Свенельд сцепил зубы от обиды, но сдержался, только крякнул в ответ и проронил:
– Слушаюсь, княже, исполню всё как надобно…
Он понял, что Святослав посчитался с ним за прошлый поход. Князю явно не понравилась его осмотрительность и расчётливая осторожность. И хотя тогда Свенельд доказал свою правоту и, по сути, спас Молодую дружину, возглавив её отход, нынешнее обидное назначение показало, что князь ему не простил. Свенельд скрепя сердце отправился давать распоряжения.
На заре зычно загудели рога, прозвучали команды, задвигались ряды воинов, выстраиваясь в походный порядок. Заклубилась пыль под копытами коней, и Святославова дружина стала покидать град. Заплакали жёны тех, кто уходил на войну, матери и сёстры, а вслед за ними вдовы, что потеряли мужей в прежних походах, а теперь навстречу гибели уходили последние их сыновья и братья.
Вместе с прочими уходили в поход и берестянские огнищане – Звенислав с сыном. Мать Живена выплакала все слёзы, провожая их в дорогу. В битве под Саркелом пал её средний сын Овсенислав. Теперь с отцом уезжал Вышеслав.
Переправившись через Непру, дружина двинулась на восход. Ощетинившись разъездами и дозорами, она походила на огромное живое существо, слушающее тысячами ушей и глядящее тысячами глаз. По первому приказу оно было готово изменить манеру движения и построения, затаиться, стать неприметным либо превратиться в грозную неодолимую силу, летящую по степи под звон булатов и воинских кличей.
Едва в синей сварге зажглась первая горючая звезда, движение полков остановилось, дружина раскинула стан. Стреножили коней, достали припасы, поели, запивая водой, и забылись крепким сном на попонах, положив сёдла под голову. Только дозорные стояли вокруг на могильниках, перекликаясь друг с другом.
Среди ночи Святослав проснулся и своей неслышной кошачьей поступью пошёл проверять посты – не задремал ли кто из дозорных, не проспит ли подкрадывающегося врага. Все воины знали об этой привычке Святослава и, находясь на страже, старались не проворонить лёгкой походки князя, поскольку наказание виновного было строгим и неотвратимым.
Наутро отдохнувшее и бодрое воинство вновь ходко потекло по дорогам и перелескам. Когда широкий Киевский шлях, по которому они шли, стал делиться на несколько дорог, Святослав остановил дружину. Подъехавшие к князю старый и молодой Горицветы без слов поняли его замысел.
– Верно, княже, дальше с ворогом можем разминуться, надо тут дожидаться хазар!
– По всему чую, скоро должны появиться, – сказал Святослав. – Дружине укрыться в балках и перелесках, не шуметь, костров не разводить. Дозоры – вперёд, глаза и уши сейчас важнее всего!
Остаток дня, вечер и ночь прошли в тревожном ожидании. К полудню следующего дня вернулись дозорные.
– Княже, видели пыль впереди, с восхода всадники скачут. Сторожко идут, дозоры вперёд высылают. Один из них, кажется, нас заметил, помчался докладывать.
– Помнят-таки хазары науку, перестали по Киевской земле хозяевами ходить. Стерегутся, волки, как бы в капкан не угодить! – заметил старый Горицвет.
– Точно! – пробасил пожилой Притыка. – Пора сим волкам по зубам дать, чтоб впредь неповадно было грабежом заниматься.
– Княже, вели, чтоб часть дружины хоронилась, на поле до поры не появлялась, – вновь заговорил старый Горицвет, – увидят окаянные, что нас больше, вмиг разлетятся во все стороны, лови их тогда по степи!
– Горицвет прав, – крякнул старый Притыка.
– Добре, братья темники, – согласно кивнул Святослав, – ваша правда. Дружине готовиться к бою, Сердцу строиться перед врагом, Крыльям до сигнала хорониться в балках и перелесках! – повелел князь.
Запели боевую песнь турьи рога, задвигалась русская дружина, взлетело в воздух напуганное вороньё, что двигалось вслед за войском, подбирая остатки скудной трапезы и дожидаясь сладкого человеческого мяса.
Воины, достав из поторочных сум снаряжение, облачились в кольчуги и чешуйчатые доспехи, надели шеломы, пристегнули наручи и поножи, надели через плечо луки и тулы со стрелами, взяли в левую руку щиты, проверили мечи в ножнах. Повинуясь командам, тьмы и тысячи, десятки и сотни заняли свои места в строю. Зазвенели доспехи, заржали кони, заклубилась степная пыль, когда дружина пришпорила коней и, будто выросши из самой матери-земли, неожиданно встала на пути хазарского воинства.
Дозорные были правы: хазары, наученные греческими стратигосами, шли с осторожностью. Завидев немногочисленные русские полки, они не стали, по обыкновению, рассыпаться и уходить прочь. Их передовые тьмы тут же перестроились из походного порядка в боевой и остановились, дожидаясь подхода основных сил.
– Княже, может, ударим, пока всё хазарское войско не собралось? – предложил подскочивший на горячем хазарском коне темник Блуд. Очи его нетерпеливо сверкали азартом охотника.
– Нет, – твёрдо ответствовал Святослав, – они решили принять бой. Пусть все соберутся, чтоб не рыскать потом по лесам и полям в поисках малых отрядов. Пусть все соберутся и все тут лягут!
Блуд развернул коня, чтобы тут же умчаться прочь.
– Постой! – остановил его Святослав, ещё раз взглянув на горящего нетерпением темника. – Коль резвый такой, то вот тебе поручение: как только начнётся сеча, бери своих прытких соколов, заходи в тыл хазарам и перехватывай всех, кто вознамерится уйти, и бей до единого, без жалости! Пусть знают: кто на Русскую землю идёт с мечом и насилием, тому нет возврата живому!
Блуд улыбнулся, плутовато сверкнул очами и галопом полетел к своей тьме, явно рисуясь удалью, конём, ладным снаряжением, красивый и юный, как сам Перунич.
«Может, он за этим и прискакал?» – невольно подумалось Святославу. Но он тут же забыл о темнике, весь обратившись мыслями к предстоящей схватке.
Хазары подтянули силы и протрубили в рог о готовности к бою. Им тут же ответили русские рога. Справа от Святослава Крыльями затаились Горицвет с Притыкой – старые воины, слева схоронились в балках Збислав с Мировладом. В центре вместе со Святославом выстроилась Варяжская дружина с Инаром, темник Костобок и полутемник Черево, ещё несколько тем, а замыкающими – молодые Горицвет, Блуд, другие темники и тысяцкие.
Святослав поднял руку в боевой перчатке.
– Друзья мои, братья славные! – загремел его голос над степными ковылями. – Приспел час помериться силой с ворогом, что волком, крови жаждущим, на нашу землю прирыскал, потому нет ему пощады. Слава Перуну! Вперёд!
Князь махнул десницей, и всадники ринулись на врага.
Запели тетивы русских луков, засвистели калёные стрелы, пронзая первых вражеских конников. В ответ им полетели тучи хазарских стрел. Но расстояние быстро сокращается, ещё несколько выстрелов – и луки отправляются в налучи, а в кожаные панцири и деревянные хазарские щиты ударяют русские копья. А через короткое время зазвенела сталь, когда в смертельной схватке ближнего боя скрестились булаты мечей с хазарскими палашами да саблями. Степная пыль поднялась до самого солнца, уже клонившегося к закату.
– Заходи одесную! Ошую смыкай ряды! Бей ворога! – кричал Святослав. – С нами Перун!
– Слава Перуну! – восклицали русичи, дружнее врезаясь в сечу.
Мёртвые и ещё живые люди падали с коней на изрытую копытами землю и побитую, перемешанную с пылью траву. Те, кто получил лютые раны, стенали и грызли землю от боли, а мёртвые безразлично взирали в сваргу открытыми стекленеющими очами. В это время, повинуясь сигналу, из перелесков и балок выскочили до того невидимые Святославовы Крылья.
Два войска, как сильные жестокие звери, вцепились друг в друга, не видя ни солнца, ни неба, ни степи, а только горло друг друга и уязвимые места, которые нужно поразить, чтобы лишить противника жизни.
Превосходящие русские силы скоро стали теснить кочевников. В этот миг часть тьмы Блуда, как неудержимо хлынувшая из раны кровь, потекла в степь на перехват самых чутких из хазар, кто прежде других понял, что сеча проиграна, и пытался спастись бегством. Между тем Крылья русской конницы всё больше охватывали хазар, пока наконец сомкнулись, взяв их в прочное коло. Тех, кому всё же удалось выскользнуть из него, настигали безжалостные мечи тьмы Блуда.
Немногие из хазар вырвались из коло, остальные, видя неминуемую гибель, сдались на милость победителя.
Славной стала первая сеча!
Святослав, желая допросить пленных хазар, направил коня вдоль недавнего поля сражения. Но ещё не успел доехать, как услышал тревожные звуки сигнальных рогов.
– Скачет кто-то, – доложили стражники, – на сей раз со стороны Киева!
Неужто обошли нас хазарские тьмы и намереваются ударить в спину? – мелькнула у многих первая мысль.
Дружинники вновь взлетели в сёдла. Те, кто растёкся по полю, ловя уцелевших коней и разыскивая раненых друзей, кинулись назад, подзывая свистом верных скакунов, ещё не остывших после жестокой сечи.
Не успели дружинники занять свои места и развернуться лицом к неизвестным всадникам, как вновь подскочил дозорный.
– Княже, то наши! Кияне! – обрадованно крикнул он, осаживая взмыленного коня.
Теперь и Святослав разглядел колыхавшиеся над войском знакомые хоругви с ликами Солнца-Ясуня и островерхие шеломы. Он велел трубить отбой тревоги. Через некоторое время Святослав принял дозорных от киян, которые сообщили, что прибыла Обозная тьма Свенельда со многими повозками, припасами, мечами, щитами и стрелами, пешие ратники из киевского ополчения, что успели собраться за столь короткий срок. И что едут с ней кудесники-знахари, а во главе их – сам Великий Могун!
Это сообщение вызвало удивление и радостное оживление в дружине.
– Свенельд привёз Великого Могуна с кудесниками!
– Как? Неужто сам Великий Могун идёт с нами в Хазарский поход?
Святослав тронул коня и в сопровождении нескольких темников двинулся навстречу. Едва приблизившись, он сразу узнал двух всадников, едущих впереди. Рядом со Свенельдом верхом на белом скакуне восседал Великий Могун. Именно восседал – столь величественно выглядел девяностолетний волхв, что, не ведай князь его возраста, ни за что не поверил бы. Гордая осанка и прямой взгляд светло-голубых, как у младенца, глаз из-под лохматых бровей, белая длинная борода и ниспадающие до плеч седые волосы – весь облик кудесника источал спокойствие и уверенность.
– Э-э, знать, непростой поход нам предстоит, раз Великий Могун к нам пожаловал, – тихо сказал Святославу молодой Горицвет.
Подъехав, они поздоровались со Свенельдом и Верховным Кудесником. Ответив на приветствие, Могун сказал, окидывая взором недавнее поле битвы:
– Я вижу, княже, приспели мы вовремя, есть работа для моих знахарей и целителей. А об остальном после потолкуем!
Слегка повернувшись назад, он сделал знак рукой и направил коня к полю, где стенали раненые. За ним последовало с полусотни пеших и конных кудесников и служителей, туда же прогрохотало несколько телег со снадобьями, чистыми холстинами для перевязок и прочим снарядьем, необходимым в сём деле.
Пожилые седоусые военачальники из Обозной тьмы окружили Горицвета, Притыку и прочих темников, расспрашивая их о подробностях сечи. Святослав со Свенельдом отъехали в сторону. Свенельд доложил князю обо всём, что вёз на подводах, сколько у него конных и пеших воинов, как обстоят дела в Киеве, кого оставил следить за порядком, передал пожелание княгини Ольги, чтобы Святослав берёг себя во имя детей, Киева и всей земли Русской.
– Пешая рать и конница только те, что в Киев-граде да окрест собрать успели. Времени больно мало отпущено было. Остальное пополнение из соседних и дальних пределов, старый Издеба, по подходу их в Киев, будет собирать в полки и тьмы и следом отправлять, – доложил, хмурясь, Свенельд. Потом кивнул в сторону волхвов, что уже растекались по полю битвы, и добавил: – А Великий Могун с кудесниками возжелал со мной ехать, вот и привёз их, – закончил бывший воевода. – Нашу тьму теперь все не иначе как Могунской зовут…
– Значит, так тому и быть! – заключил Святослав. – Моя дружина после сечи себя в порядок приводит. Твои же селяне – народ хозяйственный, пусть оружие соберут, коней погибших разделают, Тризну завтра справим. А послезавтра – в поход. Старайтесь от нас не отставать и дружину из глаз не терять, коли сможете. В полгона держитесь, и без моего наказа ни во что не вмешивайтесь. К Могуну приставь личную охрану, всё!
– Добро, – хрипло ответил Свен, – сделаю, как речёшь, твоя воля! – И, развернув коня, подъехал к своим военачальникам, обступивших Святославовых дружинников. – Хватит лясы точить, – буркнул он, – за дело! Сотню из твоей тысячи, – он ткнул плетью в худого щербатого тысяцкого с белым оселедцем на загорелой голове, – в помощь кудесникам, с ранеными управляться. Ты, Кряж, со своей сотней – коней свежевать и варево на всех готовить, а оставшуюся конину на ремни резать и под сёдла, сам знаешь, как это делать… Ты… – продолжал распоряжаться обиженный воевода.
Но Святослав дальше не слышал, он с темниками возвращался к дружине, чтобы выслушать скорбный доклад, сколько воинов погибло в первой сече нового похода. И хотя потери оказались невелики – около полусотни дружинников, – но гибель каждого болью отзывалась в сердце всех.
От места, где были собраны пленные, доносилась громкая хазарская речь. Это Сивый вёл с хазарами разъяснительную беседу, убеждая их переходить на сторону Святослава. Хорошо владея языком и зная их нравы и обычаи, Сивый обладал способностью видеть, когда пленник лжёт, а когда говорит правду. Сам он говорил не столь много, сколь веско. Хазары внимательно слушали, иногда задавая вопросы.
Коротко допросив троих хазарских военачальников и оставив пленных на дальнейшее попечение Сивого, Святослав с молодым Горицветом вернулись к своим походным шатрам, стоявшим рядом. Заботливые стременные уже приготовили чистую воду и рубахи, помогли своим начальникам снять кольчуги и умыться.
Со стороны Обозной тьмы потянуло запахом доброго кулеша и вареной конины. В предвечерних сумерках гулко раздавался звон молотков из походной кузницы.
– Споро Свенельдовы огнищане управляются, – похвалил Горицвет, – по запаху чую, и вечеря уже приспела…
Святослав взглянул на густеющее синевой небо и первые чистые звёзды.
– Смеркается, пора высылать стражу.
– Уже распорядился, – сразу откликнулся Горицвет, – и пешие дозоры, и конные разъезды на местах, не беспокойся!
Святослав кивнул и промолвил, продолжая прерванный ранее разговор:
– Прав ты, брат, эта сеча – только разминка. Настоящие бои впереди, не зря Великий Могун приехал. Кстати, пойду разыщу его, поговорить надобно…
В это время послышались голоса стременных, учтиво с кем-то здоровавшихся, и вслед за этим из темноты выступила седовласая фигура Верховного Жреца.
– Ну вот, – тихо засмеялся Горицвет, – и идти никуда не надобно!
Святослав пригласил кудесника в свой шатёр, и они уселись на разостланной попоне.
– Помогли мы тем, кому помочь можно было, – сказал Могун, – а погибших к Тризне приготовили. Кто тяжко ранен, на возах в Киев поутру отправим, а лёгких пока в Обозной тьме полечим, хоть они и просятся обратно в дружину.
Могун помолчал. Потом, будто отвечая на немой вопрос Святослава, заговорил о другом:
– Я в поход этот решил с вами идти, потому как он для всех нас судьбоносное значение имеет. Из-за распрей давних захватили хазары землю нашу, и вот уже три сотни лет сидят на ней. Отец твой и дед укоротили им руки, но восточные земли славянские по-прежнему стонут от ярма, да и вятичей с северцами и радимичами после смерти отца твоего Хазарщина к рукам снова прибрала. Теперь собралась Русь с достаточной силою, чтоб наконец скинуть это иго проклятое. Жаркими будут схватки, и многих славных витязей лишится Киев. Но великие дела требуют и великих жертв, будь готов к этому, княже! Земля, на которой сидят сейчас хазары, – наша! То земля великих Пращуров, земля отца Ория и сыновей его – Кия, Щеха и Хорива. Это сердце славянской державы Русколани, которая пошла от Голуни и Киева Первого. Там берега священной Pa-реки нашей и Дона-батюшки, там земля славы и силы, которая к нам перетекает от Пращуров. Я рассказывал тебе, княже, об этом, но теперь снова напоминаю, чтоб ты знал, какое великое дело совершаешь этим походом…