Ясон сказал:
— Нет, он учитель английского в средней школе имени Авраама Линкольна.
— Ага. — Кати рассеянно кивнула, качая кота на руках.
— Я тебя дурачу, — сказал Ясон, — и это подло. Извини.
Кати с серьезным видом на него глядела, прижимая к груди своего маленького кота.
— Но ведь я все равно не понимаю разницы, — пробормотала она.
— Как раз поэтому это и подло, — пояснил Ясон.
— Почему? — спросила она. — Если я даже таких простых вещей не понимаю. То есть это значит, я просто тупая. Разве не так?
— Ты не тупая, — возразил Ясон. — Ты просто наивная и неопытная. — Он примерно прикинул их разницу в возрасте. — Я живу раза в два с лишним больше тебя, — заметил он. — И последние десять лет благодаря своему положению вовсю терся локтями с самыми знаменитыми людьми на Земле. И еще…
— И еще, — перебила Кати, — ты секст.
Да, эту его промашку она не забыла. Конечно же нет. Можно рассказать ей про миллион всякой всячины, и вся эта всячина была бы забыта десять минут спустя — но только не эта единственная промашка. Что ж, так устроен мир. Ясон уже успел и к этому привыкнуть — именно эта привычка и определяла их разницу в возрасте.
— Что для тебя значит Доменико? — спросил Ясон, меняя тему разговора. Тут же он понял, что смена разговора вышла топорной, но все же пошел дальше. — Что ты получаешь от него такого, чего не получаешь от людей?
Нахмурившись, Кати явно задумалась.
— Он всегда чем-то занят. Каким-то своим проектом. Например, гоняется за насекомыми. Он очень здорово ловит мух — успевает хватать их так, чтобы они не улетали. — Кати очаровательно улыбнулась. — И мне не приходится спрашивать себя: должна я сдать его мистеру Макнульти или нет? Мистер Макнульти — мой связник у полов. Я снабжаю его нужными приемниками для микропередатчиков — тех пятнышек, которые я тебе показывала.
— А он тебе платит.
Она кивнула.
— И все-таки ты ведешь такую жизнь.
— Я… — она с явным затруднением попыталась ответить, — у меня не так много клиентов.
— Чушь. Я видел тебя за работой. Ты классно работаешь. И опыта тебе не занимать.
— Просто талант.
— Но талант тренированный.
— Ладно. Я тебе скажу. Это связано с квартирой на окраине. С моей Большой квартирой. — Кати аж заскрипела зубами, недовольная этим расспросом.
— Нет. — Ясон этому не поверил.
После некоторой паузы Кати сказала:
— Мой муж жив. Он находится в исправительно-трудовом лагере на Аляске. Я пытаюсь вызволить его оттуда, поставляя информацию мистеру Макнульти. Еще год… — лицо ее теперь стало хмурым, а глаза словно обратились вовнутрь, — и он говорит, что Джек сможет выйти. И вернуться сюда.
Так-так, подумал Ясон, ты посылаешь других людей в лагеря, чтобы вызволить своего супруга. Очень похоже на типичную политическую сделку. Вероятно, это правда.
— Это гнусная сделка с полицией, — сказал он. — Они теряют одного человека и получают… скольких ты, по-твоему, уже для них пометила? Десятки? Сотни?
Подумав, Кати сказала:
— Наверное, человек сто пятьдесят.
— Это подло, — сказал Ясон.
— В самом деле? — Она нервно на него взглянула, прижимая Доменико к своей плоской груди. Затем постепенно стала наливаться злобой — выражалось это и у нее на лице, и в том, как она прижала к себе кота. — Да черт с ними со всеми, — прорычала Кати. — Я люблю Джека, и он меня любит. Он мне все время пишет.
Ясон, тоже с внезапной злобой, сказал:
— Подделка. Какой-нибудь наймит полов постарался.
Слезы ручьем хлынули у Кати из глаз; взгляд ее сразу затуманился.
— Ты правда так думаешь? Порой мне тоже кажется, что они подделаны. Хочешь на них взглянуть? Сможешь отличить их от подделки?
— Возможно, они и не подделаны. Дешевле и проще держать Джека в живых, чтобы он время от времени писал собственные письма. — Ясон надеялся, что ей от этого полегчает; очевидно, так оно и вышло. Слезы почти перестали течь.
— А я об этом не подумала, — сказала она, кивая, но пока еще не улыбаясь; она глядела куда-то вдаль, все еще машинально покачивая маленького черно-белого котика.
— Если твой муж жив, — сказал Ясон, на сей раз с осторожностью, — разве в порядке вещей для тебя отправляться в постель с другими мужчинами? Со мной, к примеру?
— Да, конечно. Джек никогда на это не возражал. Даже до того, как его забрали. И я уверена, что он и теперь не возражает. Честно говоря, он даже мне об этом писал. Ну-ка, посмотрим — по-моему, это было месяцев шесть тому назад. Пожалуй, я смогу найти это письмо; у меня все они есть на микрофильмах. Там, в мастерской.
— Зачем?
Кати сказала:
— Я порой проектирую их на экран для клиентов. Так, чтобы потом они понимали, почему я делаю то, что делаю.
В этот миг Ясон решительно не понимал ни какое чувство он испытывает к Кати, ни какое вообще-то должен испытывать. Постепенно, с годами, она оказалась вовлечена в ситуацию, выхода из которой для нее уже не было. И теперь даже Ясон не видел для нее никакого выхода — слишком уж долго все продолжалось. Болезнь успела пустить корни. Семенам зла было позволено взойти.
— Для тебя нет возврата, — сказал он ей, хотя и понимал, что Кати сама это знает. — Послушай, — нежно проговорил он затем. И положил ей на плечо руку, но она, как и раньше, сразу же отстранилась. — Скажи им, что ты хочешь, чтобы его немедленно выпустили, что больше не станешь стучать на людей.
— А его отпустят, если я это скажу?
— Ты хотя бы попробуй. — Вреда бы это точно не причинило. Но — Ясону сложно было представить себе мистера Макнульти, и как он присматривает за этой девушкой. Она не могла ему противостоять; мистерам макнульти всего этого мира никто противостоять не может. Если только что-то странным образом не пойдет не так.
— А знаешь, какой ты? — спросила Кати. — Ты очень хороший. Понимаешь?
Ясон пожал плечами. И с другими правдами и неправдами это могло зависеть от точки зрения. Возможно, он как раз таким и был. В данной ситуации, по крайней мере. Однако в других не настолько. Впрочем, Кати об этом не знала.
— Сядь и расслабься, — сказал он. — Ласкай своего кота, пей свою «отвертку» — просто живи. Можешь ты это сделать? Пусть твоя голова хоть ненадолго, но очистится. Попробуй. — Он принес ей стул. Кати послушно села.
— Я все время так делаю, — тупо и опустошенно сказала она.
— Но только позитивно, — сказал Ясон. — А не негативно.
— Как? Что ты имеешь в виду?
— Сделай это с реальной целью, а не с тем, чтобы избежать столкновения с неприятными истинами. Сделай это потому, что любишь своего мужа и хочешь его вернуть. Ты ведь хочешь, чтобы все было как раньше?
— Да, — согласилась Кати. — Но теперь я встретила тебя.
— И что из этого следует? — Ясон осторожно двигался по комнате; отклик девушки его озадачил.
Кати сказала:
— Ты намного притягательнее Джека. Он притягателен, но ты куда притягательнее. Может статься, после встречи с тобой я не смогу снова по-настоящему его полюбить. Или ты думаешь, что человек может в равной мере любить сразу двоих, но по-разному? В моей группе психотерапии говорят «не может», говорят, что я должна выбрать одного. Говорят, это один из основных жизненных принципов. Понимаешь, такое случалось и раньше; я встречала нескольких мужчин притягательнее Джека… но такого притягательного, как ты, — никогда. Теперь я правда не знаю, что мне делать. Такие вещи очень сложно решать, потому что про них не с кем поговорить; да никто и не понимает. Приходится решать все самой, и порой выбираешь неправильно. Например, я выберу тебя вместо Джека, а потом он вернется, и мне будет на него плевать. Что тогда? Каково ему будет? Это, конечно, важно, но важно и каково будет мне. Если ты или кто-то другой нравится мне больше него, я должна это проявлять, как выражаются в нашей психотерапевтической группе. Знаешь, ведь я восемь месяцев была в психиатрической больнице. В Клинике психогигиены Морнингсайда. Мои родители за нее заплатили. Это стоило целого состояния, потому что мы по какой-то причине не имели права на общественную или федеральную поддержку. Так или иначе, я там многое о себе узнала и обрела множество друзей. С большинством людей, которых я по-настоящему знаю, я познакомилась в Морнингсайде. Конечно, когда я их там встречала, у меня первым делом возникали иллюзии, что они — знаменитости вроде Микки Куинна или Арлен Хоу. Понимаешь — знаменитости. Вроде тебя.
Ясон сказал:
— Я знаком и с Куинном, и с Хоу. Ты ничего не потеряла.
Внимательно его разглядывая, Кати сказала:
— А ведь, может быть, ты вовсе не знаменитость. Может быть, я просто вернулась в тот галлюцинаторный период. Врачи предупреждали, что такое может случиться. Рано или поздно. Теперь уже, наверное, поздно.
— Выходит, — заметил Ясон, — я могу стать всего-на-всего одной из твоих галлюцинаций. Разберись-ка с этим получше. Я не чувствую себя достаточно реальным.
Кати рассмеялась. Но настроение ее от этого не улучшилось.
— Вот было бы забавно, если б я и впрямь создала тебя, как ты только что сказал! Но ведь, если я полностью выздоровлю, ты просто исчезнешь?
— Нет, я не исчезну. Но перестану быть знаменитостью.
— Ты уже перестал. — Подняв голову, Кати устремила на него неподвижный взгляд. — Возможно, в этом-то вся и штука. Почему это ты знаменитость, про которую никто не слышал? А вот почему. Я создала тебя, ты продукт моего галлюцинирующего мозга. А теперь я снова становлюсь нормальной.
— Солипсический взгляд на мироздание…
— Прекрати. Ты прекрасно знаешь, что подобные словечки для меня — пустой звук. Что я, по-твоему, за человек? Я не знаменита и не могущественна, как ты; я просто слабая женщина, занимающаяся подлой, ужасной работой. Работой, из-за которой люди попадают в тюрьму и которой я занимаюсь только потому, что люблю Джека больше, чем все остальное человечество. Вот что я тебе скажу. — Голос ее задрожал, но остался твердым. — Единственное, что вывело меня из безумия, было то, что я любила Джека больше, чем Микки Куинна. Понимаешь, я думала, что один парень по имени Дэвид — на самом деле Микки Куинн. Все это дело держалось под большим секретом — ну, что Микки Куинн спятил и его для поправки здоровья пришлось отправить в психиатрическую больницу. Никому не полагалось этого знать, ибо это разрушило бы его имидж. Вот он и притворился, что его зовут Дэвид. Но я все раскусила. Или, вернее, думала, что раскусила. А доктор Смит сказал, что я должна выбрать между Джеком и Дэвидом — вернее, между Джеком и Микки Куинном, который, как я считала, был Дэвидом. И я выбрала Дэвида. Так я из этого безумия и вышла. Теперь… — Кати заколебалась, а подбородок ее задрожал. — Теперь ты, возможно, понимаешь, почему я должна считать Джека важнее чего-то, кого-то — или вообще всех остальных. Понимаешь?
Ясон понял. И кивнул.
— Даже такой мужчина, как ты, — продолжила Кати, — такой притягательный — даже ты не можешь забрать меня от Джека.
— Да я не очень-то и хочу. — Ясону показалось уместно это подчеркнуть.
— Нет, хочешь. На каком-то глубинном уровне обязательно хочешь. Это сродни соперничеству.
Ясон сказал:
— Для меня ты просто одна маленькая девчушка в одном маленьком здании одного маленького городка. Для меня весь мир принадлежит мне, и все в нем живущие — тоже.
— Это пока ты не сидишь в исправительно-трудовом лагере.
Ему и тут пришлось послушно кивнуть. Кати обладала несносной привычкой заклепывать пушки риторики.
— Теперь ты кое-что понимаешь, — сказала девушка. — Так ведь? Про нас с Джеком и почему я могу лечь с тобой в постель без всякого ущерба для Джека. Я, к примеру, спала с Дэвидом, когда мы оба были в Морнингсайде, но Джек мпываонимал; он знал, что я просто должна это делать. А ты бы понял?
— Если бы все было из-за твоего психоза…
— Нет-нет. Это было не из-за психоза. Мне было суждено переспать с Микки Куинном. Это должно было произойти; я просто исполняла свою вселенскую роль. Понимаешь?
— Примерно, — тактично отозвался Ясон.
— Кажется, я пьяна. — Кати взглянула на свой бокал с «отверткой». — Ты был прав; для такой штуки еще слишком рано. — Затем она отставила полупустой бокал в сторону. — Джек понимал. Или, по крайней мере, говорил, что понимал. Интересно, стал бы он лгать? Чтобы из-за этого не потерять меня? Потому что если бы я должна была выбрать между ним и Микки Куинном… — Она помолчала. — А все-таки я выбрала Джека. И так будет всегда. Но я все равно должна была переспать с Дэвидом. В смысле — с Микки Куинном.
Мне довелось связать свою жизнь со сложным, особенным, неполноценным существом, сказал себе Ясон Тавернер. Пожалуй, еще покруче, чем Хильда Харт. Такой дряни я не встречал на разу за все свои сорок два года. Но как бы мне отделаться от этой девчонки так, чтобы мистер Макнульти ни о чем не прослышал? Боже, в отчаянии подумал он. Может статься, я от нее и не отделаюсь. Может статься, она поиграется со мной, пока ей не наскучит, а потом вызовет полов. И тогда мне кранты.
— Как думаешь, — спросил Ясон вслух, — проживи я еще сорок два года, удалось бы мне во всем этом разобраться?
— Ты про меня? — резко спросила Кати.
Ясон кивнул.
— Ты думаешь, после того, как мы переспим, я тебя сдам?
До столь крайней мысли он пока еще не дошел. Однако общее направление было верным.
— Я думаю, ты уже научилась в своей невинной и безыскусной манере девятнадцатилетки использовать людей. И это, по-моему, очень скверно. Ибо, раз начав, ты уже не можешь остановиться. Ты просто не ведаешь, что творишь.
— Я никогда тебя не сдам. Я люблю тебя.
— Ты, наверное, часов пять со мной знакома. Нет, даже меньше.
— Но я всегда могу это разобрать. — Ее тон, ее выражение — все было твердым. И глубоко торжественным.
— Ведь у тебя даже нет уверенности, кто я такой.
— А у меня никогда нет уверенности, кто такие все прочие, — парировала Кати.
Это, очевидно, следовало оценить по достоинству. Тогда Ясон еще раз попробовал сменить тему.
— Послушай. В тебе странным образом сочетаются невинная романтичность и… — Тут он осекся; на ум пришло слово «авантюризм», но Ясон быстро его отмел. — И расчетливость вкрадчивого манипулятора.
Ты, подумал он, проститутка в душе. Причем твоя душа сама выставляет себя на продажу — раньше кого-либо другого. Хотя сама ты этого никогда не узнаешь. А если и узнаешь, то скажешь, что тебя к этому принудили. Да, верно, принудили, но кто? Джек? Дэвид? Ты же сама и принудила, подумал Ясон. Потому что тебе нужны двое мужчин сразу — вот ты и их и получаешь.
Бедняга Джек, подумал Ясон. Подонок несчастный. Ковыряешь себе лопатой говно в исправительно-трудовом лагере на Аляске и ждешь, пока эта умелая потаскушка с вывихнутыми мозгами тебя спасет. Валяй, не переводи дух.
Тем вечером, без тени удовольствия, он поужинал с Кати в ресторане итальянского типа всего в одном квартале от ее комнатенки. Похоже, она была смутно знакома с хозяином и официантами; во всяком случае, они с ней поздоровались, а Кати рассеянно откликнулась, словно плохо расслышала их приветствия. Или, подумал Ясон, словно она не вполне сознавала, где находится.
Эх, маленькая ты девчушка, подумал он, где же сейчас другая половина твоей головы?
— Эта ласанья очень вкусная, — заметила Кати, даже не взглянув на меню. Мысленно она казалась где-то далеко-далеко. Причем удалялась все дальше и дальше. Ясон ясно видел черты приближающегося нервного срыва. Но он недостаточно хорошо знал Кати; поэтому не имел ни малейшего представления, какую форму этот срыв может принять. Это ему совсем не нравилось.
— Слушай, Кати, — внезапно обратился он к девушке, стараясь застать ее врасплох. — Когда ты вырубаешься, что тогда происходит?
— А, ничего особенного, — ровным голосом произнесла она. — Я просто бросаюсь на пол и верещу. Еще, бывает, кого-нибудь лягаю. Любого, кто пытается меня удержать. Или еще как-то посягает на мою свободу.
— А сейчас тебе хочется так сделать?
Кати подняла голову.
— Да. — Лицо ее, как теперь заметил Ясон, превратилось в неподвижную маску — и искаженную маску страдания. Но глаза оставались совершенно сухими. На сей раз слез не ожидалось. — Я не принимала лекарства. Вообще-то я должна принимать по двадцать миллиграммов актозина после еды.
— Почему же ты его не принимала? — Душевнобольные никогда сами этого не делали, несколько раз Ясону приходилось сталкиваться с такой аномалией.