С голодухи он сожрал сразу килограммов тридцать нежного, пахнущего молоком мяса. И опять пил. Тщательно вылизал языком мех — умылся, поскреб обломанными когтями кору лиственницы, очистил их от пищи.
Обычно тигры съедают добычу целиком, находясь подле туши лося, коровы или изюбра неделю, а то и больше. Спят, пьют и едят, опять спят и вновь пьют и едят. Но Старый понимал, что сюда могут явиться люди, и тогда ему будет худо. И бросать горку вкусного мяса ему очень не хотелось. И мудрый старик придумал такой маневр: отдыхать, отсыпаться не возле туши, а на безопасном от нее расстоянии. Возвращаясь к своей добыче, он долго ходил кругами, нюхал землю, пытался отыскать подозрительные следы, зорко оглядывался, чутко прислушивался и только после этого приступал к трапезе.
Так продолжалось два дня. А на третий случилось непредвиденное: к растерзанной коровьей туше явилась стая волков. Старый еще издалека почуял ненавистный ему дух хищников. Ведь волки прожорливы чрезвычайно и питаются тем, чем и тигры. Словно сознавая кровожадность волчьей братии, гигантская кошка истребляет серых конкурентов нещадно и не успокоится, пока не задавит на своем участке последнего гангстера. Тигров называют истребителями волков. Там, где объявляются эти твари, живо исчезает таежная дичь.
Но что такое?.. Старый вдруг попятился, развернулся и побежал прочь. Дело в том, что возле своей жертвы он увидел не обыкновенных, а красных волков. Красных хищников он боялся панически. Не из-за цвета или каких-нибудь особенно агрессивных черт нрава, нет. Если в стае обыкновенных волков всего голов десять — двенадцать, то красные собираются по тридцати и больше. С таким количеством и царю дальневосточной тайги не потягаться...
Сытый и довольный, тигр-старик полторы недели отлеживался в уремном местечке, мурлыкал под нос немудреную песенку, а когда вновь начались голодные спазмы, побрел к деревне. Но не к той, из которой украл корову. Туда второй раз приходить опасно, можно поплатиться жизнью. К другой. Деревень во «владениях» тигра было, слава богу, достаточно.
Ill
Скрытый в густой осоке, он наблюдал за деревней с другого берега реки, и ничто не ускользало от внимательных глаз зверя. Вон прошла старуха в длинном черном платье и блеклом платке в горошинку. Темную морщинистую руку оттягивала непосильная ноша — ведро с водой. Потом в подшитых валенках, несмотря на жару, с сучковатой палкой в руке проплелся согнутый годами в три погибели дед, чуть ли не подметая пыль желтой от табака бородой. Молодежи в маленьких дальневосточных деревеньках почти нет: разбежалась по городам да крупным селениям. Не по силам, не по нутру ей извечный труд отцов и дедов — охотников-про- мысловиков...
Вот и солнышко з^ сопку горбатую скатилось, й пастух скотину по домам развел. И деревня заснула. На покой она отходила вместе с курами.
Тигр неслышно погрузился в воду и переплыл реку.
Без всплеска он вылез в камышовых зарослях и, прижимаясь к земле, пополз к длинному бревенчатому строению — свинарнику, оттуда вкусно, жирно пахло живым мясом. То и дело вожделенный запах псины, доносившийся из деревни, заставлял Старого поворачивать голову, облизываться, но он подавлял искушение отведать лакомства.
Наконец зверь возле свинарника. Крадучись обошел строение. Раздумывал: сделать подкоп? Сломать ударами лап дощатые ворота? На подкоп уйдет немало времени, ломать ворота — значит поднимать сильный шум. Все-то он понимал...
Старый махом вспрыгнул на дранковую крышу. Жиденькое замшелое перекрытие прогнило от времени и сырости.
В том месте, где стоял тигр, крыша вдруг прогнулась и рухнула под тяжестью тела. Зверь упал прямо на спины отдыхавших свиней. Животные тотчас подняли невообразимый визг. Старый оставался в замешательстве считанные секунды. Ударом лапы он убил первую попавшуюся свинью и с добычей в зубах через прореху крыши перемахнул на волю. Пожирать тушу возле свинарника не решился, переплыл с нею на другой берег.
Хищник вдосталь нажрался жирного парного мяса. Половину туши оставил. Попив водицы и немного передохнув, он вновь явился к свинарнику и тем же манером добыл другую свинью. Притащил ее к месту трапезы. Все было тихо... Старый решил зарезать третью и оттащить всю добычу подальше от деревеньки. Он заготовлял пищу про запас.
Он уже собрался вспрыгнуть на крышу, когда сверху вдруг ударил упругий слепящий луч фонаря.
— Стервь! Морда нахальная! Вот я тте щас покажу!..— Из прорехи крыши высунулась голова с окладистой бородой. Затем воздух вспорол гулкий, как из пушки, выстрел. Сноп пламени вырвался из дула древней берданки.
То, заслышав свинячий визг, пожаловал деревенский сторож. В прошлом опытный охотник, он сразу понял, кто учинил здесь разбой.
Стрелял сторож в воздух. Для острастки. Чтобы отогнать «тигру» от деревни.
IV
За два месяца тигр совершил семь краж скота из деревень, «причинив убыток колхозам на сумму 1163 руб. 72 коп.» — так с точностью до медяшек подсчитал корреспондент районной газеты в опубликованной заметке. Жертвами зверя стали еще лошадь, телка, две козы и шесть свиней. Начальство района, равного по площади солидной европейской стране, отдало распоряжение об уничтожении хищника. Охотинспекция и ученые-зоологи разрешили отстрел тигра. Прекрасного, редчайшего зверя, занесенного в Красную книгу, охраняемого законом, поджидала смерть от беспощадных карабинных пуль...
Мера, предпринятая людьми, была жесточайшая, но совершенно необходимая. Уж исстари так повелось: тигров, давивших домашнюю живность, приговаривали к смерти. Опасались за жизнь человека. Ведь хищник, промышляющий на скотном дворе, может зарезать и человека: он тоже пахнет живым мясом, добычей. Встречались в дальневосточной тайге тигры-людоеды. И всегда сраженный пулей зверь оказывался или очень старым, или пораженным тяжелым недугом, не способным добывать верткую таежную дичь.
По карте района работники охотинспекции определили приблизительный маршрут тигра и те деревни, в которые он мог зайти. За околицами этих деревень, в тайге, непременно с подветренной стороны, были построены лабазы — жердяные настилы на деревьях, на пяти-шестиметровой высоте. Туда забрались стрелки из числа добровольцев; внизу, за ствол, была привязана живая приманка — коза, неспокойная и крикливая.
С вершины сопки Старый долго наблюдал за деревней, что вытянулась внизу, на излучине реки. Приближаться к человеческому жилью ему очень не хотелось: две недели назад, когда он зарезал телку, за ним погнались люди. Едва ноги унес, пули и жаканы чудом не попали в цель. Но голод неудержимо гнал зверя к селениям, где находилась такая легкая и такая опасная добыча.
«Ммээ-ээ-э!..» — вдруг послышалось снизу.
Старый как бы весь обратился в слух. Тело вытянулось в струнку, пасть напряженно ощерилась. И когда раздался повторный крик, тигр бесшумной полосатой торпедой ринулся к подножию сопки.
То обстоятельство, что животное кричало не в селении, а в тайге, ничуть не насторожило зверя. То коза, то корова частенько отбивались от стада, и это лишь облегчало охоту.
Наконец среди деревьев замелькало белое пятно, в нос ударил запах живой приманки. Старый отрезал козе путь к деревне. Он хотел отогнать ее подальше в тайгу и с этой целью показался домашнему животному. Коза громко закричала и закружилась на привязи вокруг ствола. И привязь не насторожила хищника, потому что он был диким свободным зверем и не знал, что такое цепь или веревка.
Старый спружинился, изготовился к прыжку.
Оглушительного звука карабинного выстрела тигр не услышал: пуля, попавшая в голову, на какое-то время лишила его сознания. Но вот чувства вновь вернулись к нему. Тяжело, смертельно раненный зверь из последних сил пополз в чащобу, прочь с этой поляны-ловушки. Громыхнул второй выстрел. Старый ткнулся лобастой головою в мох и замер навсегда.
С лабаза спустился стрелок, пожилой мужик. Он присел на корточки возле мертвого тигра, покачал головою. Вслух выругался. Потом отвязал насмерть перепуганную козу, закинул за плечо карабин и побрел в деревню, хмуро сдвинув брови. Претило ему, профессиональному охотнику, не раз выходившему один на один с разъяренным медведем, вот такое подлое, из-за угла, убийство. И то, что убийство это было совершенно необходимым делом, ничуть не успокаивало его.
Веками охотился в дальневосточной тайге человек с винтовкой, выбивал нещадно несказанную красу здешних мест — гигантских кошек. Нынче пора бы одуматься. На всем Дальнем Востоке ухитрились пересчитать тигров, как кур на птицеферме. Их полторы сотни штук осталось...
Запаршивевшую, стертую, в лишаях, кишевшую блохами шкуру старого тигра пришлось облить соляркой и сжечь, она ни на что не годилась. И мясо хищника не пустили на корм скоту: как определил ветеринар, оно оказалось зараженным гельминтами — паразитическими червями. Тушу облили известью и зарыли в глубокой яме.
V
Весною ему минуло десять лет, и он был в самом расцвете сил, отменного здоровья. Это был на удивление крупный амурский тигр, самец с прекрасным густым мехом затейливого узора и расцветки, сталеподобной крепости клыками; мышцы так и перекатывались на гибкой спине и широкой груди. Весил Молодой (назовем его так) три с половиной сотни килограммов, а в длину вытянулся на три метра, не считая метрового хвоста. Ни в схватках с таежным зверьем, ни в брачных битвах с сородичами за право обладания самкой он еще не знал поражений. Врагов у него не было. Кроме человека. Но деревни и поселки тигр обходит стороною. Унаследованным от прародителей инстинктом он испытывал страх перед людьми, которые на протяжении столетий выбивали тигров.
Приближался к человеку Молодой лишь дважды, учуяв сладостный запах собачатины. Один раз в кромешной тьме он подстерег на таежной тропе всадника. Это был лесник. Он возвращался из дальнего объезда и держал на длинном поводке свою промысловую лайку. Тигр так ловко и бесшумно прикончил пса и перерезал, как бритвой, зубами новодок, что человек почувствовал неладное только тогда, когда подтянул к себе противоположный конец дубленого ремня.
Другой раз, тоже ночью, он подкрался к стоянке геологов и сорвал с цепи легавую; утром бородачи обнаружили характерные следы хищника и поняли, кто учинил разбой.
Зачем Молодому людские селения? Его не интересовала домашняя живность. У него были острые, крепкие клыки, острые когти, чудовищная сила, молниеносная быстрота реакции, и он мог добыть себе любую таежную тварь.
Стадо кабанов разбрелось по таежной поляне, с хрюканьем, тяжкими вздохами животные пропахивали землю, выискивали корневища лакомых растений. Тигр наблюдал за ними, распластавшись за стволом кедрача. Вот совсем рядом прошел в траве старый секач. Из нижней челюсти торчали здоровенные клыки. Тигр беспрепятственно пропустил животное. Лет шесть назад, будучи неопытным подростком, он видел поединок секача и взрослого, матерого тигра и воочию убедился, что нападать на этого неуклюжего с виду зверя очень опасно. Секач с необычайным проворством увертывался от ударов лап тигра. Раза два гигантская кошка все же «приголубила» противника. Но когти хищника лишь скользнули по крепчайшей, как металл, коже секача. Кроме того, у кабана толстый слой жира (до десяти сантиметров), и, пока доберешься до жизненно важных органов и артерий, с тебя сойдет семь потов. Тот поединок кончился трагически для тигра: потеряв терпение и самообладание, хищник прыгнул на врага, а секач изловчился и, как острым охотничьим ножом, распорол клыками неудачливому добытчику брюхо от груди до паха...
Опасный враг скрылся из виду, и вскоре перед глазами Молодого появилась свинья. Рыхлая, сильно раздобревшая, она уткнула рыло в землю и смачно, влажно зачавкала. Тигр отполз немного в сторону, с тем чтобы прыгнуть на нее сзади. Он всегда нападал сзади или сбоку и никогда спереди, с головы. Длинный — шестиметровый — прыжок был выверен до сантиметра. Прежде чем оседлать свинью, он страшным ударом лапы перешиб ей хребет. И тотчас придавил тяжестью тела, подождал, пока она не перестала биться. Затем схватил зубами за жирную шею и бесшумно, привидением, исчез в дебрях.
Кабаны, что паслись поблизости, бросились в гущу стада. Они почуяли недоброе, но так и не поняли, что же произошло на самом деле.
Четыре дня сытый, успокоенный зверь не подходил к стаду, однако и не упускал его из виду. А на пятый, проголодавшись, ловко и бесшумно, почти не потревожив других кабанов, добыл годовалого поросенка. Молодой уже два месяца пас стадо, как очень точно говорят охотники-дальневосточники. Бывалые люди, они не перестают восхищаться удивительной способностью «пастуха» без лишнего шума добывать кабанов, пожирать их, но при этом не расколоть, не разогнать довольно пугливых животных. И Молодой мог бы отменно жить возле кабанов, пока не была бы добыта последняя свинья, не убит последний поросенок. Но от обильных харчей, постоянной сытости тигр потерял осторожность. Однажды он задавил свинью, не заметив отдыхавшего рядом с нею в густой траве секача. То ли от сильного испуга, то ли защищая свою подругу, самец бросился на хищника (обычно секачи первыми не нападают) и располосовал клыками бок наглецу. Молодой убежал в дебри и там рычал и кашлял в сильном раздражении. Крепкий и чудовищно сильный, он мог бы потягаться со старым секачом — вовсе необязательно, что тот одержит верх в поединке,— но вовремя одумался и решил не испытывать судьбу. Береженого и бог бережет. И Молодой оставил кабанье стадо и побрел по своему обширному охотничьему угодью в поисках другой, менее опасной дичи.
Время от времени Молодой «садился на диету» и питался одной рыбой. Ловец он был удачливый, выхватывал когтями рыбин из воды с ловкостью необыкновенной. А нынче на нерест в верховья рек пошла горбуша. Разве можно упустить такую легкую и обильную добычу?
Тигр отыскал мелководье, перекат. Как заправский браконьер, он сообразил, в каком месте лучше выбирать горбушу. Именно выбирать, а не ловить, потому что рыба шла нескончаемыми косяками так плотно, что тыкалась скользкими мордами в лапы Молодого, стоящего по колено в воде, сама попадала в когти тигра. Выбирал он, не ведая строгих законов рыбоохраны, только самок. Тут же, стоя в воде, распарывал им брюхо, слизывал икру, а тушку бросал обратно в реку. Гурман он. Падаль проглотит разве что в дни жестокого голода.
Однажды, лакомясь икрой горбуши, тигр услышал позади какие-то подозрительные звуки и быстро обернулся. То, гремя камнями, по косе двигался бурый медведь. Видно, косолапый тоже решил отведать рыбки да икорки и пришел к перекату.
Молодой находился с подветренной стороны, нежданный гость не учуял хищника, а зрение у медведей неважное, не разглядел он грозного врага.
Молодой мгновенно решил оставить свою рыбную диету. Он лег на замшелые камни переката, как бы слился с ними. Это только на первый взгляд шкура тигра ярка; на самом деле бегущего по тайге или дремлющего хищника заметить очень трудно.
Медведь наконец подошел к кромке берега. Здоровенный, с вислым, тяжелым задом. Молодой нащупал лапами твердые, не скользящие камни, спружинился, изготовился к прыжку. Он не раз добывал медведей, как белогрудых, гималайских, так и бурых, и знал, что в поединке с ними все решает неожиданность, искрометная стремительность нападения. Заранее учуял тебя мишка — табак дело. Ведь силы и выносливости ему не занимать; неизбежные в битве ранения, потерю крови он перенесет значительно легче тигра.
Пора!.. Молодой прыгнул, подобно яркой диковинной рыбине, идущей на нерест через каменные преграды. Он сшиб с ног стоящего боком медведя. Два разнотонных звука надолго повисли в воздухе — медвежий рев и тигровое рычание. Затем рев косолапого оборвался. Он лежал в луже крови с развороченной холкой и перегрызенными шейными позвонками. Молодой распластался рядом с тушей и некоторое время дышал с тяжкими хрипами. Затем побрел к реке и, прежде чем приступить к трапезе, много и жадно пил.
И в жестокие и сладостные времена гона ему везло, никогда он не оставался без самки. Право на любовь завоевывал сильнейший, уж так распорядилась природа, заботясь о здоровом потомстве.
В последний гон единственную тигрицу преследовали сразу пять самцов, не считая Молодого, и каждому соплеменнику предстояло дать бой. Гонимые могучим инстинктом, с налитыми кровью глазами, звери потеряли всякую осторожность.