Невеста - Чаковский Александр Борисович 11 стр.

— По-моему, у Вали нет особого желания меня видеть.

— Что вы, Андрей! — возразил Кудрявцев. — Разве можно принимать всерьез случайные размолвки?

Андрей еще больше удивился. Приветливость и теплота, которые слышались в голосе Кудрявцева, прозвучали для него совершенно неожиданно.

— Я знаю, вы друг Вали, а дружба накладывает обязательства, — продолжал Кудрявцев.

— Вы правы, но дружба не может быть односторонней.

— В дружбе всегда кто-то должен быть мудрее, старше, если не по возрасту, то по жизненному опыту, по характеру, — мягко сказал Кудрявцев.

«Знает или не знает? — старался угадать Андрей. — Известно ли ему, с кем встречается его дочь? Знает ли, почему мы перестали видеться? Сказать или не говорить?». Он промолчал. Кудрявцев взял с Андрея слово, что он зайдет к ним сегодня же вечером.

Повесив трубку, Андрей погрузился в раздумье. Что-то с Валей все же произошло. Но что именно? Может быть, с тем парнем у нее все кончено и она хочет видеть его, Андрея, но не решается позвонить сама? Нет, эту мысль Андрей отбросил еще в самом начале телефонного разговора. Но что же тогда случилось?

Как бы там ни было, Андрей приободрился. Посмотрел на часы — они показывали половину пятого. Скоро, совсем скоро он увидит Валю! Главное — увидеть ее. Все будет хорошо. Главное — остаться с ней наедине.

В семь часов Андрей стоял у двери, которая была ему так хорошо знакома. Позвонил. Дверь открылась. На пороге стояла Валя.

Ему достаточно было лишь взглянуть на ее лицо, чтобы увидеть, как оно изменилось. Валя стала старше, намного старше. Ее глаза, всегда такие ясные и безмятежные, теперь казались чужими, в них появилась незнакомая Андрею сосредоточенность, скорее настороженность. Валя даже была причесана не так, как обычно. Ее светлые, с желтым, соломенным отливом волосы уже не лежали искусно взбитой копной, а были гладко зачесаны назад.

— Здравствуй, Валя, — сказал Андрей.

Ему хотелось произнести эти слова весело, беспечно, а они прозвучали нерешительно, даже робко. Все же в первые минуты Андрею показалось, что Валя рада его приходу, что она даже ждала его. Но это была странная, печальная радость. Так встречает тяжелобольной навестившего его человека.

— Пойдем, Андрюша, — сказала Валя. — Как хорошо, что ты пришел! Все эти дни я хотела тебе позвонить.

Она повела его в свою комнату. Здесь все было без перемен, все выглядело так же, как и тогда, когда Андрей часто сюда приходил. Он сел на тахту, в угол, на то самое место, куда садился всегда. Валя опустилась рядом.

— Знаешь, Валя, ты очень изменилась. Ты заболела?

Она медленно покачала головой.

— Нет, я здорова.

— Но что-то случилось, я же вижу, — настаивал Андрей. — Ты совсем другая.

— У меня большое горе, Андрюша, — тихо произнесла Валя.

— Горе? — изумленно переспросил Андрей.

— Я хотела тебе позвонить, посоветоваться, — словно не слыша его вопроса, продолжала Валя. — Ты много знаешь… А мне так нужен совет!

— Какой совет? — встревоженно произнес Андрей. — Говори, Валя, что случилось?

— Володя в тюрьме.

— Володя? — удивленно переспросил Андрей и осекся. «Да-да, его зовут Владимиром». — За что же он попал в тюрьму? — делая над собой усилие, спросил он.

— За что?! — воскликнула Валя, и Андрей увидел, как глаза ее заблестели. — Я тебе сейчас все расскажу!

После того как Валя окончила свой рассказ, Андрей некоторое время сидел молча. Потом, подчиняясь настойчивому желанию, спросил:

— Твой отец знает?

— Да.

— Ты спрашивала у него совета?

— Он ненавидит Володю, — тихо ответила Валя.

«Ах, вот как! — подумал Андрей. — Тогда все ясно. Теперь понятно, почему он мне позвонил». Андрею стало горько.

— Что же ты намерена делать? — мрачно спросил он.

— Не знаю, — сказала Валя, не глядя на Андрея. — Может быть, написать прокурору? — спросила она после паузы.

— О чем?

— Я уверена, что каждый человек, который захочет объективно разобраться…

— В чем?

— Как в чем? — Валя резко приподняла плечи, и на лице ее отразилось недоумение. — Во всем этом деле.

— Что же тут разбираться? И так все ясно.

Андрею стало обидно. Значит, он понадобился Вале только для того, чтобы посоветоваться с ним. Видимо, ей и в голову не приходило, что вести этот разговор о Харламове ему неприятно, мучительно.

Когда Валя рассказывала о Володе, Андрей внимательно следил за ее лицом. Ему казалось, что временами оно становится прежним, хорошо знакомым ему и что выражение напряженной сосредоточенности исчезает.

Иногда Валя наклонялась к Андрею, брала его за руку, крепко сжимала ее. Хотя он и понимал, что Валя наклоняется к нему и сжимает его руку ради другого, ему начинало казаться, что надежда еще есть и все еще может измениться.

Но с каждой минутой он все более отчетливо сознавал, что вернуть Валю невозможно. И ему захотелось сказать ей нечто злое, беспощадное, такое, что до конца разрушило бы все ее бессмысленные иллюзии.

— Что же тут разбираться? — настойчиво повторил Андрей. — Из всего того, что ты мне рассказала, — кстати, спасибо за доверие, — заметил он саркастически, — явствует, что суду, как говорится, все было ясно.

— Нет, — воскликнула Валя, — не все!

Он вопросительно приподнял брови над оправой очков.

— Они судили другого человека. Понимаешь, Андрюша, другого!

— Фантастика!

Валя посмотрела на Андрея с недоумением, как на человека, не понимающего самых элементарных, всем очевидных вещей.

— Но он же совсем не такой! Он честный, правдивый человек! Отзывчивый, добрый…

— Я думаю, — сказал Андрей, — что сентиментальная сторона вопроса мало занимала судей.

— Но как ты можешь так говорить! — возмущенно воскликнула Валя. — Ведь речь идет о судьбе человека!

Андрей почувствовал, что больше не может сдерживаться. Горечь, досада, обида снова нахлынули на него.

— А о другом человеке ты подумала? — крикнул он. — Ты сказала, что рада моему приходу. Это ложь! Понимаешь, ложь! Тебе нужен не я, а адвокат, вот кто тебе нужен!..

Он задохнулся, стараясь совладать с собой. Валя смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Прости меня, Андрюша, — с грустью сказала Валя. — Я не хотела причинить тебе боль. Но это сильнее меня. Я ничего не могу с собой поделать…

Андрей понял, что уйти не может. Даже если бы захотел. Но если он хочет остаться, то должен продолжать этот мучительный разговор.

— Хорошо, Валя, — глухо сказал он, — не обращай внимания на мои слова. Итак, — теперь Андрей старался говорить спокойно и рассудительно, — ты хочешь написать прокурору. Но факты остаются фактами. Характер этого человека никого не интересует. О чем же ты хочешь писать прокурору?

— О нем, — словно обрадовавшись возможности продолжать разговор о Володе, сказала Валя, — о том, что он не такой, каким показался им на суде. Все твердят: «Факты, факты!» Но разве сам человек не факт? Разве он так прост, что о нем можно все узнать в течение каких-нибудь двух часов?

Андрею пришла в голову странная мысль. В основе всего того, что происходит сейчас с Валей, лежит просто наваждение. Вся она во власти противоречащей здравому смыслу навязчивой идеи. Ей надо противопоставить голос рассудка, железную логику. Сделать то, что делают врачи-психоаналитики. Надо вырвать Валю из заколдованного круга. Не высмеивать ее, не иронизировать, а расшифровать ее мысли, представить все в истинном свете.

— Хорошо, Валюша, — мягко сказал Андрей. — Значит, ты веришь, что найдется такой прокурор-романтик, который будет добиваться отмены приговора на основании твоего письма? Во имя чего?

— Как «во имя чего»? Во имя человека! Во имя справедливости! Неужели ты думаешь, что у нас нет идейных людей?

Андрей усмехнулся. Он терпеть не мог разговоров на отвлеченные темы. Всегда испытывал неприязнь к громким словам, газетным штампам и тому подобным вещам. Тех, кто оперировал философскими или политическими терминами, он считал либо неспособными заняться настоящим, практическим делом, либо демагогами, сознательно избравшими в жизни наиболее легкий путь.

Тем не менее вопрос Вали задел его.

— Нет, почему же! — с достоинством произнес Андрей. — Идейные люди есть, наверняка есть. Только они совсем не такие, как ты их себе представляешь.

— А как их представляешь себе ты? — настойчиво спросила Валя.

Андрей задумался. Он не был готов к ответу.

— Идейными людьми в современном значении слова я считаю прежде всего людей дела, — сказал он после паузы. — Знающих, что такое реальная жизнь. И не лезущих в политику. Парадоксально? Но тем не менее это так. Ты, видимо, полагаешь, что идейность неразрывно связана с политикой? А я убежден, что такой связи теперь не существует. Мир, если хочешь знать, в наше время развивается по другим законам.

— По каким же? — спросила Валя. Теперь она внимательно слушала Андрея, и это ободряло его. Пусть то, что он говорил, не имело прямого отношения к вопросу, волновавшему Валю. Но сознание, что он спорил сейчас с этим Харламовым, как бы соревновался с ним в логичности и оригинальности мышления, волновало Андрея.

— По законам природы, — ответил он.

— Мир всегда развивался по законам природы!

— Верно. Но раньше были известны лишь самые элементарные из них. В наше время люди проникли в тайну этих законов. От их желания зависит сохранить этот мир или разрушить его. Болтающий политик думает, что он решает судьбы планеты. А их решает человек, управляющий атомными реакциями. Если хочешь, я прагматик. Идейными я называю тех людей, которые исповедуют идею всемогущества человеческой практики. Ты меня понимаешь? Какого же человека ты рассчитываешь увидеть на прокурорском посту? «Идейного» болтуна? Но он отмахнется от твоего письма. Человека дела? Но такие люди обычно не идут в прокуроры. А если один из них и окажется за прокурорским столом, то он опять-таки будет тщетно искать в твоем письме факты. Факты руководят жизнью людей, Валюша!

— А если прокурором окажется ни тот и ни другой? Если им будет просто честный, добрый человек, верящий в справедливость?

— Что ж, — снисходительно улыбнулся Андрей, — рассмотрим вариант о честных и добрых жрецах юстиции. Но подумала ли ты о том, что все эти судьи, прокуроры, следователи наверняка завалены просьбами смягчить наказание виновным? Пишут отцы, матери, сестры, жены… Аргумент у всех один и тот же: мы его лучше знаем, он хороший, поверьте нам и отпустите его… Кстати, как ты подпишешь свое письмо? «Знакомая»?

— Невеста! — твердо сказала Валя.

— Невеста?! — изумленно переспросил Андрей, чувствуя, как кровь приливает к его лицу. — Ты с ума сошла!

— Почему?! — с негодованием воскликнула Валя. — Почему все вы считаете, что я сошла с ума? Почему вы уверены, что оставаться верной человеку, когда он попал в беду, — значит сойти с ума?

Андрей молчал, подавленный ее неожиданным признанием. Он еще надеялся, что Валя сказала это назло ему, в наказание за недоверие. Ему хотелось, чтобы это было именно так. Но он уже понимал, что Валя сказала правду.

— Нелепо! — медленно произнес Андрей.

— Почему?

— Это невозможно объяснить, если ты не понимаешь сразу.

— Но если я его люблю?

— Любишь? — переспросил Андрей. Он уже взял себя в руки. — Ты не отдаешь себе отчета в своем чувстве. Разве это может быть любовью? В крайнем случае ты можешь испытывать к нему жалость. Любовь! — воскликнул он иронически. — Так в свое время интеллигентные барышни любили униженных, оскорбленных и тому подобных юродивых! Разве это любовь?!

— Не смей так говорить! Не смей! — воскликнула Валя. — Что ты понимаешь в любви?

— Год тому назад ты думала иначе, — с горечью произнес Андрей.

— Андрюша, милый, не сердись, — поспешно сказала Валя, — я совсем не хотела тебя обидеть. Но за этот год я действительно очень переменилась. Встречаясь с Володей, я многое стала понимать иначе. Он научил меня не просто любить, но искать…

— Что искать? Что?! — в отчаянии от того, что он не может, не умеет переубедить Валю, воскликнул Андрей. — Ведь я же знаю этого человека! Чему он может научить? Максимум, на что он способен, — это ввязаться в очередную драку.

— Но разве ты поступил бы тогда иначе? — с упреком спросила Валя.

— Не о том речь. Он вообще ни на что другое не способен. Когда я встретился с ним на Энергострое, он тоже затевал драку с администрацией. Это такой тип человека.

— Какую драку? — насторожилась Валя. — Он тебе что-нибудь рассказал?

— Так, чепуха какая-то. Неверно оформленные наряды… Я сам толком не понял. Знаешь, кого он мне тогда напомнил? Есть и в наше время чудаки, которые носятся с идеей вечного двигателя. Слоняются по учреждениям, склочничают, все им не так. Устроить скандал — это они умеют. А ты говоришь — научить. Кого? Чему?

— Мне трудно это объяснить, — ответила Валя. — Может быть, это вообще невозможно объяснить.

— Конечно, — усмехнулся Андрей, — область чувств, интуиция, любовь с первого взгляда рассудку вопреки. Где уж мне это понять!

— Ты… ты очень современный человек, Андрюша, — печально и как бы размышляя вслух, сказала Валя, — но в тебе чего-то нет… Сердца, чувства, способности понять… И песни твои под гитару — я только теперь поняла это — очень пугливые, боязливые песни… В них нет чувства. Того чувства, которое захватывает человека целиком. А то, что ты считаешь любовью, — это не чувство. Что-то вроде сладкого на третье… Ты все время боишься, чтобы тебя кто-нибудь не заподозрил в старомодности. В песнях твоих немножко иронии, немножко цинизма. Всего понемножку. Только как бы не заподозрили, что чувство может быть сильнее тебя! Теперь я все поняла. Ты считаешь, что мир чувств куда-то исчез. А в новом мире все ясно, прямолинейно и очень холодно… Ты, наверное, никогда не плакал. Ведь плакать — это не современно, прагматикам плакать не полагается… Если к тебе приходило горе, то ты уговаривал себя, что все это чепуха, нелепость и в мире нет вещей, достойных твоих слез. А они есть. Я не понимала этого раньше. Я поняла это, когда встретилась с Володей. Для него мир живой. Часто непонятный. С острыми углами. С противоречиями. Но это живой мир. Он не бродит в нем, как в окаменевшем лесу. Для него все деревья живые. И люди тоже… А ты…

Валя посмотрела на него, слегка приподняла руку, словно говоря самой себе: «К чему?..» — и умолкла.

Андрея охватило чувство растерянности и глубокой жалости к себе. Только сейчас он по-настоящему понял, что все его красноречие — ничто по сравнению с молчанием незримо присутствующего здесь человека. Он был готов закричать от обиды, от ощущения своей беспомощности, от сознания, что он навсегда потерял Валю.

Раздался звонок. Андрей подумал, что, наверное, пришел Кудрявцев. Меньше всего ему хотелось встретиться сейчас с ним. Когда Валя пошла открывать дверь, он встал и приготовился уйти, выбежать тотчас же, как только Кудрявцев войдет. Но в прихожей послышался незнакомый женский голос:

— Валя? Наконец-то я вас нашла! Это же я, Катя!..

10. Проблески

Валя с удивлением посмотрела на Катю и сухо спросила:

— Вы?! Ко мне?

Катя смутилась, поджала свои толстые губы, торопливо раскрыла сумочку и вынула оттуда лист бумаги.

— Вот… — сказала она, кладя бумагу на стол и указывая на нее движением головы.

Валя развернула вчетверо сложенный листок и прочла: