Дальше было про то, что «можно дружно верить в завтра, вспоминать в пути родню, мчаться в брюхе динозавра и придумывать меню», и про то, как можно честно вместе жить, если в брюхе динозавра, даже в брюхе динозавра всем заботливо дружить. Но это уже пели все вместе! Даже будущий космонавт Перчиков. Даже Моряков.
И Борщику стало так приятно, что, присев на свою раскладушку, стоявшую под хвостом гигантского ящера, он расчувствовался, оттаял и вздремнул. Не то чтобы совсем уснул, а просто стал аккомпанировать прекрасному баритону Федькина нежным прихрапыванием.
Ему виделась жаркая Антарктида, по которой среди пальм и папоротников прогуливались какие-то симпатичные динозавры.
Они покачивались и пели голосами Федьки- на, Морякова, Матрёшкиной про него, про Борщика, и он им аккомпанировал, пока какой-то молодой динозавр голосом Сол- нышкина не сказал:
— Вы подумайте, его уважает будущий великий певец, про него поют, а он завалился и похрапывает, как бегемотик! Видали?!
Борщик испугался, Борщик юркнул от него в брюхо динозавра. По брюху динозавра он бежал от динозавра. Брюхо урчало, плюхало, бренчало на гитаре! Кок уже слышал позади себя грохот и хохот!
Но вот впереди показался какой-то выход, Борщик бросился к нему, с криком подпрыгнул и врезался головой в трюм. Судно дрогнуло, дёрнулось — и, проснувшись в рубке, вздремнувший от счастья Пионерчиков закричал:
— А-а-а!
— Увидел! Наверное, увидел живого! — решили все и заспешили наверх. Но, выбравшись, услышали, что Пионерчиков изо всех сил кричит:
— Ура! Та-ри-о-ра!
Все бросились к носу, где Верный всё ещё рычал, поскрёбывая лапами палубу, и увидели возникающий впереди такой знакомый остров.
Теперь все, буквально все смотрели на Солнышкина, которому оставалось нырнуть, раскрыть раковину и выложить на стол жемчужину в сотню тысяч долларов!
И только потирающий вторую на судне за сутки огромную корабельную шишку Борщик всхлипнул:
— Какая Тариора?! Впереди — айсберг. Мы с вашими парусами вернулись в Антарктиду!
Солнышкин и Перчиков смотрели вперёд. Там желтели бананы, пылали орхидеи, там среди птиц качали кокосовыми верхушками пальмы.
Но впереди действительно поднимался громадный знакомый айсберг, в котором просматривались ниши от двух фигур. А на берегу бегали такие знакомые команде фигуры, что только ой-ой-ой! Палуба замолкла.
— Но этого не может быть! — поразился Моряков.
— Не может! — чётко подтвердил Челкашкин. — Не может! Ничего подобного науке пока не известно!
Но всё это было. И не только это!
Две знакомые всем фигуры вдруг начали почему-то заносить друг над другом огромные дубины. Дело пахло вооружённым конфликтом, и не терпевший кровопролития Моряков скомандовал:
— Бот на воду!
ПРОТИВ ВСЕХ ЗАКОНОВ НАУКИ!
Через несколько минут бот, в котором сидели Верный, Перчиков, удивлявшийся отсутствию представителей племени, Солнышкин, Челкашкин, Моряков и Матрёшкина с сумкой бинтов, обогнув айсберг, врезался в песок.
Команда вылетела на берег, и навстречу своим старым спутникам выбежали, протягивая руки, загорелый, отощавший Хапкинс и румяный распузырившийся артельщик.
— Солнышкин! Перчиков! — радостно сверкнул своим золотом Стёпка и бросился их обнимать, искренне радуясь тому, что команда цела и невредима. — Живы! А мыто думали, что вы уже тю-тю!
Верный зарычал, а Челкашкин удивился:
— А что значит тю-тю?
— Ну, того! — показал артельщик большим пальцем вниз. — Ушли на дно.
—Ас какой это стати мы — тю-тю на дно? — спросил Перчиков, ещё больше озадаченный тем, что, кроме артельщика и Хапкинса, их никто не встречает.
Но Моряков, потрясённый и обрадованный происшедшим, всплеснув руками, воскликнул:
— Мы-то что! Вот то, что вы живы, — вот это да! Потрясающе, поразительно! Это же против всех законов науки!
И Челкашкин хотел что-то заметить по поводу науки и по поводу того, что сегодня видел во сне, но снова заговорил Стёпка:
— А мы живы, и даже очень! Правда, мистер Хапкинс? — переполненный радостью, сказал он. — Живы и, кажется, неплохо обживаем мой остров!
— Чей? — удивился Перчиков.
— Мой, — гордо повторил Стёпка,
— С какой это стати? — изумился обрадованный было Солнышкин. — Это ещё с какой такой стати твой? По-моему, править островом приглашали Перчикова! Или забыл?
— Конечно, помню, — сказал Стёпка. Он хорошо помнил лодки догонявших их островитян, грохот копий, щиты воинов и особенно обещание вождя скармливать Перчи- кову ежедневно жареного поросёнка. — Конечно, это я помню. Но я здесь, — живо придумал он, — последнее время добровольно замещал Перчикова и ухаживал за памятником ему.
«Каким ещё памятником? » — хотел спросить Перчиков, но Стёпка поторопился радостно сообщить:
— А совсем недавно я даже стал президентом.
— Кем? — спросили все разом.
— Президентом! — выкатив глаза, повторил Стёпка.
Тут вынырнувшие дельфины подняли отчаянный свист, а Челкашкин, прищурясь, сказал:
— Вы что, не видите, что у человека явная эйфория. Эйфория! — повторил он.
—А что это такое?—спросил кто-то, и прежде всего сам встревожившийся артельщик.
— Это когда человека от легкомыслия несёт куда попало и сам он тоже несёт что попало! — Доктор произвёл игривые вальсирующие движения рукой.
— Ну зачем же так, доктор, — укоризненно заметил Моряков. — Надо всё-таки учитывать: люди десять лет провели в льдийе.
— Я вам про это и говорю. Вот результат! Попробуйте просидеть десять лет в льдине вы — и посмотрим, что с вами произойдёт.
Хапкинс только спросил: «Десять?» —И, закатив глаза, хлопнулся в песок! К нему сразу бросилась с каплями Матрёшкина, а ошалелый вдруг артельщик завращал глазами и сказал:
— Вы что, фью-фью? Каких десять лет? Вы же только возвращаетесь из рейса!
— Из какого рейса? Мы сделали уже десять рейсов! Да каких! — уставился носом в артельщика Перчиков. — У Пионерчикова дети уже топают во второй класс и стараются пронырнуть на весёленькие фильмы. Мы весь шарик избегали. А в какую историю мы с Солнышкиным влетели в Гонконге к пиратам! — крикнул начальник рации. Он, однако, промолчал, что за это самое время едва не побывал в космосе.
Стёпка замигал. Он вдруг заметил: загорелые старые приятели и впрямь как-то изменились, посолиднели и даже поседели. А у Верного от седины серебрилась вся шерсть.
Неожиданно для себя Стёпка подпрыгнул так, что рядом подпрыгнули все.
— Ну ты, не бегемотничай, — посоветовал Перчиков. — Остров рухнет! Держи свои ноги в руках...
Стёпка хотел сказать, что сам удивлён случившимся, но вместо этого почему-то снова пропел:
— А я за это время действительно стал президентом. Единогласно! — проговорил он.
Солнышкин вздохнул: вместо того чтобы удивляться невероятному событию, говорить о том, как плавали, где дрейфовали, все втягивались в какую-то глупую ерунду!
Но Верный заворчал. Лично он, по крайней мере, единогласно проголосовал когда- то за Перчикова собственным хвостом!
— Не верите? — спросил Стёпка. — Спросите у Хапкинса. Я уже тут кое-что переименовал и принял несколько указов.
— Каких указов? — удивился Солнышкин.
— Территория острова с бананами, кокосами, черепашьими яйцами принадлежит и подчиняется мне...
Солнышкин подскочил, но Челкашкин его осадил:
— Ну вы что, не видите, его нужно обследовать. — И тут же обратился к Стёпке: — А ну-ка, президент, откройте рот, скажите — а-а-а!
— Покажите доктору рот! Диссертацию о носах он уже защитил, — усмехнулся Перчиков, которого заботило сейчас одно: куда делось население Тариоры?
— Так десять лет во льду! — объясняя ситуацию, поднял вверх палец Челкашкин.
— А в голове всё то же! — безнадёжно вздохнул Перчиков.
Солнышкин тоже махнул на всё это рукой и пошёл к берегу: у него заботы были куда поважней. Тем более, что в стороне от айсберга Матрёшкина уже сидела верхом на красноносом дельфине и кричала:
— Ну где ваши сокровища?
При этих словах стоявший с открытым ртом артельщик едва не клацнул зубами. Он хотел крикнуть, что уже принял указ о сокровищах в своих территориальных водах, но увидел впереди острый плавник и осёкся.
А Солнышкин уверенно махнул рукой: «Сейчас будут! Никаких проблем!». Он разогнался по хрупнувшему коралловому песку, оттолкнулся от берега — и сразу почувствовал себя так же, как десять лет назад.
ВСЁ БЫЛО, БЫЛО, БЫЛО!
Так же навстречу бежали волны, так же, и даже ещё приятней, шелестя спрашивали: «Хорошо, Солнышкин?»
Так же весело бубнил ветерок: «Хорошо?» И Солнышкин, рассекая крепкими руками воду, словно бы отвечал: «Хорошо! Ещё как хорошо! » Тем более что впереди, держась за дельфинью спину, покачивалась Матрёшкина и с улыбкой показывала в глубину: «Пошли?»
«Ещё бы», — кивком согласился Солнышкин и сильным гребком потянул её за руку. Ему давно хотелось показать ей это удивительное место. И не из-за богатств, а просто так. Ведь как приятно открыть близкому человеку то, что понравилось тебе самому.
И если не рассказать (чтобы не глотнуть от восторга хорошую порцию солёной воды), то хотя бы показать жестами: смотри, какой прекрасный коралловый куст. А вон, видишь, стайкой замелькали алые рыбки. Это коралловые рыбки! А сейчас вильнёт хвостом рыба-игла, а за ней, вон, вон — огромная актиния! Видишь, как колышутся её прозрачные пальчики?
А дальше старый рак-отшельник. Ха-ха! Да он поднял клешню и наверняка приветствует давнего знакомого:
— А, явился? Давно пора! Привет, привет, Солнышкин!
Жаль, Перчиков где-то застрял, а то можно было бы хорошо повспоминать, как они здесь весело пускали пузыри и спасались от акулы.
А вот, шелестя плавниками, остановилась и уставилась на них глазастая рыба, будто произнесла:
«Да вы не один, Солнышкин? Интересно- интересно...»
Наконец протянулся и вспыхнул целый коралловый сад, его фантастические ветки.
Матрёшкина, покачав головой, заколдовала рядом, то едва прикасаясь, то поглаживая над ними воду.
Солнышкин сиял, как светлячок, и чуть не захлёбывался от счастья, что смог доставить такую радость хорошему человеку!
— Нравится? — спросил он, когда, отфыркиваясь, они вынырнули, чтобы глотнуть воздуха.
« Вы мне очень нравитесь, Солнышкин », — посмотрела в ответ Матрёшкина. И они снова нырнули туда, где должны были сиять от перламутра целые жемчужные россыпи.
Но что-то сразу же, вдруг незнакомо переменилось.
Коралловый сад рядом исчез, будто куда-то сорвался. Дно быстро покатилось в глубину. И внизу засияла чёрная жутковатая бездна.
Солнышкин оглянулся. Нет, сзади них всё было знакомо, всё по-прежнему. Ошибки не было. Но впереди колебалась тёмная пустота.
Не было ни кораллов, ни водорослей, ни рыб, а снизу стайками вылетали пузыри и навстречу тянулись струи тёплой неприятной воды.
Солнышкин заволновался. Он вдруг увидел, как вырвавшаяся вперед Матрёшкина странно повернулась, закружилась на месте и, тихо расслабив руки, стала опускаться вниз.
«Стой! — почти крикнул Солнышкин. — Стой!» — И, быстро скользнув под Матрешки- ну, он стал грести к плескавшемуся наверху солнцу, но неожиданно и сам почувствовал, как у него слабеет голова, тяжелеют руки...
Только кто-то поднырнувший под него, вытолкнув, понёс их к берегу. И, приходя в себя, Солнышкин заметил рядом знакомый красноватый дельфиний нос и тут же услышал голос Матрёшкиной:
—А вы настоящий мужчина, Солнышкин.
В другое время для него, возможно, не было бы ничего приятнее. Но только не теперь.
Сейчас в его голове было одно: «Всё рухнуло!»
Жемчужной площадки не было! Не было! Она исчезла...
Теперь наверняка кое-кто — хотя бы Челкашкин — скажет:
«Вот вам и Солнышкин! Начитался книжек с благополучным концом. Вот вам и результат!»
А уж Борщик точно заноет:
«Жемчужина! Сокровища! Лучше скажите, из чего мне жарить котлеты!!!»
— Ну что, набрали? — раздался неподалёку голос Перчикова, который рассматривал какую-то скульптурную группу.
— Нет! — почти испуганно воскликнул Солнышкин. — Всё пропало!
— Как нет? Не может быть! — не поверил Перчиков. Он тоже был убеждён, что почти все проблемы уже решены и на берегу их ждёт Тортилла с Золотым ключиком.
— А ты не ошибся? — спросил он. — Пошли проверим!
Они проплыли вдоль всего берега, вспоминая, как Солнышкин ехал верхом на черепахе, как выбрался из воды с распухшей щекой Стёпка, покусанный акулой. Всё это было здесь! Здесь, и нигде больше.
Но сейчас ничего подобного не было. Нет, черепахи были! Они плавали, ползали. Но никаких жемчужин, никакого Золотого ключика.
В какой-нибудь сотне метров от берега начиналась бездонная пугающая глубина — и никаких раковин, никаких жемчужин...
— Может быть, вы оба начитались каких- нибудь благополучненьких историй? — так и спросила вдруг Матрёшкина. — Это ведь бывает...
— Обижаете! — оскорбился Перчиков. — Всё было! Было! Но что-то здесь произошло. Что? — задумался он.
А красноносый дельфин вдруг приблизился к полоскавшей подсохшие ножки Матрёшкиной и опустил ей в ладонь крохотную, но очень красивую жемчужинку, будто тоже сказал:
«Видишь, было!»
— Что-то произошло! — повторил Перчиков и кивком пригласил друзей к собственному монументу, который ему воздвигли его верные соплеменники задолго до космического полёта.
Солнышкин и Матрёшкина с почтительным изумлением смотрели на изваяние. А сердоликовый Перчиков иронично поглядывал на живого и в то же время бросал взгляд куда-то вдаль.
— Так это же вы! — наконец сказала известная яхтсменка.
— То-то и дело, что я. Я, Перчиков, друг и вождь племени, — усмехнулся он. — Но вождь — есть, а племени — нет! Племени, создавшего эту интересную скульптуру, — нет! Я обошёл всю деревню! Дом вождя есть, бунгало жителей есть, кресла из черепашьих панцирей, банановые рощи — вот они! А людей — нет. Загадка. Загадка! Площадки, усеянной жемчужными раковинами, нет. Загадка? Загадка! Странное поведение дельфинов, их крики — загадка.
— И как нам добраться домой, — вздохнул Солнышкин, — загадка!
Дельфин стал бросаться от берега в сторону. Возвращаться и бросаться! Возвращаться и бросаться!
А Матрёшкина подвела итог:
— Надо думать. И делать кое-какие выводы. Это главное. — Она положила руку Солнышкину на плечо, потому что вывод был один: надо надеяться только на себя. Никакого Золотого ключика ни одна Тор- тилла здесь больше не подкинет.
Качались лианы, кричали попугаи, шумел океан, но никто сейчас на это не обращал внимания.
СНЫ, КОТОРЫЕ НЕ СНЯТСЯ ЗРЯ
Сообщением Солнышкина и Перчикова капитан и доктор были просто огорошены!
Моряков из-за того, что поддался таким ненадёжным некапитанским надеждам, а Челкашкин — всему сразу. Во-первых, частичным совпадением сна и действительности. Его и в самом деле будто макнули головой в спирт! Ведь это же артельщик — во сне — кричал: «Челкашкина в спирт!»
Во-вторых, для определения состояния двух пациентов из айсберга нужна была целая лаборатория, а у доктора, кроме градусника, клизмы и ланцета, ничего никогда не было!
А в-третьих, возможно, именно в айсберге этот бегемот Стёпка накопил такую энергию, что от его прыжка рухнула драгоценнейшая часть острова!
Услышав эти рассуждения, Стёпка хотел было возмутиться, но при одном слове «бегемот», оглядываясь, прикусил язык. Тем более что всех снова подбросило.
— Ну что я вам говорил? — воскликнул доктор. — Он только пошевелится — и вот вам результат: земля вздрагивает! Надо немедленно проверить айсберг, а насчёт жемчужин — проверить и его самого.
Верный заворчал. А Стёпка всхлипнул:
— Что за подозрения! Человек просидел десять лет во льдах. Представляет собой научную ценность, а его оскорбляют...