.
Он поднялся, протянул Крайнову руку с массивным обручальным кольцом на пальце:
— Счастливого пути, есаул. Зайдите к полковнику Кашкину и возьмите у него паспорт с визой и деньги. Все это давно оформлено, поэтому в дороге у вас никаких неприятностей не будет…
В ту же ночь Гурий Крайнов уехал на французском пароходе в Катарро, добрался до Гавра, пересел на огромный океанский пароход «Мэй флауэр», а на пятые сутки, одетый в макинтош и кепи, с желтым чемоданом в руках вышел на нью-йоркской пристани «Френч Лайн».
В огромном таможенном зале вместе с вежливым чиновником, бегло взглянувшим на открытый чемодан, к Крайнову подошел маленький человечек с длинным носом и черными глазами.
— Господин Крайнов? — тихо спросил он по-русски.
— Да, — так же тихо ответил есаул, — к вашим услугам.
Болезненный человек ткнул Крайнову холодную, влажную руку.
— Меня зовут Борис Бразуль. Я получил письмо Климовича и подготовил все, что необходимо. Сейчас мы поедем в отель, там отведена комната для нас обоих.
Уже сидя в чистом, но безвкусно обставленном номере огромной гостиницы, Бразуль многозначительно предупредил Крайнова:
— О делах поговорим в автомобиле. Тут даже стены имеют уши. Давайте выпьем по стакану гай-бола и познакомимся.
По его звонку одетый в сюртучок негр принес в никелированном ведерке лед и бутылку виски. Он поставил ведерко на стол, молча остановился у дверей. Бразуль отсчитал десять долларов, протянул их негру и, заметив удивленный взгляд Крайнова, усмехнулся:
— В Штатах действует сухой закон, поэтому за дрянное виски приходится платить втридорога.
Уткнув нос в бокал, Бразуль с наслаждением потянул обжигавшую крепостью и холодом жидкость и проговорил слабым голосом:
— Удивительная страна Америка! Тут все не так, как у нас. Шесть лет живу здесь и никак не могу привыкнуть.
Он вытянул ноги, задумался.
— Да, много воды утекло. Я ведь тут с шестнадцатого года. Был отправлен из России с особым поручением. А когда у нас началась эта фантасмагория, так и остался в Америке. Генерала Климовича я знавал в лучшие времена. Мы с ним не раз встречались в Петербурге, он был тогда директором департамента полиции. Постарел, должно быть? Нет? Крепкий человек…
Несмотря на свое предупреждение не говорить о делах, Бразуль, быстро захмелев, пододвинул стул к Крайнову и забормотал, лихорадочно поблескивая глубоко впалыми глазами:
— На Европу вы не надейтесь. Там все истощены войной — и люди и средства. Смертельный удар большевикам нанесет Америка, хотя поднять ее на это очень нелегко. Средние американцы — торговцы, мелкие дельцы — мало интересуются политикой. В них крепко сидит убеждение: человек создан господом богом для того, чтобы делать деньги. Большевиков они ненавидят потому, что большевики отвергают этот принцип. Зато у американцев, в отличие от ваших обанкротившихся европейцев, есть сила, только надо ее разбудить. И за искоренение красных они взялись по-настоящему, по всем штатам паленым пахнет. Тут не любят разводить антимоний: раз — и на дерево…
Бразуль тоненько, как будто его щекотали, захохотал.
— Чудаки! Имеют передовую технику и прочее, а погромы устраивают грубее и примитивнее, чем наши киевские или одесские черносотенцы. Напялят на себя простыни с крестами, воют, как черти, и вешают негров на любом подходящем суку. И знаете, если у нас устраивали погромы недалекие юдофобы мясники да лавочники, то здесь этими штуками занимаются люди подчас с высшим образованием.
Он долил в бокал виски, и Крайнов заметил, что его дряблая рука дрожит.
Посмеиваясь, возбужденно щелкая суставами пальцев, Бразуль вскочил и забегал по комнате.
— В позапрошлом году, весной, в штате Массачусетс агенты Федерального бюро арестовали двух итальянцев — рабочего-обувщика Николо Сакко и мелкого торговца-рыбника Бартоломео Ванцетти. Им предъявили обвинение в том, что они ограбили и убили кассира обувной фабрики в Саут-Брэйнтри. Это дело тянется второй год. И я вас уверяю, что, несмотря на протесты мировой общественности, судья Тейер и прокурор Кацман усадят Сакко и Ванцетти на электрический стул.
— А они виновны в убийстве? — Крайнов вскинул брови.
Бразуль захохотал, нервно потер потные ладони.
— Как юрист, я интересовался этим делом и могу в течение часа неопровержимо доказать, что оба злосчастных итальянца так же не виновны в убийстве этого кассира, как и мы с вами. Но сила американского суда именно в том и состоит, что в случае политической необходимости он не побоится публично изобличить любого невиновного и отправить его на тот свет. И наоборот…
— Что наоборот? — не понял Крайнов.
— Оправдать бесспорных преступников и оградить их от всяких неприятностей, как это сделали со знаменитым чикагским бандитом Аль Капоне, который до сих пор спокойно ходит в театр и, садясь в ложе, кладет рядом с собою ручной пулемет.
Крайнов недоверчиво улыбнулся:
— Серьезно?
— Очень серьезно. И объясняется это тем, что гангстер Аль Капоне успел награбить семь миллионов долларов, что позволяет ему разговаривать с полицией и с судом на языке банковских чеков… Между прочим, карьера человека, к которому мы с вами завтра поедем, немного напоминает карьеру Аль Капоне.
— Какого человека?
— Его зовут граф Анастас Андреевич Вонсяцкий, — брезгливо кривя бескровные губы, сказал Бразуль. — Он такой же граф, как я принц Уэльский. Я не люблю этого типа, так как мне известна вся его подноготная. Но сейчас у него огромные деньги, связи, и он может помочь нам.
— А что он собой представляет?
На испитое лицо Бразуля набежала неуловимая тень, он будто задумался на секунду: рассказывать или нет?
— Это длинная история, — ответил Бразуль. — Вонсяцкий служил у Врангеля, был захудалым корнетом, а после эвакуации белых остался в Крыму, спутался с татарами и собрал довольно большую шайку. Они уволакивали в горы людей и требовали за их освобождение выкуп. Этим и жили. Тех, за кого выкупа не давали, конечно, уничтожали. Потом Вонсяцкому удалось сбежать в Париж. Там с ним познакомилась богатая старуха американка миссис Стивенс и немедленно купила его со всеми потрохами.
— То есть как купила?
— Женила смазливого корнета на себе. Вы скоро увидите его. Действительно, красавец парень. Ну, бабу и потянуло на красавца. Она увезла его с собой в Америку, купила ему американское гражданство и сделала миллионером и владельцем богатейшего поместья в штате Коннектикут. Туда мы завтра и отправимся, и вы будете иметь удовольствие лицезреть очаровательных супругов…
Борис Бразуль, подливая из бутылки и потягивая виски, долго рассказывал Крайнову о русских эмигрантах в Америке. Он с удовольствием сообщил, что им организован довольно широкий «Союз царских офицеров армии и флота», с которым многие чиновники Штатов очень считаются.
Однако, несмотря на опьянение, он не счел нужным сообщить есаулу о самом важном: о том, что он, Борис Бразуль, является крупным агентом ФБР, имеет кличку-обозначение «Б-1» и обязан постоянно информировать Федеральное бюро о планах и действиях русских эмигрантов-белогвардейцев. Впрочем, для есаула в этом не было ничего опасного, так как Бразуль с одинаковым рвением служил и ФБР и Врангелю.
На следующий день есаул Крайнов вместе с Бразулем выехал из Нью-Йорка в штат Коннектикут, где близ городка Томпсон находилось поместье Вонсяцкого. Автомобиль вел Бразуль. Он не сказал своему гостю, откуда у него длинный, бутылочного цвета «кадиллак». Он вел машину безукоризненно, как будто всю жизнь сидел за рулем.
Только в ту минуту, когда грохочущий, сверкающий миллионами реклам, повитый дымом и копотью Нью-Йорк остался позади, Крайнов вздохнул свободно.
— Фу, черт! — сказал он, вытирая потный лоб. — Ну и город, будь он проклят! В нем, наверно, ни один человек не умирает своей смертью.