...
Сработал ли отвар Чэня, троллья регенерация, чистый горный воздух, лечебные процедуры, которым подвергали его монахи - или всё это вместе взятое - через несколько недель состояние Вол'джина значительно улучшилось. Каждый день, стоя среди монахов, он кланялся их наставнику, а затем бросал взгляд на окно, из которого когда-то наблюдал за ними. Тогда он едва ли верил, что присоединится к ним, и всё же теперь он чувствовал себя настолько лучше, что почти не помнил, кем был тот, кто смотрел из окна.
Монахи, которые приняли его без лишних волнений и разговоров, называли его Вол'дзянь. В какой-то степени так им было проще выговорить, но он знал, что дело не только в этом. Чэнь объяснил, что у слова "дзянь" несколько значений, и все связаны с величием. Вначале монахи имели в виду его громоздкую неуклюжесть, но затем начали отзываться так о скорости, с которой он учился.
Если бы они не были такими рьяными учителями, он бы презирал их за такое неуважение. Он был тёмным охотником. Хотя навыки монахов были выдающимися, никто из них не мог представить себе, через что он прошёл, чтобы стать тёмным охотником. Монахи стремились к достижению равновесия, но быть тёмным охотником - значило обуздать хаос.
Его жажда знаний и способность схватывать детали на лету заставляли их обучать его всё более сложным техникам. По мере того, как он становился сильнее, и его тело медленно возвращало себе способность залечивать порезы и ушибы, нехватка выносливости оставалась последним, что его ограничивало. Вол'джин хотел списать это на разреженный горный воздух, но человека это не сковывало.
Тиратану мешало иное. Он всё ещё прихрамывал, хотя и не так сильно, как раньше. Он ходил с тростью и часто тренировался с монахами, которые сражались посохами. Вол'джин заметил, что в разгар схватки хромота исчезала. Она возвращалась только в конце, когда Тиратан делал вдох и приходил в себя.
Человек также наблюдал за монахами, которые упражнялись в стрельбе из лука. Только слепец на заметил бы, насколько ему хотелось стрелять самому. Он мерил монахов взглядом, следил, как они стреляют, качал головой, когда кто-то промахивался, и улыбался - когда одна стрела попадала в яблочко вслед за другой, расщепив её.
Теперь, когда он достаточно выздоровел, чтобы тренироваться, Вол'джина перевели в маленькую, скромно обставленную келью в восточном крыле монастыря. Спальный матрац, низкий столик, бадья, кувшин да две прищепки для одежды - такая простота, несомненно, не должна была отвлекать. Аскетизм помогал монахам сосредоточиться и достичь умиротворения.
Вол'джину комната напомнила о Дуротаре - хотя здесь и было значительно холоднее. Жизнь в монастыре была простой. Он положил свою постель там, где его разбудили бы первые лучи солнца на рассвете. Он помогал по хозяйству, как и остальные, и ел простой завтрак перед утренними занятиями. Он заметил, что в его рационе больше мяса, чем у монахов, и это было логично, учитывая этап его выздоровления.
Утром, днём, вечером всё подчинялось одному порядку: работа, трапеза, упражнения. Для Вол'джина тренировки были посвящены развитию гибкости и силы, познанию боевых искусств и собственных пределов. Вечером он получал более индивидуальные уроки - опять же от сменяющихся учителей, так как большинство монахов посещали занятия. Вечером все они возвращались к физическим упражнениям, хотя те в основном заключались в растяжке и приготовлениям тела ко сну.
Монахи хорошо учили его. Он наблюдал, как они разбивают дюжины досок одним ударом кулака. Вол'джину не терпелось попробовать, так как он был уверен, что сможет сделать это. Но когда пришла его очередь испытать себя в этом упражнении, вмешался Лорд Тажань Чжу. Вместо досок положили каменную плиту дюймовой толщины.
"Ты смеёшься надо мной?" Вол'джин изучал лицо монаха, но не нашёл подвоха. Это не значило, что его там не было, ведь равнодушное выражение пандарена могло спрятать что угодно. "Хочешь, чтобы я ломал камень. Другие ломают дерево".
"Остальные не верят, что могут разбить дерево. А ты веришь". Тажань Чжу указал в точку за плитой, на расстоянии длиной в палец от её поверхности. "Помести здесь свои сомнения. И бей по ним".
Сомнения? Вол'джин отбросил мысль, чтобы та не отвлекала его. Он хотел проигнорировать её, но вместо этого поступил так, как велел монах. Он представил себе сомнения, как мерцающий тёмно-синий шарик, от которого разлетались искры. Он позволил ему проплыть через камень и зависнуть за ним.
Вол'джин принял стойку, сделал глубокий вдох и резкий выдох. Он выбросил кулак вперёд, раскалывая камень. Он пробил его, уничтожив шарик сомнений. Он мог покляться, что не почувствовал никакого сопротивления, пока не ударил по шарику. Камня будто вовсе не было, хотя ему и пришлось отряхнуть пыль с одежды.
Тажань Чжу с уважением поклонился.
Вол'джин ответил ему тем же, продержав поклон дольше, чем раньше.
Другие монахи поклонились вслед настоятелю, когда тот ушёл, а затем и Вол'джину. Он ответил на их поклоны и отныне замечал, что слово "дзянь" приобрело в их устах совсем иной оттенок.
...
Только этим вечером, прислонившись спиной к прохладной стене своей кельи, Вол'джин позволил себе поразмыслить над тем, что усвоил сегодня. Его рука не распухла и не болела, но он всё ещё чувствовал, как его кулак сокрушил сомнения. Он размял руку, наблюдая за работой мышц, и порадовался, что вновь владеет ей полностью.
Тажань Чжу был прав, когда выбрал целью сомнение. Сомнение разрушало души. Какое мыслящее существо стало бы предпринимать какие-либо действия, сомневаясь в успехе? Сомневаться в том, что он мог пробить камень, значило признавать, что его рука могла сломаться, кости расколоться, плоть разорваться, что могла пролиться его кровь. И если бы он был уверен в таком исходе, разве могло случиться иначе? Такой финал был бы его целью, и он бы преуспел, достигнув этой цели. Таким образом, если он сделал своим врагом сомнения, оставалось ли что-нибудь для него невозможное?
Залазан возник в его сознании - не как видение, но как череда воспоминаний. Сомнения раскололи его душу. Они росли вдвоём и были лучшими друзьями. Из-за того, что его отцом был Сен'джин - лидер Чёрного Копья - Вол'джина всегда считали первым из двоих, но сам он так не думал. И Залазан знал об этом; они часто болтали, смеясь над невежеством тех, кто видел в одном героя, а в другом лишь скромного спутника. Даже когда Вол'джин сосредоточился на обучении искусству тёмного охотника, Залазан стал знахарем под началом Мастера Гадрина. Сен'джин сам подтолкнул Залазана к этому, и среди троллей Чёрного Копья нашлись те, кто считал, будто вожак племени готовит Залазана себе в преемники, а Вол'джину предстоят более великие свершения.
Но даже в этом племя заблуждалось, так они оба верили в мечту Сен'джина о новом доме для Чёрного Копья. О месте, где они могли процветать без страха, без преследований со стороны врага. И даже смерть Сен'джина от перепончатых лап мурлоков не могла убить эту мечту.
Однажды - неясно, где и когда - сомнения просочились в душу Залазана. Возможно, виной тому было осознание, что такой могущественный знахарь, как Сен'джин, мог умереть так просто. Может быть, он слишком часто слышал, что Вол'джин был героем, а он лишь спутником. Это могло быть то, о чём Вол'джин даже не подозревал, но что бы ни случилось, это заставило Залазана яростно жаждать власти.
Власть свела его с ума. Залазан поработил большую часть Чёрного Копья, превратив их в безмозглых рабов. Вол'джину и остальным удалось бежать, чтобы затем вернуться и при поддержке ордынских союзников освободить острова Эха. Он сам повёл войска, сокрушившие Залазана, слышал, как хлынула его кровь, как он сделал последний вздох. Ему хотелось думать, что в последний миг в глазах Залазана мелькнуло что-то от его старого друга, который пришёл в себя и был рад освободиться.
"Так, думаю, было и с Гаррошем". Превозносимый за деяния своего отца, но едва ли уважаемый за собственные качества и поступки, Гаррош многим внушал страх. Он понял, что страх был хорошим средством, чтобы держать подчинённых в узде. Но не все склоняли головы по щелчку кнута.
"Не я".
Так как Гаррош считал, что своим положением был обязан памяти отца в той же степени, что и собственным достоинствам, он сомневался, что занимает положенное место. Если он сам мог казаться себе недостойным, другие уж точно могли думать так же. "Я думал, и сказал ему об этом". Сомнения можно скрыть, поэтому врагом может оказаться каждый. Единственным способом уничтожить врагов было покорить их.
Но все завоевания на свете не могли заглушить внутренний голос, который говорил: "Хорошо, но ты всё ещё не твой отец".
Вол'джин вытянулся на матраце. "У моего отца была мечта. Он поделился ей со мной. Он сделал её моим наследием, и мне повезло это понять. Благодаря этому, я могу её исполнить. Благодаря этому, я могу познать мир".
Он сказал в пустоту: "Но Гаррош никогда не познает мира. А значит – и никто из нас".
Глава 7
Шторм налетел с юга, принеся с собой завывающий ветер, потемневшее небо и снег, больно бьющий по телу. Буран начался очень быстро. Вол'джин проснулся на заре, но даже не успел закончить уборку - он вытирал пыль со шкафов, забитых старыми свитками - как температура упала, небо затянули тучи и начался ураган, ревевший, словно толпа демонов.
Вол'джин, уже знакомый со снежными бурями, не особенно волновался. Старшие монахи собирали братьев и сестёр в большом обеденном зале, где те собирались в определённой части зала и молились. Благодаря росту Вол'джин мог легко заметить, что монахи подсчитывают собравшихся. Неожиданно в его голову пришла мысль, что в таком шторме можно легко ослепнуть и заблудиться. А заблудиться - значит, умереть.
В его стыду, он не заметил, что Чэнь сказал еще до конца подсчёта:
- Титратана нет.
Вол'джин взглянул на ближайшую вершину.
- Он не такой дурак, чтобы идти туда в шторм.
Тажань Чжу поднялся на маленький помост.
- На его пути есть маленькая пещера, где он отдыхает. Она выходит на запад и защищена. Вряд ли он догадывался про надвигающийся шторм. Мастер Буйный Портер, я прошу тебя налить целую флягу Поправляющегося напитка. Первый и второй дома организуют поиски.
Вол'джин поднял голову:
- А что делать мне?
- Вернись в свою комнату, Вол'джин, - он не говорил "цзянь", как все. - Пока ты не можешь ничем помочь.
- Буря его убьёт.
- И тебя. Даже быстрее его, - старший монах хлопнул в ладоши - и его ученики разбежались. - Ты мало знаешь о подобных снежных бурях. Может, ты и ломаешь камень, но буря сломает тебя. Она заберёт твоё тепло и твою силу. Нам придётся тащить тебя обратно еще до того, как мы найдём его.
- Я не могу просто стоять и...
- ...и смотреть? Хорошо, раз ты желаешь, я дам тебе задание - вопрос для раздумий, - ноздри пандарена раздулись, но голос остался ровным и безэмоциональным. - Желаешь ли ты спасти человека, который тебе нужен, или же ты просто хочешь быть героем? Думаю, тебе стоит убрать еще много пыли, пока ты сможешь найти истину.
Ярость залила Вол'джина, но он не дал её выйти. Старший монах дважды попал в цель, словно подчинявшиеся ему лучники. Шторм убьёт Вол'джина, убил бы, даже будь он полностью здоровым. Темное копьё никогда не славилось своим сопротивлением холоду.
Что важнее, Тажань Чжу увидел истинную причину его желания быть частью спасателей. Он мало волновался про жизнь Тиратана Кхорта, больше его интересовало собственное превосходство.Он не хотел быть в стороне, когда опасность требовала действий. Это было слабостью ,которую он не хотел признавать. И если бы он спас Тиратана, его состояние поставило бы его выше человека. Выявило бы его слабость, а тролль стал бы важнее.
Вернувшись к уборке, Вол'джин ощутил странную обязанность перед человеком, и это ему не нравилось. Тролли и люди никогда не были искренними друг с другом, разве что в обоюдной ненависти. Вол'джин убил стольких, что даже не считал. Тиратан, исходя из его отношения, тоже внёс свою лепту в вечный конфликт. Они были старыми врагами. Даже пандарены их оставили только из-за их полной противоположности, которая помогала хранить баланс.
"Но что дал мне этот человек, кроме доброты?"
Часть Вол'джина желала отбросить это как слабость, основанную на страхе. Тиратан наверняка надеялся, что Вол'джин его не убьёт, пока ему хорошо. Хотя, если посчитать это правдой, на его месте многие тролли посчитали бы, что подобная мысль была послана Лоа, но Вол'джин это признавать не желал. Да, Тиратана попросили приглядывать за ним, но его действия были не похожи на услужение.
Было нечто большее, заслуживающее уважение.
Вол'джин успел закончить с высокими стеллажами и приняться за меньшие к возвращению поисковых групп. Их возбуждённые голоса сообщили, что вернулись они не сами. За ужином Вол'джин попытался найти Тиратана, потом Чэня и Тажаня Чжу, но никого из них не было. Тогда он присмотрелся к лекарям, но сумел заметить только двоих, да и то до тех пор, пока они набирали себе еду, после чего снова затерялись в толпе.
Бушующий ураган принёс темный день и еще более темную, леденящую ночь. Когда пандарены собрались на ужин, юная монахиня нашла тролля и отвела его в лазарет. Там его ждали угрюмые Чэнь и Тажань Чжу.
Тиратан Корт лежал в кровати, бледный и с каплями воды на бровях. Он был по шею укрыт толстыми одеялами. Любые попытки сбросить их не были успешными - Тиратан был слишком слаб для этого. Вол'джин ощутил симпатию к этому человеку.
Глава монастыря указал на тролля:
- Для тебя есть задание. Не выполнишь - он умрёт. И пока ты не подумал ничего плохого, я тебя предупреждаю - отказ равносилен смерти. Конечно, не я тебя убью, и даже не монахи этого монастыря, но то, что ты оставил там, под разрушенным камнем, вернётся и сожрёт тебя.
Вол'джин наклонился над Тиратаном и вгляделся в его лицо. Страх, ненависть, стыд - целый калейдоскоп эмоций промелькнул на лице человека.
- Он спит и видит сны. Что я могу сделать?
- Нет можешь, а должен, тролль, - Тажань Чжу тяжело вздохнул. - Далеко отсюда, на востоке и на юге, стоит храм. Он - один из множества храмов Пандарии, но он, как и несколько других, особенный. Именно там император Шаохао, благодаря мудрости, победил одного из Ша, схожих по природе с твоими Лоа. Они являются отражением природы, наделёнными разумом. Под Храмом Нефритовой Змеи покоится Ша Сомнений.
Вол'джин нахмурился.
- Нет духа сомнений.
- Нет? А что же ты тогда победил своим ударом? - Тажань Чжу сцепил лапы за спиной. - В тебе есть сомнения; в каждом есть сомнения, через которые Ша проникают в нас, парализуют нас, убивают наши души. Мы, Шадо-Пан, тренируемся, как ты уже знаешь, чтобы быть готовыми ко встрече с Ша. Тиратан Корт встретил их до того, как был готов.
Вол'джин поднялся:
- Так что я могу сделать? Что я должен сделать?
- Ты - из его мира. Ты поймёшь, - Тажань Чжу кивнул Чэню. - Мастер Буйный Портер приготовил особое лекарство из нашей аптеки. Мы называем его "вином памяти". Ты и человек выпьете, после чего ты попадёшь в его сны. Как лоа работают через тебя, так и ты будешь работать через него. В тебе нет сомнений, Вол'джин, но они есть в нём. Ты должен найти их и покончить с ними.
Тролль сузил глаза:
- А ты не можешь?
- Разве я доверился бы какому-то новичку, если бы мог выполнить дело сам?
Вол'джин кивнул:
- Ну конечно.
- Одно предупреждение, тролль. Помни, что всё, что ты видишь и с чем сталкиваешься - лишь иллюзия. Это всего лишь его воспоминания. Если ты спросишь выживших из той битвы, они все расскажут разное. Тебе не надо понимать, тебе надо найти его сомнения и победить.
- Я знаю, что делать.
Монахиня и Чэнь приволокли еще одну кровать, но Вол'джин жестом отказался. Он лёг прямо на полу у кровати Тиратана.
- Стоит напоминать себе, что я - тролль.
Он взял деревянную миску из лап Чэня. Темное варево оказалось жирным и довольно колким из-за орехов. Оно оказалось противным, но быстро попало на онемевшую часть языка. Тролль двумя глотками выпил вино памяти и откинулся на спину, закрывая глаза.