Птицелов напрягся. Он словно наяву услышал вкрадчивый голос Облома. «Не подписывай… Не соглашайся… Не те времена…» — шептал друг-дэк.
— Нет. Мы не проводим над мутантами медицинских экспериментов, — сказал Поррумоварруи, разглядев на лице молодого сотрудника тревогу. — Вы мне верите?
— Да, господин профессор, — признал Птицелов. — Верю.
— Вот и прекрасно. — Профессор хлопнул ладонями по подлокотникам кресла, поднялся. — Зайдите в лабораторию на минус-первом этаже прямо сейчас. Я же надеюсь, что эта беседа пойдет вам на пользу, ибо, по моему глубокому убеждению, агент должен быть осведомлен. В нашем деле действовать вслепую опасно.
— Спасибо, господин профессор, — Птицелов замялся, а потом все-таки прибавил: — Вы на многое открыли мне глаза.
— Ступайте же, молодой человек! Желаю вам поскорее найти общий язык с остальными сотрудниками Отдела и плодотворно поработать!
…Как только Птицелов закрыл за собой дверь, начальник Отдела «М» включил селектор.
— Нолу, и какое впечатление произвел на тебя этот мутант?.. Ага, и на меня тоже… недурственное… Дай мне, будь добра, лабораторию.
В динамике селектора прозвучали первые ноты государственного гимна, потом на связь вышел заведующий лабораторией.
— Сейчас к вам спустится человек… — предупредил Поррумоварруи. — Да, это я его направил. Возьмете у него кровь и проведите тест… да, на принадлежность к Миру сему грешному. И еще… Нет, не все… Ряд династических тестов… Широкие сословия, принадлежность к основным родам, да… Я знаю, что долго… Времени у вас столько, сколько потребуется, ибо вопрос не принципиальный, просто вдохновение нашло… Выполняйте, друг мой… Да-да, это приказ!
— Для меня массаракш — слово ругательное… И всех… кого принесло оттуда, я по умолчанию считаю врагами… ох… Отечества, — пропыхтел Оллу Фешт, выжимая штангу из положения лежа; рядом стоял молчаливый Васку Саад и подстраховывал шефа, придерживая гриф штанги одной рукой. — Некоторые в нашем… уф… Отделе полагают, будто грязевики лучше прочих иномирян и якобы нам… помогают. А я хочу спросить… Чего они, массаракш, сюда налетели? Кто их сюда звал?.. Уф! А если и налетели, почему скрываются? Почему не вышли на контакт с официальными властями?.. Уф! Ладно, Отцы их не устраивали… Но если они до сих пор в тени… значит, Комитет Спасения Свободного Отечества им тоже не подходит… Следовательно, грязевики продолжают выжидать, пока в стране снова не произойдет смена власти… Уф-уф! Придерживай, массаракш!..
Васку подхватил штангу и опустил гриф в крепления.
Фешт сел.
— А может, они втайне помогают мятежникам или хонтийской сволочи готовить новый государственный переворот, — сказал он, потирая бицепсы. — Если так, то моя прямая обязанность, как офицера безопасности, — найти и пресечь! Пресечь и покарать!
Васку подал шефу запотевшую бутылку минеральной воды и вафельное полотенце. Фешт сделал несколько крупных глотков, смахнул пот с лица и шеи.
— Я видел твои ментограммы, сынок, — Фешт указал на Птицелова горлышком бутылки. — В горячих делах ты побывал, в настоящих делах, скажу тебе! И в штаны не наложил. Побольше бы таких! — Он встал, отбросил полотенце, а Васку уже поднес ему свежую сорочку; Фешт сунул руки в рукава, принялся торопливо застегиваться. — Я когда увидел это ууу… массаракш-страшилище с секирой… Ну, думаю, парню в его жизни досталось. Но ничего, сынок, мы тут все — единомышленники. Хочешь выяснить, что с твоей девчонкой стало? Хочешь поквитаться с нелюдями? И мы того же хотим…
— Я хочу знать, что будет с Малвой и моим ребенком.
— Массаракш… — бросил Фешт, заправляясь. — Ничего с ними не будет, если язык распускать не станешь. Ты же должен понимать, сынок, с какой дрянью нам приходится иметь дело! Нам необходима ну хоть какая-то страховка! Мы ведь тебя — ты, браток, не обижайся! — на помойке нашли. Мы ведь тебя пока совсем не знаем! Самому тошно, что так приходится поступать с хорошим парнем, честное слово!
Васку подал Фешту сигарету. Шеф взял ее губами, а Васку сейчас же щелкнул зажигалкой.
— Ты тоже хорошенько подумай, — продолжил Фешт. — Читал я досье на эту Малву. Шалава та еще. Не знаю, какая она для тебя, а ты для нее — пятисотый. Или тысячный. Нужно ли тебе такое счастье да с приплодом в подоле? Сделаем, если нужно… А если нет, так в Столице самку найдешь. Из ДСИ, например. Там знаешь, какие головастые? И страстные? Не знаешь… Так узнаешь — правда, Васку?
— Правда, шеф, — Васку Саад растянул сухие губы.
Птицелов повесил нос. Ему стало дурно от полуправды, в потоке которой его настойчиво топил новый начальник.
— А ты не развешивай нюни! — Фешт подошел к Птицелову и крепко встряхнул его за плечи. — Много веков мы верили, будто живем и не тужим внутри Мирового Пузыря, защищенные бесконечностью тверди со всех сторон. А теперь что? Оказывается, мы цепляемся за поверхность шара, несущегося в пустоте под перекрестным огнем массаракша! Вот где в пору взгрустнуть, сынок. А ты… Из-за бабы, которая тебя на кашу и чистые трусы променяла… Но не раскисай, братка! Глядишь, вернем твою птичку — Лию твою ненаглядную, ради которой ты на чудовище иномирян с ржавым тесаком пошел!
«Внимание! Говорит Штаб гражданской обороны Столицы! Радиационная опасность! Радиационная опасность!»
Буфет на цокольном этаже Отдела «М» опустел в два счета. Птицелов торопливо выскреб остатки жира со дна тарелки, залпом выпил стакан кислого молока и вышел в коридор последним. Из железного шкафчика-пенала с личными вещами вынул респиратор, повесил его на шею. Потом нашел на полке небольшую коробочку с индивидуальными средствами медицинской защиты, сунул в карман. Снял с крючка брезентовую куртку, с крупными буквами «ДСИ» на спине.
А толпа уже текла вниз по бесконечной лестнице, через подземные этажи Отдела «М», в карстовую полость, где было оборудовано бомбоубежище. Птицелов увидел на лестничной клетке широкую спину профессора Поррумоварруи. Главу Отдела, как обычно, сопровождала Нолу-рыбонька с двумя заккурапиями под мышками. За Оллу Фештом спешил Васку: в одной руке противогаз шефа, в другой — блок сигарет. Птицелов тоже позаботился о запасах — прихватил из своего ящика армейскую флягу с водой и то, что он купил сегодня в магазине: буханку черного хлеба да пару банок овощной икры с просроченным сроком годности. Хлеб и икру он планировал съесть на ужин, иного в магазине возле общежития купить было нельзя. Но кто знает, сколько времени им придется просидеть в бомбоубежище? Не пропадать же добру! Хорошо, если все минует… А если взаправду хонтийцы или имперцы врезали по Столице и ракеты уже на подлете?
«Внимание! Радиационная опасность! Радиационная опасность!» — звучало из каждого динамика, а динамиков было много.
Птицелов спускался в числе последних, за его спиной с лязгом захлопывались тяжеленные стальные створки, на каждой из которых был изображен гриб-мутант и человеческий череп.
…Простая побелка на стенах, яркие лампы без абажуров. Гул системы очистки воздуха, шелест лопастей. Просторное помещение: в центре — скамьи рядами, как на вокзале, вдоль стен — двухъярусные нары, как в бараке дэков.
На скамьях сидели типичные пролетарии в потертой одежде, чиновники в строгих мундирах, врачи в накидках из черного материала, сотрудники лабораторий в накидках из темно-синего. Птицелов на миг опешил: собранные вместе, эти люди нисколько не походили на работников одного ведомства. Тем не менее они переговаривались друг с другом, как старые знакомцы, и поглядывали в сторону динамиков системы оповещения, ожидая услышать нечто большее, чем просто записанный на магнитную ленту голос.
Оллу Фешт громко разговаривал по настенному телефону. Рядом на нарах сидели Васку, начальник сектора «Грязевики» Клаат и шеф технологов Мусарош.
— Направление, я вас спрашиваю!.. — орал Фешт в трубку. — Это достоверно установлено?..
Клаат смерил Птицелова взглядом, хлопнул ладонью по нарам.
— С-садись с-с-с нами… Эх… Хотел из-з тебя т-та-акого к-контактера с-сделать…
— Контактера? — переспросил Птицелов, присаживаясь.
— Г-грязевиков л-ловить з-за й-й-й… — Клаат округлил глаза.
— Яйца, — подсказал Васку и добавил: — А мы его и так на грязевиков натаскиваем.
— И к-как ус-спехи?
— С занятий уходит битый, но счастливый. — Васку пожал плечами. — И чем больше его мутузишь, тем он счастливее. Одним словом, выродок.
— Да-а, — поддакнул неизвестно кому Мусарош. — Контактер должен быть с кулаками.
Фешт наконец перестал орать и повесил трубку. Сел рядом с Васку и объявил:
— С юга радиоактивное облако принесло. Может, мимо пройдет. А может, массаракш, прямо через Центр. Надо ждать, в общем. Наружу нос лучше не высовывать.
Шеф технологов сверкнул стеклышком дедовского пенсне.
— Радиоактивные осадки… — процедил он презрительно. — Разруха… Потерянное поколение мутантов… Вот что происходит, если в кризис-зону идет не профессионал, а питекантроп.
— Питекантроп как раз умело воспользовался ядерной дубиной, — высказался Васку. — Использовал ее на полную катушку.
Мусарош вздохнул.
— Вот именно что на полную.
— Был я на прошлой неделе в охотничьем поселке на плато Горячего Снега, — сказал, зевая, Фешт. — Мутантусов, братцы, там развелось! И сплошь — дикие. Из избы без ружья не выйдешь — из-за каждого угла выпрыгивают. Норовят зубами хватануть за горло да на перевал утащить. Голодно паскудам, видимо, живется. Укусы их, кстати, заживают отвратительно. Рана гниет, заразы в ней полно, без уколов не обойдешься. А я докторов с иголками на дух не переношу!
— Отку-ку-ку-да они только б-берутся?.. — Клаат развел руками. — Д-двадцать л-лет прош-шло п-после войны! А их у-уже, ка-как мух над по… по… по…
— Покойником, — подсказал Васку. — А в долине Голубой Змеи — еще больше.
— Неотвратимое влияние кризис-зон на биологию Мира, — проговорил менторским тоном Мусарош. — Никуда нам от этого, господа, не деться.
— Ну вы тоже скажете, Гонзу! — возразил Фешт. — О кризис-зонах знали еще до Первой Империи, а мутантусы расплодились в наше время. И только нам отвечать за это перед потомками!
— У-у-у них со-социальная с-структура своя, н-натуральное пр-производство и об-обмен. С-скажи, Пти-ицелов?
— Ага, — подтвердил Птицелов. — Живем мы общинами. Кто-то — главный, кто-то — не пришей упырю хвост… Фермеры скот выращивают. Но на него смотреть противно, а уж есть… Я, например, не ел. Я на охоту ходил. И помидорную ягоду выращивал.
— Влияние кризис-зон, — повторил Мусарош. — С одной стороны… А с другой — революционное внедрение атомной энергетики во все сферы. И, как следствие, каждый год — аварии, выбросы в атмосферу. Мы, господа, слили чужое и свое в один котел и водрузили его на огонь. А теперь снимаем пенку.
— Господа, вы желаете овощной икры? — спросил Птицелов, чтобы хоть как-то поучаствовать в беседе шефов.
— А давай сюда! — Фешт взял одну банку. Осмотрел выцветшую этикетку, проверил дату изготовления на крышке. — Клаат, вы желаете отведать просроченной овощной икры?
— Н-нет! — ответил Клаат. — Ч-чур меня! Б-ботулизм!
— Экий вы привередливый, Клаат, — Фешт вернул банку Птицелову. — Ваш хонтийский акцент вызывает у меня непроизвольное желание выхватить «герцог» и начать палить во все стороны. Ботулизм вы знаете, а голод — не знаете!
— А я думаю, — продолжал о своем Мусарош, — что вокруг каждой зоны колючку нужно было натянуть и гвардейцев поставить! Чтобы ни одна прямоходящая обезьяна внутрь ограждения не пробралась. А если бы пробралась, то чтобы там и осталась! Никто бы не узнал, что это такое — ядерная дубина! И тракторы наши прекрасно бы работали на бензиновых движках. И грязевики не слетелись бы сюда, как стервятники на падаль.
— Но, господин Мусарош! — подал голос Птицелов. — Разве недостаточно было расправ… в прошлом?
— О как! — отозвался Васку. — Мутант решил подбросить нам идеологическую свинью!
— П-ти-ицелов н-не знает, — сказал Клаат, — о ва-важности к-кризис-з-з-з…
— Зон, — подсказал Васку. — Господин Мусарош, вы еще не проводили с мутантом занятий?
Мусарош качнул головой и привычным жестом поймал соскользнувшее пенсне.
— Не имел такой возможности, господа.
— Н-ну ч-что М-м-м…
— Массаракш, — подсказал Васку.
— Нет! — отмахнулся Клаат. Зажмурился и проговорил: — М-м-у-у-сарош. О-о-откроем Пти… Пти… — он снова закрыл глаза, — Птицелову г-государственную т-тайну?
— Да какая это тайна? — махнул рукой Оллу Фешт. — Государственная тайна — то, что Странник — иномирянин. А о кризис-зонах слышали все мало-мальски грамотные люди.
Мусарош опустил голову.
— То, что Странник — иномирянин, это не государственная тайна, а чья-то паранойя.
Фешт принял вызов. Улыбнулся, ответив на сверкание пенсне блеском превосходных зубов:
— А много ли вам приходилось иметь дело с государственными тайнами, умник?
— Умника на башне подвесили, — парировал Мусарош. — Каждый объект, с которым работает мой отдел, есть государственная тайна в чистейшем виде.
— Гонзу, вы преувеличиваете, — Фешт погрозил коллеге пальцем. — Долгие годы свалочники, минуя кордоны, пробирались в кризис-зоны и выносили оттуда всякие побрякушки. Каждый второй делец на черном рынке имел дело с той же концентрацией государственных тайн, что и вы.
— Вот-вот, разошлись побрякушки по Миру, — сказал Мусарош, — и закончилось это попустительство ядерным ударом по Курорту. Я же говорю, питекантропы. — Он повернулся к Птицелову. — Дело в том, что с бытующими по сей день представлениями о природе Мира мы не могли изобрести ядерное оружие. Распад ядра невозможно даже представить, не имея массаракш-модели атома. Но откуда бы она взялась, когда все полагали, что живут внутри Флокена?
— Ну да, — Фешт усмехнулся. — Калу-Мошенник первым из Неизвестных Отцов додумался использовать артефакты из кризис-зон для нужд народа. Это его заслуга, что ментоскопировать стали везде и всех. Даже в захолустьях Приграничья. А потом он придумал «Волшебное путешествие». Блистательную карьеру, доложу вам, братцы, сделал. Только жадность доходягу погубила, — вдруг по-дэковски выразился он. — Вздумал продать технологию пандейцам, еле-еле ноги от контрразведки унес.
— Т-теперь д-дэк, — заметил Клаат. — К-кто бы мог п-поду-умать, г-господа.
Черты желчного лица Васку обострились пуще обычного.
— Отдал концы Калу-Мошенник, господа.
Птицелов подпрыгнул и ударился головой о верхние нары.
— К-как? К-когда? — проговорил он, заикаясь, почти как шеф грязевиков.
Васку с любопытством поглядел на Птицелова, потом рассказал:
— Мезокрыл его подсек на расчистке. Три дня пролежал Калу в лагерном госпитале. В клинику Курорта его решили не перевозить. Зачем гонять вертолет ради какого-то дэка?
— Само собой, само собой… — Мусарош с задумчивым видом почесал подмышку.
— Вот и конец Калу-Мошеннику, — Оллу Фешт щелкнул пальцами, Васку сейчас же подал ему портсигар. — От судьбы долго не побегаешь.
А Птицелов, не говоря ни слова, встал и ушел в противоположную часть бомбоубежища. Он понимал, что рискует навлечь на себя гнев начальства. Причем шефов всех трех основных секторов сразу. Но он не мог больше оставаться вместе с ними. Какая, массаракш, карьера?..
У него друг погиб! А они — «от судьбы не побегаешь»…
Птицелов сел на свободные нары, обхватил голову руками.
Уставился красными сухими глазами на разношерстную толпу сотрудников Отдела «М». И сидел так час или даже дольше. Сидел до тех пор, пока вновь не ожили динамики системы оповещения:
«Внимание! Говорит Штаб гражданской обороны Столицы! Отбой тревоги! Внимание! Отбой тревоги!»
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
От общежития на территории Департамента специальных исследований до скромного трехэтажного, если не считать подземных уровней, здания Отдела «Массаракш» рукой подать, и Птицелову не часто приходилось пользоваться транспортом. Тем более что персонального средства передвижения ему не полагалось. Да и вообще из-за проблем с финансированием таковые могли себе позволить лишь глава Отдела, да начальники секторов. Поррумоварруи разъезжал на черном лимузине модели «С-16», который сам же профессор без всякой почтительности именовал «имперским хламом». У Фешта был прекрасный пандейский двухколесный «Зартак» — нечто среднее между мотоциклом и автомобилем. Остальные довольствовались кто мотоциклами, а кто и велосипедами. У Птицелова не было даже велосипеда, но он не слишком жалел об этом. Если приходилось выбираться в город, ходил пешком или втискивался в общественный транспорт. Иногда подбрасывало начальство.