Путь к океану (сборник) - Тренев Виталий Константинович


(ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК)

I. УДИВИТЕЛЬНОЕ ХОДАТАЙСТВО

Фрегат в открытом море, под всеми парусами. Крепкий, соленый ветер, волны гонятся одна за дру­гой, шумя пенистыми гребнями.

Многоярусными белыми башнями высятся, упруго вздуваясь, мощно наполненные паруса. Белопенный бурун, рокоча, клубится перед форштевнем.

Кренясь и покачиваясь, с гулом, плеском и роко­том несется фрегат.

В струну вытянутые снасти, звеня от напряжения, сдерживают тугие, готовые вырваться паруса, и это напряжение передается всему судну, заставляя фрегат лететь вместе с ветром, вздрагивая и поскрипывая крепким корпусом.

Судно рассекает, пластая, убегающие волны, и они, всплескивая, торопливо и покорно лижут зеленовато-белый борт с полосой черно-белых шахматных ква­дратов.

Вахтенный офицер на юте зорко следит за ветром, морем, небом и парусами.

Матросы наготове. Ветер неожиданно заходит с другого румба, усиливаясь порывами.

Короткая команда, трели боцманского свистка – и десятки лихих матросов отчаянно несутся по местам, будто только что вырвались из преисподней и спа­саются от самого дьявола.

Они взбегают по вантам[1], разбегаются по реям[2] на страшной высоте. Раскачиваясь над палубой, едва держась, срываемые сильным морским ветром, они борются с живой, упругой силой, наполняющей па­руса.

Несколько секунд, минута, и часть парусов свер­нута, часть обуздана, их площадь сокращена «ри­фами»[3].

Новая команда, и матросы уже на палубе, еще тяжело дышащие, разгоряченные борьбою, но готовые хоть сейчас по новому приказу нестись сломя голову по марсам и салингам.

Пусть усиливается ветер и грознее шумят волны – фрегат неуклонно стремит свой бег все по тому же курсу.

Море и корабли всегда влекли к себе смелую молодежь...

В тридцатых годах XIX века окончил морской кадетский корпус и поступил на действительную служ­бу во флот Геннадий Иванович Невельской.

Он был одинок, рано лишившись родителей, и флот стал для него второй семьей, а корабль – родным до­мом. Невельской был необыкновенно живой, кипуче-деятельный юноша, коренастый, невысокий; лицо его носило следы перенесенной в детстве оспы.

От переполнявшей его энергии он даже немного заикался, и друзья прозвали его «неистовый Генна­дий». Друзей у него было много, потому что он был прямодушен, отзывчив и добр.

Влюбленный в морскую профессию, молодой че­ловек отдавал морю все свои силы и помыслы.

Невельской не переставал совершенствовать обра­зование и мичманом поступил в высшие офицерские классы.

Тридцатые и сороковые годы были эпохой расцвета парусного флота и наивысшей точкой его развития. Деревянные парусные суда в то время повсеместно составляли основное ядро военно-морских сил.

Пароходы только еще начинали свою победонос­ную борьбу с белокрылыми кораблями.

Сто- и стодвадцатипушечные линейные великаны достигали огромных размеров. Десятки разнообраз­ных парусов, больших и малых, прямых и косоуголь­ных, используя ветер, приводили в движение гигант­ское судно. Сложное парусное хозяйство требовало сотен людей. Чтобы управлять таким судном, нужны были разносторонние познания, многолетний опыт и мастерство.

Хороший парусный корабль мог двигаться при по­чти полном безветрии, ловя малейшие движения воз­духа. Он мог идти против ветра, в крутой бейдевинд, пересекать огромные водные пространства и находить­ся в море месяцами, не видя земли.

И, кроме того, парусные корабли были красивы, сочетая в себе легкость, изящество, мощь и благород­ство линий.

Николаевская Россия, отсталая во многих других отношениях, могла гордиться своим парусным флотом и особенно своими превосходными моряками. Русский военный флот, самый молодой в Европе (он насчиты­вал в то время едва 140 лет существования), обладая блестящими традициями, прославился громкими побе­дами.

Русские моряки совершили ряд выдающихся экс­педиций, сделали множество крупных открытий на всех морях земного шара. Они внесли большой и цен­ный вклад в сокровищницу мировой науки.

Все эти замечательные достижения русского флота были заслугою не государственного режима, но глав­ным образом таких выдающихся деятелей, как Головнин, Лазарев, Нахимов и другие, которые воспитали в смелых морских походах не одно поколение велико­лепных моряков.

При известной самостоятельности флота, особенно Черноморского, талантливые флотоводцы сумели со­здать благоприятную обстановку для правильного (если и не вполне свободного) развития прекрасных качеств, свойственных нашему народу, тех качеств, которые поразили мир во время обороны Севастополя и Камчатки. Тех качеств, которые старательно вы­травлялись в солдатах бессмысленной муштрой, па­лочной дисциплиной и беспрерывными парадами.

Флотская служба необходимо требовала от моря­ка разносторонних знаний, образованности, и нужно сказать, что морские офицеры отличались большой культурой.

Кроме того, постоянное общение офицеров и матро­сов на судне, а также прямая зависимость успешно­сти и безопасности плавания от их взаимного доверия и взаимного понимания поневоле создавали во флоте обстановку, совершенно отличную от той, которая существовала в армейских и особенно гвардейских частях.

«Пора перестать считать себя помещиками, а ма­тросов крепостными, – говорил Нахимов. – Матрос... вот кого нам нужно возвышать, учить... возбуждать в них смелость и геройство, ежели мы не себялюби­вы, а действительно слуги отечества». «Матрос есть главный двигатель на корабле, а мы только пружины, которые на него действуют».

Необыкновенная для тех времен спаянность и де­мократизм объединяли моряков. Во флоте между подчиненными офицерами и начальством не было принято величание чинами. Звали друг друга просто по имени и отчеству.

Немало, правда, было во флоте жестоких и неве­жественных николаевских служак, но не им принад­лежала ведущая роль.

В Балтийском флоте, где велика была прослой­ка замкнутой и чопорной касты остзейских немцев, таких «деятелей» было больше. В Черноморском – меньше.

Невельской с его горячей, прямой и великодуш­ной натурой глубоко воспринял лучшие традиции флота.

Начиная с 1829 года, с шестнадцатилетнего возра­ста, Невельской ни одного лета не провел на берегу. Он плавал на судах корпусной эскадры, затем на ко­раблях «Михаил», «Кульм», «Прохор» и выделялся среди товарищей неутомимым трудолюбием и зна­ниями.

В 1836 году Невельской окончил высшие офицер­ские классы и был произведен в чин лейтенанта. Со­вершенно неожиданно, без всякой протекции и домо­гательств со своей стороны, Невельской был назна­чен на фрегат «Беллона». Многие офицеры, стремив­шиеся получить это назначение, теперь явно завидо­вали ему.

А «неистовый Геннадий» не проявлял особенного восторга. Более того, ходили слухи, будто он в тесном кругу говорил, что, несмотря на всю лестность этого назначения, предпочел бы пойти в дальнее, многолет­нее плавание.

В чем же было преимущество этого назначения?

Николай I все внимание уделял армии и довел ее своими попечением до состояния почти полной бес­помощности и развала.

К счастью для флота, царь сам никак не мог вплотную заняться морскими силами страны. Но он желал и здесь проявить свою августейшую благо­склонность.

В 1831 году Николай назначил своего четырехлет­него сына Константина генерал-адмиралом флота и шефом гвардейского экипажа. Теперь он был уверен, что дело пойдет на лад.

Особым доверием у царя пользовался начальник морского штаба А. С. Меншиков, циничный и бес­принципный придворный остряк, человек без всякого морского образования. По приказу его величества он охотно брался за любое дело, не имея ни малейшего представления о том, как с ним справиться.

«Не существовало такой должности, лишь бы она не была по чину ниже третьего иерархического клас­са, которую тщеславный и самоуверенный Меншиков затруднился бы на себя взять», – пишет о нем акаде­мик Тарле.

Воспитателем Константина был назначен выдаю­щийся ученый моряк Федор Петрович Литке.

Литке был известен своими многочисленными пла­ваниями и научными исследованиями в Ледовитом и Тихом океанах. Он старался, насколько это было в его возможностях, сделать из Константина знающего мо­ряка. В программу воспитания великого князя вхо­дили и практические плавания. Для этой цели пред­назначалась «Беллона».

Естественно, что многие честолюбцы хотели бы служить на «Беллоне» совместно с девятилетним глав­нокомандующим морскими силами России. Ведь это значило быть на виду. Сколько возможностей для са­мой блестящей карьеры!

Случилось так, что Невельской, вовсе не добивав­шийся этой чести, действительно был отмечен опыт­ным и разбирающимся в людях Литке и назначен офицером на «Беллону».

В следующем году он снова был вместе с Констан­тином на фрегате «Аврора» и с тех пор ежегодно пла­вал с генерал-адмиралом. Великий князь полюбил Геннадия Ивановича. Невельской находился при нем вахтенным лейтенантом.

В 1844 году в Архангельске подполковник Загуляев, отличный кораблестроитель, вышедший из про­стых мачтовых учеников, закончил постройку пре­красного корабля «Ингерманланд».

Константин отправился в Архангельск, чтобы на­блюдать за окончательной отделкой и вооружением «Ингерманланда» в качестве старшего офицера. Здесь и он и Литке высоко оценили знания и выдающийся организаторский талант Невельского.

«Ингерманланд» совершил плавание из Архангель­ска в Кронштадт и затем с августа 1845 года по июль 1846 года плавал в Средиземном море.

Вплоть до 1847 года служба Невельского склады­валась самым благоприятным образом, и биография его до этого времени походила на биографию какого-нибудь благополучнейшего «звездоносца» николаев­ской эпохи.

Но подлинные интересы Геннадия Ивановича были очень далеки от жизни придворной среды и от инте­ресов флотских карьеристов.

Как-то случайно зимним вечером Невельскому по­пался толстенький томик в старинном кожаном пере­плете. Молодой офицер раскрыл книжку и на пожел­тевшей странице прочел: «Ежемесячные сочинения и переводы к пользе и увеселению служащие. 1755 год».

Невельской решился предаться «увеселению», тем более что оно, как предупреждало заглавие, сопряже­но было с пользою. Он перевернул страницу. Дальше следовала статья: «История стран при реке Амуре лежащих, когда оные находились под русским вла­дением».

Невельской стал читать, вначале с трудом осваи­ваясь со старинным слогом, и скоро увлекся развер­нувшейся перед ним величественной эпопеей.

Книга рассказывала о подвигах землепроходцев Пояркова, Хабарова, Ивана Нагибы, открывших для России Приамурье. О многомесячной борьбе отваж­ного Толбузина и мужественного Бейтона с горсткою стрельцов и казаков против десятитысячного «богдойского» войска.

Невельской любил морскую историю и хорошо знал русскую морскую литературу. Теперь же он стал собирать все, что было напечатано по истории Сиби­ри, Камчатки и русских владений в Америке.

Сначала как любознательный юнец читал он все, что только мог найти по этому вопросу, но чем глуб­же вникал в суть дела, тем серьезнее относился к увлекшей его теме.

Невельской восхищался подвигами открывателей новых земель, изучал их и все яснее понимал полити­ческое и экономическое значение для родины ее тихо­океанских владений.

К сожалению, земли эти, открытые и заселенные русскими людьми почти без всякой поддержки прави­тельства, до времен Невельского оставались заштат­ными владениями, лежащими вне сферы крупных по­литических интересов правительства. Столь необходи­мые стране территории, в сущности, оставлены были почти на произвол судьбы.

Русское правительство прежде всего заботилось об удовлетворении нужд господствующего класса помещиков-дворян, интересы которого были связаны со сбытом продуктов сельского хозяйства, в первую оче­редь – хлеба.

Поэтому и политика русского правительства была направлена на то, чтобы обеспечить свободный выход русскому хлебу, пеньке, лесу на международный рынок.

Этим и объяснялась напряженная борьба за Чер­ное и Балтийское моря и слабый интерес к Сибири, восточным окраинам ее и владениям в Америке

Тихоокеанские владения России с их баснословно богатыми недрами эксплуатировались частным акцио­нерным обществом – Российско-Американской ком­панией[4].

Она занималась здесь только добычей ценной пуш­нины, не заботясь о правильном развитии производи­тельных сил края. Читая отчеты Головнина, Хвостова, Давыдова и других путешественников, посещавших и обследовавших русские поселения на Камчатке, Алеутских и Курильских островах, а также в Аляске и Калифорнии, Невельской возмущался тем, что прави­тельство мало заботилось о заселении этих земель и правильном использовании их природных богатств.

Да что говорить о развитии! Даже охрана их бы­ла возложена на ту же Российско-Американскую ком­панию, не располагавшую для этого возможностями. А между тем сотни иностранных хищников, сотни китобойных и зверобойных судов опустошали побережья, истребляя ценного зверя. Иностранцы спаива­ли алеутов и местные племена Аляски. Они натрав­ливали их на русских, подготавливая почву для пол­ного отторжения от России этих земель.

Невельской видел всю важность для России ее ти­хоокеанских форпостов. В воспоминаниях его совре­менников сохранился рассказ о том, как горячо рато­вал Невельской за необходимость укрепления русско­го влияния на землях, где русские люди поселились еще с середины XVII века. Он нашел по-суворовски краткую формулу, выражавшую первейшую, по его мнению, задачу.

– Флот – порт! Порт – флот! – часто восклицал он, доказывая товарищам по кают-компании, что Рос­сия должна создать Тихоокеанский флот, найти для него удобные порты и организовать там базы.

Углубленно занимаясь историей и географией тихо­океанских владений, Невельской, как моряк и гео­граф, обратил внимание на весьма существенную при­чину захирения этих земель, заключавшуюся в отсут­ствии удобных и защищенных от нападения морских держав путей сообщения.

Действительно, реки Сибири (кроме Амура) текут на север и впадают в недоступный для плавания Ле­довитый океан. Побережье Тихого океана отрезано от остальной России почти непроходимыми лесными деб­рями, болотами и горными хребтами.

Только одна река Амур могла служить удобной и широкой дорогой к океанскому побережью.

Начинаясь в глубинах Восточной Сибири, Амур пересекает огромные территории и впадает в Тихий океан в широтах, доступных для мореплавания зна­чительную часть года. Амур мог бы стать великолеп­ной транспортной магистралью.

Невельской решил отыскать путь к океану, побу­дить правительство позаботиться о землях, где уже двести лет жили, боролись и совершали подвиги рус­ские люди.

И вот однажды зимним утром великому князю до­ложили, что капитан-лейтенант Невельской ждет аудиенции.

Невельской впервые обращался к великому князю, и Константин охотно готов был оказать услугу капи­тан-лейтенанту.

Однако он изумился, когда узнал, в чем заклю­чается просьба Невельского. Капитан-лейтенант хо­датайствовал о назначении его командиром транспор­та «Байкал», который должен был отправиться из Кронштадта на Камчатку с грузом продовольствия и снаряжения.

Константин не только недоумевал, он был задет странной просьбой Невельского.

Служить на лучших кораблях российского флота совместно с его высочеством Константином Николае­вичем, пользоваться его благосклонностью и просить­ся вдруг на какой-то дрянной транспорт в 250 тонн водоизмещением! На транспорт, который и военным-то судном совестно назвать.

Имея полную возможность участвовать в интерес­нейших морских кампаниях – предпочитать грузовое судно, идущее в срочный рейс, в забытые, гиблые пор­ты Восточной Сибири!

Дальше