Священное Писание завершается человеческим образом Бога в Откровении Иоанна, которое как бы собирает воедино видения всех пророков: “И вот, престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий. И сей Сидящий видом был подобен камню яспису и сардису; и радуга вокруг престола… И от престола исходили молнии и громы и гласы, и семь светильников огненных горели перед престолом, которые суть семь духов Божиих; и перед престолом море стеклянное, подобное кристаллу; и посреди престола и вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади… и ни днем ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет… И видел я в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями” (Откр. 4:3-5:1).
Всевышний, приходя на землю в виде Божественного Человека, ослабляет воздействие Своих Энергий, чтобы земля и весь мир не расплавились от Его приближения. Адам и Авраам обращались с Ним так же естественно, как любой человек обращается со своим отцом или наставником.
3. Лица Моего нельзя тебе видеть.
Но тот же Божественный Человек может являться по другому: слегка приоткрыв пылающий огонь своих энергий – именно таким Он открывается Моисею. “Были громы и молнии, и густое облако над горою и трубный звук весьма сильный; и вострепетал весь народ, бывший в стане… Гора же Синай вся дымилась от того, что Господь сошел на нее в огне; и восходил от нее дым, как дым из печи, и вся гора сильно колебалась” (Исх.19:16-19). И все же Моисей и семьдесят старейшин видят Яхве (по Септуагинте, старейшины видят не Его самого, но лишь “место, где стояли ноги Его”) и остаются живы (Исх.24:10-11). Правда, старейшины видят Его издали (Исх.24:1) и только Моисею разрешено приблизиться. Но и это приближение – только частичное. Когда Моисей просит у Яхве, чтобы Он показал ему Славу Свою(Слава, евр. ШЕКИНА: это и есть Божественная Энергия), то Господь отвечает: “Лица Моего нельзя тебе видеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых… Когда же будет проходить Слава Моя, Я поставлю тебя в расселине скалы и покрою тебя рукою Моею, доколе не пройду; и когда сниму руку Мою, ты увидишь Меня сзади, а лицо Мое не будет видимо тебе” (Исх.33:18-23). Пытаясь разрешить противоречие между невидимостью Бога и Его явлением Моисею, еврейские теологи говорят, что явился не Сам Яхве, но “Ангел Лица Его” (Ис.63:9): по существу, это и есть Божественный Человек.
В абхазских религиозных представлениях есть понятие АНЫХА-ЧА*А:это есть АНЫХА как прообраз совершенного человека. Когда хотят выразить мысль, что в человеке сочетаются совершенная внешность с высокими духовными качествами, то о нем говорят: “он подобен АНЫХА-ЧА*А”. В современном литературном абхазском языке слово ЧА*А иногда применяется к скульптурному изображению, статуе человека. АНЫХА-ЧА*А можно считать тождественным понятию Небесного Кузнеца ШЬАШЪЫ, о котором мы будем говорить ниже. Производное выражение ИАРА АХЬЁ-А*ША ИЧА*ЕИТ:он приобрел бессмертную славу. В разнообразных выражениях АЧА*А(РА) означает: завершать, доводить до совершенства, поднять до высшего уровня.
АНЫХА-ЧА*А может пониматься как полнота , совершенство Божественного проявления в зримом облике человеческого тела; можно даже сказать, что АНЫХА-ЧА*А представляет собой идеальный прототип тварного человеческого тела и человека в целом: с телом и душой. “Я прозреваю в тебе твой идеальный образ” – так можно понять абхазское выражение САРА УАРА БЗИА УЗБОИТ: букв. “я тебя хорошо вижу” – употребляется в смысле : я тебя люблю. Здесь можно усмотреть один из корней абхазской народной эстетики. Суть этой эстетики – соответствие внутреннего и внешнего, духовного и телесного, идеального и реального. Поскольку все это восходит к Божественному прототипу человека, то в этой связи обретает свой истинный смысл знаменитое изречение Достоевского: “красота спасет мир”, ибо это красота Самого Бога. Та путаница в этом вопросе, которая характерна для деятелей русского религиозного возрождения начала века, связана с неясностью или ошибочностью представления об этом Божественном прообразе человека.
4. Видимость и невидимость Бога.
Итак, Авраам, Даниил, Иоанн видят человека и знают, что это Бог. Как это можно понять, не впадая в язычество? Здесь нет другого ответа, кроме того, который дается учением св. Григория Паламы о Божественных Энергиях, принятым Константинопольским собором XIV в. Бог невидим по Своей сущности, но видим в Энергиях; при этом Энергии Божественны, т.е. служат проявлением той же самой сущности. В то же время мы знаем, что Бог есть Троица, а Даниил и Иоанн видят Его в образе одного человека: Ветхого днями, Сидящего на престоле. Кого же они видят? Церковное предание утверждает, что они видят Иисуса Христа в Своей Божественной природе – и в этом сомневаться невозможно . Но можно ли, как нередко делают, прямо отожествлять Его со Вторым Лицом Св. Троицы?
Такое отождествление приводит к явному противоречию с самой сутью тринитарного догмата: Три Лица имеют единую природу. Видимость или невидимость , воплощаемость или невоплощаемость безусловно являются свойствами природы. Если Второе Лицо видимо и воплощаемо, то Первое Лицо также должно быть видимым и воплощаемым; если Первое Лицо невидимо и не воплощаемо, то Второе Лицо также невидимо и не воплощаемо. Все это относится также и к Третьему Лицу. Кто же Тот – условно назовем Его Божественным или Небесным Человеком – Которого видели пророки?
Единственный выход из этого затруднения мы видим в том, чтобы признать: Божественный Человек (Небесный Человек, Ветхий днями, Яхве, Сидящий на престоле, Иисус Христос в своей Божественной природе, абхазский Шьашъы, Аныха-Ча8а) есть предвечное воплощение всей Святой Троицы. Материей воплощения служит собственная Энергия той же Св. Троицы; в этом смысле можно говорить о Божественной телесности или о нетварном Теле Св. Троицы. Поскольку Бог, оставаясь Богом, становится также и тварным человеком, то это и позволяет апостолу сказать об Иисусе: “в Нем обитает вся полнота Божества телесно” (Кол.2:90).
5. Не три Бога, но один Бог, не одно Лицо, но три.
В каком-то смысле, который для нас еще не вполне ясен, Божественный Человек, Сын Божий, открывает Троицу под аспектом Второго Лица; совокупность же или полнота Божественных Энергий открывает Троицу под аспектом Третьего Лица, Св. Духа. В связи с этим мы исповедуем рождение Сына от Отца и исхождение Духа от Отца. С Лицом Отца каким-то особым образом связана Божественная непостижимость и непроявленность, которая есть свойство единой природы Св. Троицы.
В процессе Богопознания под именем Отца сначала понимался Единый Бог, Который постепенно открывался как Триединый, как Св. Троица; имя Отца при этом было перенесено на Первое Лицо. Имя Сына Божия как предвечного нетварного образа Единого Бога, как Божественного первообраза тварного человека, соборным разумом Церкви стало прилагаться ко Второму Лицу. В этом же смысле именование “Дух Святой”, в устах пророков означавшее многообразные проявления Божественной Энергии, переносится на Третье Лицо Св. Троицы.
Трудность, постепенность и незаконченность постижения Тринитарного догмата выразилась, в частности, в том, что в Символе веры Дух Святой даже не назван Богом – только “Господом” (что, как известно, вызвало глубокое огорчение Григория Богослова): здесь, скорее всего, выразилось опытное мистическое знание древней Церкви – Энергия Божественна, но Энергия не есть Бог. ”Отцы-догматики своей нерешительностью или своим молчанием показывают внутреннюю неуверенность в вопроса о духе Святом, свое недостаточное ведение Его как Ипостаси… для них практически, житейски, Дух Святой есть “дух Христов”, “дyx Божий” - некая освящающая и очищающая безличная сила Бога. Недаром ведь, впоследствии вместо духа Святого незаметно и постепенно стали говорить о “благодати”, т.е. о чем-то уже окончательно безличном… В лучшем случае происходит умозаключение от духа Божьего к духу” /П. Флоренский, стр.123-124/ Как бы предупреждая ложные мнения некоторых современных традиционалистов о том, что высшая Истина дается сразу и в окончательном виде, св. Григорий Богослов говорит о непрерывности откровения Бога о Самом Себе: “Надлежало же, чтобы Троичный свет озарял просветляемых постепенными прибавлениями, как говорит Давид “восхождениями” /Пс.12:6/, поступлениями от славы в славу и преуспеяниями, По сей-то, думаю, причине и на Учеников нисходит Дух постепенно, соразмеряясь с силою приемлющих… Присовокуплю к сказанному и то, что, хотя мотет быть и приходило ухе на мысль и другим, однако ж почитаю плодом собственного ума. У Спасителя и после того, как многое проповедовал Он ученикам, было еще нечто, чего, как сам Он говорил, Ученики не могли тогда “носити” /Ин. 16 :12/, и что посему самому скрывал Он от них /там же, стр. 135-136/.
Незавершенность учения о Святом Духе сказалась в многовековой полемике между православными и католическими богословами по этому вопросу. Первые настаивают на сохранении формулы: (верую) “в Духа Святого, Господа, от Отца исходящего”, тогда как римская Церковь приняла добавление: “от Отца и от Сына исходящего” – знаменитое ФИЛИОКВЕ, filioque: и от Сына); сейчас предлагается также компромиссная формулировка: “от Отца через Сына исходящего”. Решение этого вопроса принадлежит будущему. Вопреки мнению некоторых крайних консерваторов, Божественное Откровение не закончено, и не может быть закончено никогда; тайна Троицы, неисчерпаемые глубины тринитарного догмата, будут вечно открываться человеку – и в этой жизни и в будущей. И нас не должно удивлять, что откровение о Всевышнем с таким трудом постигается тварным человеком. Между этапами откровения проходят долгие века, но если откровение истинно, то последующий этап никогда не отменяет и не разрушает предыдущие, но лишь все глубже раскрывает то, что было дано изначально.
6. Эпохи откровения.
К сожалению, нельзя согласиться с мнением , высказанным св. Григорием Богословом (IV в.) и подхваченным Иоахимом Флорским (XII в.) о трех этапах постижения Бога: якобы эпох преимущественного откровения Отца, затем Сына, затем Св. Духа. Никакое отдельное откровение или познание Лиц Св. Троицы невозможно; в соответствии с этим Католическая Церковь на 4 Латеранском соборе справедливо осудила учение Иоахима о раздельном действии Трех Ипостасей.
В этом осуждении выразилось характерно для западного богословия настороженное отношение к опасности уклона в троебожие /тритеизм/ в учении о Св.Троице. Недаром уже бл.Августин рассматривал единичного человека как образ Троицы: при этом образами Трех Лиц оказывались безличные начала - бытие, познание, воля. Сами Лица при этом переживались как модусы единой природы. Фома Аквинат, рассматривая учение о личности, отталкивается от латинского термина “персона”, первоначально означавшего театральную маску -символ обращенности во вне / per sona: букв.”через звук” - т.е. общение посредством голоса/. Восходя к божественным Лицам, Аквинат отчеканивает формулу: “Лицо есть отношение”, которая не могла бы вызывать возражений, если бы внутри Св.Троицы акт отношения постигался как тождественный акту бытия. Но у Фомы носителем бытия служит единая природа, тогда как Лица мыслятся как отношения внутри этой природы.
В противоположность латинскому богословие, восточнохристианская мысль шла от переживания Трех Лиц к постижению единой природы: сама природа мыслится как содержание Лица. Отсюда в конечном счете и проистекает возможность /и необходимость/ символического изображения Св.Троицы в виде трех человек - на той исторической вершине богопознания, которая достигнута великим Сергиевым братством и запечатлена в иконе Рублева.
Но латинские опасения были не напрасны - и склонность к тритеизму в восточнохристианском мышлении дает о себе знать. А уже отмечали, что эта тенденция проявилась у Вл.Лосского, разделявшего действия Второго и Третьего Лиц. Однако, наиболее четкую формулировку этой тенденции мы находим у Виктора Аксючица, продолжающего в наше время традицию нового русского богословия:
“Каждая ипостась Святой Троицы существует сама по себе, и в этом смысле содержит в себе определенный принцип личностного бытия”. Таким образом согласно В.Аксючику, каждая крепость прежде всего есть, и лишь затем /в онтологической последовательности/ вступает в отношения с другими: “В то же время каждая из. них несет в себе и отражает ипостасность другого. Каждая ипостась есть Сама в Себе и одновременно отражается в другой”. Каждая ипостась не только является носителем собственного, как бы отдельного бытия /”существует сама по себе”/, но и носителем определенных ипостасных качеств: “Каждая ипостась есть прежде всего Сама в Себе как единое Я, как определенное качественное тождество” /В. Аксючиц, стр.109/.
Утверждения В. Аксючица можно считать вполне справедливыми лишь для тварной ипостаси /личности/, которая, действительно, сначала есть, а затем вступает в отношения, или, более точно: вступает в онтологические отношении по мере того как обретает самостоятельное бытие. Однако переносить эту последовательность на божественные Лица недопустимо. Мы видим только одну возможность пройти между двумя крайностями, тритеизмом и растворением Лиц в природе, - признать, что в Св.Троице бытие Ипостасей тождественно отношений между Ними. В каждом из Лиц нет ничего, кроме отношения к Другим Лицам: т.е. внутритройческие отношения - это есть и содержание каждого Лица и полнота Его качественной определенности. Эти отношения и только они служат источником всей полноты и многосложности Божественных Энергий. Всякое бытие, всякое качество и всякое содержание в тварном мире имеют своим высшим Первообразом отношения между лицами Св. Троицы. Эти отношения не могут быть объяснены через что-то другое, поскольку они сами являются первоисточником или первообразом этого другого, включая любую идею или понятие. Высшее призвание мышления заключается не в том, чтобы “объяснять” Бога через тварные реальности, но, напротив, в том, чтобы объяснять тварные реальности /включая само мышление/ через внутреннее содержание Божественного бытия, сообщаемое нам в Самооткровении Бога.
Возвращаясь после этого необходимого отступления к вопросу о качественном различении этапов Богопознания, мы должны еще раз подчеркнуть, что идея о последовательном, т.е. в какой-то мере раздельном постижении Лиц Святой Троицы противоречит самой сути высшего человеческого знания о Боге, выраженного в тринитарном догмате.
Мы полагаем, что если священная история и может быть разделена на эпохи, то это, скорее, этапы христологического откровения. Первый этап, от Адама до Евангелия – откровение Творца как невидимого Бога и как Божественного Человека; второй, нынешний этап, откровение Иисуса Христа как тварного человека; третий этап, откровение Иисуса в единстве Его двух природ – грядущая эпоха Христова царства на земле и подготовительный к ней период апокалиптических времен. Иисус как Божественный Человек открывался Адаму, который есть тварный образ Первого Лица Св. Троицы; через библейских пророков готовил мир к встрече с князем Михаилом, который будет человеческим образом Третьего Лица; в самом себе как тварном человеке явил образ Второй Ипостаси.
Св. Троица открывается в Божественном Человеке в единстве Своей природы как Троица-Единица, но Троица может открываться в Нем под аспектом любого из Трех Лиц. Он служит первообразом одновременно Адама, Иисуса и Михаила; но если в Адаме и Михаиле Он напечатлевает Свой образ, то в человеке Иисусе Он не только напечатлевает Свой образ, но Он Сам становится этим человеком.
7. Иисус как человек предстоит Самому Себе как Богу.
Сказав это, мы переносим проблему Божественного Человека из сферы тринитарного догмата в сферу христологического догмата: о соединении в Иисусе Христе Божественной и человеческой природ – оставаясь Богом, Он стал также и человеком. Прообразовательное видение Его как тварного человека содержится в откровениях Даниила и Иоанна. После описания образа Ветхого днями, Даниил продолжает: “Вот, с облаками небесными шел как бы Сын Человеческий, дошел до Ветхого днями, и подведен был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его – владычество вечное, которое не прейдет, и Царство Его не разрушится” (Дан. 7:9-14).
В Апокалипсисе Иоанна продолжается раскрытие образа “Сына Человеческого” (обычный синоним Мессии у евреев); некоторые атрибуты, которыми у Даниила обладает Ветхий днями, сидящий на престоле, теперь становятся атрибутами Иисуса Христа, явившегося в Славе: “Я был в духе в день воскресный, и слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил: Я есмь Альфа и Омега, Первый и Последний… Я обратился, чтобы увидеть, чей голос, говоривший со мною; и, обратившись, увидел семь золотых светильников и, посреди семи светильников, подобного Сыну Человеческому, облеченному в подир и по персям опоясанного золотым поясом. Глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его, как пламень огненный; и ноги Его подобны халколивану, как раскаленные в печи, и голос Его – как шум вод многих. Он держал в деснице своей семь звезд; и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч; и лицо Его, как солнце, сияющее в силе своей. И когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый. И положил на меня десницу Свою, и сказал мне: не бойся; Я есмь Первый и Последний и живой; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь. И имею ключи ада и смерти. Итак, напиши, что ты видел, и что есть, и что будет после сего” (Откр. 1:10-19). То, что здесь речь идет о человеке, становится несомненным из слов: “был мертв, и се, жив” – такие слова по отношению к Богу немыслимы.