Путь к океану (сборник) - Тренев Виталий Константинович 2 стр.

– Признаюсь, я не понимаю вас, господин капи­тан-лейтенант, – сказал великий князь. – Объясните мне, какую же вы находите выгоду в этом назначе­нии? От такой «чести» хорошие офицеры открещива­ются обычно обеими руками.

Невельской, чувствуя неудовольствие Константина и догадываясь о его причинах, сказал, что он-де глу­боко сожалеет... Новое назначение лишит его возмож­ности продолжать службу совместно с его высочест­вом, но добиваться этого назначения его заставляет долг патриота. Он надеется, он поставил своею целью – разрешить географическую загадку, которую представляет собою Амур.

Получив под командование «Байкал», Невельской рассчитывал на этом же судне тщательно исследовать Татарский залив[5] и устье Амура.

Константин заметил, что, насколько ему известно, «загадка» разрешена и дополнительных исследований не требуется. Дело оборачивалось плохо. Заикаясь от волнения, Геннадий Иванович пояснил: он долго и тщательно изучал вопрос и пришел к убеждению, что на основании прошлых исследований нельзя делать решительного заключения о несудоходности Амурско­го устья. Невельской увлекся, замешательство исчезло, и он с жаром стал говорить о значении для Рос­сии ее владений на Тихом океане, о необходимости найти к ним надежные, удобные, недоступные для не­приятеля внутренние пути сообщения.

Константин, нахмурясь, прервал Невельского.

– Хорошо, – сказал он, – я помогу вам в память нашей совместной службы. Но подумайте хорошень­ко, Геннадий Иванович, не делаете ли вы большой ошибки, так резко ломая свою служебную линию.

Невельской получил желаемую поддержку, но ве­ликий князь чрезвычайно холодно простился с ним.

Вскоре состоялось официальное назначение капи­тан-лейтенанта Невельского командиром транспорта «Байкал». Транспорт этот существовал пока только на бумаге. Его должны были строить в Гельсингфор­се. Невельской понимал, что до цели еще далеко и много препятствий надо будет преодолеть, прежде чем он сможет выйти в море, держа курс к берегам Са­халина. Но первый шаг был сделан, и это было ра­достно.

II. КОМАНДИР ТРАНСПОРТА „БАЙКАЛ"

Удостоверившись окончательно, что назначение со­стоялось и отныне он вполне официально числится ка­питаном транспорта «Байкал», Невельской принялся за организацию экспедиции.

Трудов и хлопот предстояло много.

Невельской особенно опасался чисто формальной стороны дела. Он предвидел, что нелегко будет полу­чить разрешение на исследование устья Амура.

Геннадий Иванович по долгу службы представил­ся начальнику главного морского штаба Меншикову и получил от него совет встретиться с вновь назначенным генерал-губернатором Восточной Сибири, на­ходившимся тогда в Петербурге.

Это был хороший совет.

Николай Николаевич Муравьев, новый генерал-гу­бернатор, еще молодой боевой генерал, участник не­скольких сражений, только недавно перешел в стат­скую службу. До этого своего назначения он был тульским губернатором и прославился в определен­ных кругах тем, что в 1846 году составил проект уничтожения в России крепостного права, назвав его «Опыт возможности приблизительного уравнения со­стояния и уничтожения крепостного права в Русском царстве, без потрясений в государстве».

Муравьев был живой, энергичный, чрезвычайно че­столюбивый и самолюбивый человек. Принимая на­значение, он выговорил себе право беспрепятственно и во всякое время сноситься лично или письменно с Николаем I.

Муравьев принял Невельского приветливо, без на­чальственной строгости, с которою отнесся к капитан-лейтенанту князь Меншиков. Генерал был невысок, левая рука его висела на черной косынке, на груди под звездой и аксельбантами видны были газыри в серебре и драгоценных камнях

После формальностей представления Невельской заговорил о сложности снабжения Камчатки и портов Восточной Сибири. Совершенно изменилось бы дело, если бы можно было использовать для этой цели Амур. Необходимо решить наконец амурскую за­гадку.

– Ну, какая же это загадка! – сказал генерал-губернатор. – К сожалению, все очень ясно. Устье Амура теряется в песках. Об этом есть бесспорные свидетельства. Когда я позволил себе обратить вни­мание государя на этот вопрос, то он изволил вы­разиться: «Для чего нам эта река, когда ныне уже положительно доказано, что входить в ее устье мо­гут только лодки». Нет, какая уж тут загадка.

– Ваше превосходительство, – возразил Невель­ской, – изучая разные сведения об этой реке, обна­родованные в настоящее время, я пришел к выводу, что, опираясь на эти сведения, нельзя еще делать та­кого положительного заключения. Дело не было до­ведено до конца ни разу. И притом, посудите сами, ваше превосходительство: неужели же такая огром­ная река, как Амур, не могла проложить себе пути в море и теряется в песках? Уж очень это неправдоподобно. Необходимо тщательное и добросовестное исследование.

Невельской с увлечением изложил план действий. Муравьев слушал, не перебивая. Важность вопроса была понятна генералу. Очень заманчиво было бы ознаменовать начало своей деятельности открытием судоходства по Амуру и воссоединением с Россией этой реки.

Муравьев обещал Невельскому всемерную под­держку.

Этот визит окрылил Невельского. Опираясь на Муравьева, он рассчитывал добиться успеха. Однако распоряжаться транспортом помимо его прямого на­значения Невельской не имел права. Следовало полу­чить разрешение на опись устья Амура от начальни­ка главного морского штаба. Нужно снова идти к Меншикову, этому холодному и чопорному сановни­ку. Известно было, что пост начальника главного мор­ского штаба он занимал, не имея специального обра­зования и изучив по-дилетантски морское дело. Мен­шиков был также генерал-губернатором Финляндии. Невельской понимал, что добиться поддержки от Меншикова не так-то просто: ведь дело считалось уже решенным, сданным в архив. Станет ли обреме­нять себя этот вельможа излишним беспокойством из-за какой-то там сибирской реки?

Опасения Геннадия Ивановича оправдались. Мен­шиков вовсе не был расположен поддерживать «аван­тюрные» начинания капитан-лейтенанта.

Отрапортовав, как обстоит дело с постройкой транспорта («Байкал» строился в Гельсингфорсе, на верфи Бергстрема и Сулемана), Невельской передал вкратце свой разговор с Муравьевым и попросил раз­решения употребить вверенный ему транспорт на ис­следование устья Амура и лимана, а также на опись юго-западного берега Охотского моря, который еще не исследован и на картах отмечается точками. Меншиков очень сухо выслушал просьбу Невельского.

– Нет, – отвечал он, – это бесполезная затея. Транспорт еще строится, он выйдет в море поздней осенью, и дай бог, чтобы вы успели прийти в Петро­павловск к концу навигации 1849 года. На весь рейс определена сумма из расчета плавания не более года. Следовательно, для задуманного предприятия у вас не будет ни времени, ни средств. А кроме того, ваши исследования не принесут никакой пользы. В недо­ступности Амура убежден сам государь. Нечего и ду­мать о том, что невозможно, господин капитан-лей­тенант, а следует стараться получше выполнить свое прямое дело – снабдить сибирские порты. Честь имею – и Меншиков, слегка кивнув головою, окон­чил аудиенцию.

Невельской вышел из адмиралтейства огорченный, но он и не думал отказываться от начатого дела.

Перед ним были два препятствия – время и день­ги. А вернее сказать – одно вытекало из другого. Если транспорт придет в Петропавловск не осенью, а весною, то все лето будет в распоряжении капитана. Тогда можно на те же средства, которые отпущены для плавания от Кронштадта до Камчатки, исследо­вать Амур и юго-западное побережье Охотского моря. Транспорт был заложен в январе 1848 года, и труд­но было надеяться, что постройка его закончится ра­нее сентября. Но Невельского осенила счастливая идея. «Байкал» строится в Гельсингфорсе, владельцы верфи – финны. Меншиков – генерал-губернатор Финляндии. Отлично! И Геннадий Иванович решился на хитрость, совершенно, впрочем, невинного свойства. При встрече с судостроителями Невельской ска­чал им, что светлейший князь был бы очень рад, ес­ли бы транспорт спустили к началу июля. Бергстрем и Сулеман счастливы были исполнить желание его светлости.

Невельской воспрянул духом. Оставив в Гельсинг­форсе помощника своего, будущего старшего офице­ра «Байкала» лейтенанта Козакевича, Невельской стал хлопотать, чтобы груз для транспорта был до­ставлен в Кронштадт вовремя и надлежащим образом упакованный.

Надо сказать, что отправка транспорта с товара­ми на Камчатку составляла очень существенную статью доходов для причастных к этому делу интен­дантских чиновников. Обычно на судах коммерче­ского флота груз в целях более надежной доставки принимался упакованным и запломбированным по количеству мест. Чиновники же сдавали грузы по мере, весу и счету, в зависимости от рода грузов.

Кроме того, груз составлялся обычно из забрако­ванных вещей, хранившихся в магазинах в так назы­ваемых «охотских кучках». К месту назначения он прибывал большей частью в совершенно непригодном виде.

Чиновники обычно отписывались, ссылаясь на раз­ные морские случайности – плохую укладку, тесно­ту, перемену климата, взваливали вину на капитана и выходили из воды сухими и с большим барышом.

Материалы для погрузки доставлялись в разное время и не в надлежащей последовательности, что значительно оттягивало сроки отплытия судна.

Невельскому предстояло столкнуться с этими дряз­гами и проволочками. Положение еще осложнялось тем, что обычно транспорты, отправлявшиеся до не­го, были гораздо вместительнее[6], а Невельскому на его небольшое судно груза следовало взять больше, чем обычно. Тщательно проверив в магазинах назна­ченный к отправке груз, Невельской убедился, что при существующем способе упаковки он не поместит и по­ловины его. Осмотрев же на складах интендантства «охотские кучки», Невельской возмутился:

– Да отдаете ли вы себе отчет в том, что делаете, отсылая такие материалы на Камчатку и в Охотск? – спрашивал он сопровождавшего интенданта. – Ведь вы обрекаете тамошние гарнизоны на бедствия и бо­лезни, поймите это!

Но интендант ничуть не был огорчен судьбою дальневосточных гарнизонов.

– Напрасно горячитесь, господин капитан-лейте­нант, – отвечал он Невельскому. – Не нами заведено все это. Так делали спокон веку. Возили такие това­ры туда прежде, повезете и вы. Ведь не я, сударь, отправляю. Тут все свидетельствовано комиссией.

Но Невельской не признавал отступлений и компромиссов. Он обратился к интенданту рангом выше, – результат был тот же.

Капитан кипел гневом. Захватив с собой образчи­ки – расползающийся в пальцах холст, гнилую кожу и т. п., он отправился к генерал-интенданту Василье­ву. Объяснив ему, что на транспорт, из-за малых его размеров, невозможно будет поместить нужное коли­чество груза при существующих правилах упаковки, он рассказал также и об отвратительном качестве материалов, показав образцы.

Васильев сочувственно кивал головой, возмущался вместе с Невельским и, в конце концов, предложил изложить все претензии в письменном виде. Невель­ской сделал это, не откладывая в долгий ящик, и Васильев отправил бумагу на рассмотрение... чинов­ников, с которыми спорил Невельской. Немало по­трудились интенданты, составляя ответ. Получилась целая диссертация, изучив которую Васильев развел руками и сказал, что сочувствует, но ничего поделать не может.

Невельской снова отправился к Меншикову и на­чал с того, что показал письменное обязательство су­достроителей спустить на воду «Байкал» к 1 июля, на полтора месяца раньше договорного срока.

Меншикову это понравилось. Затем Невельской изложил свои соображения о грузе и обязался взять его полностью на борт, на что, казалось, невозмож­но было надеяться при малой вместимости «Байка­ла». Меншиков остался очень доволен.

– Только для того, чтобы сделать это, нужно согласие интендантского ведомства на мои требова­ния, – сказал Невельской.

Меншиков поинтересовался, в чем заключаются эти требования. Невельской подал записку. Она была составлена по пунктам, и почти каждый из них, в случае невыполнения или затяжек, грозил интендант­ским чиновникам вычетами из жалованья. Ознако­мившись с запиской, Меншиков наложил революцию: «В точности исполнить немедленно и все дальнейшие требования капитана, клонящиеся к скорей­шему выходу в море транспорта и к обеспечению благонадежного плавания и сохранению здоровья команды».

Теперь Невельской приступил к самому главному.

– Таким образом, ваша светлость, – сказал он,– я могу выйти из Кронштадта в августе и уже в мае быть в Петропавловске. Все лето 1849 года у меня ос­вобождается. Это время и можно было бы употре­бить на опись юго-западного берега Охотского моря. Дело в том, что довольно значительное число наших судов плавает теперь из Охотска и Аяна в Ситху и Петропавловск. Непогоды могут отнести их к неис­следованным берегам, и они могут оказаться в самом критическом положении.

Меншиков взглянул на Невельского. Вот к чему клонит этот хитрец. Настойчив! Затем улыбнулся и сказал, что он охотно соглашается с необходимостью произвести исследование Амура, но, к сожалению, считается, что это может вызвать дипломатические осложнения. Невельской возразил, что по трактатам, заключенным с Китаем, вся область от верховья ре­ки Уды до моря оставлена без разграничения.

– Это правда, – отвечал Меншиков, – и гене­рал-губернатор об этом хлопотал. Впрочем, – уже раздражаясь, добавил он, – вам надобно заботиться прежде всего, чтобы поскорее выйти в море и бла­гополучно прибыть в Камчатку.

Казалось, опять Невельской потерпел поражение, но по тону князя он чувствовал, что надежда еще не потеряна. По-видимому, Муравьев говорил на эту те­му с Меншиковым и поколебал непреклонность начальника морского штаба. Необходимо было ковать железо, пока горячо, и сейчас же принять все меры, чтобы получить разрешение на исследования. Придя домой, Невельской написал письмо Муравьеву, прося его помощи в получении инструкции для исследова­ний. К письму прилагался проект этой инструкции.

В начале июля Невельской получил ответ на пись­мо: Муравьев уведомлял, что ходатайствует через Меншикова о высочайшем утверждении инструкции, которая составлена на основаниях, изложенных в письме Невельского, и высказывал надежду на то, что при поддержке министра внутренних дел Перов­ского и Меншикова инструкция будет утверждена.

Но до получения этого письма и спуска на воду «Байкала» Невельскому пришлось вести тяжелую борьбу с интендантами и начальниками складов. Рас­свирепевшие, как крысы, потревоженные в своем под­полье, они закопошились, засуетились и пошли пи­сать жалобы и возражения, надеясь отбить у Невель­ского охоту тягаться с ними. Но записка, поданная Меншикову Геннадием Ивановичем, была составле­на так точно и исчерпывающе, а резолюция начальни­ка главного морского штаба так безапелляционна, что все их ухищрения оказались бесполезными. Не­вельской не шел ни на какие уступки

Его требования подкреплялись весьма ощутитель­ными для чиновников угрозами. Задерживаете до­ставку железа, которое должно быть уложено в пер­вую очередь на дне трюма? Ваше дело. После уклад­ки других вещей железо все равно не будет принято, и тогда придется отправлять его в Охотск на коммер­ческом судне за счет виновников опоздания. Спорите? Спорить не о чем; пожалуйста, посмотрите, это пред­усмотрено в записке с резолюцией Меншикова. Груз привезен не упрессованным и занимает слишком мно­го места? Везите обратно за счет «содержателя ма­газина» и прессуйте, да не задерживайтесь долго, а то повезете на коммерческом судне.

Если груз оказывался дурного качества, Невель­ской не принимал его, и виновники штрафовались в размере двойной стоимости груза.

Чиновники стали хлопотать о том, как бы поскорее отправить непримиримого капитана. В результате все было доставлено в Кронштадт именно того качества и в такой упаковке, каких требовал Невельской. В двадцатых числах июля началась погрузка.

III. БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Оставив наблюдать за окончанием погрузки стар­шего офицера, Невельской снова отправился к Мен­шикову. Он застал у него братьев Перовских – Льва и Василия Алексеевичей. Первый был министром внутренних дел и сочувственно относился к стремле­ниям и намерениям Невельского.